В Шелиете он ухитрился жениться. О его жене в Ириа никто не знал ничего, поскольку родом она (как говорили) была с некоего дальнего острова, расположенного где-то на западе архипелага. Ее даже не видел никто, потому что умерла она при родах еще в городе. Вот поэтому, когда Хозяин Старого Ириа вернулся домой, с собой он привез трехлетнюю дочь. Он препоручил дочь прислуге и напрочь забыл про нее. Но иногда во время попоек он вспоминал про ее существование. Если в те мгновения ему случалось отыскать дочь, он заставлял ее стоять возле кресла или сидеть у него на коленях и слушать о всех несправедливостях, какие судьба обрушила на него и его старый дом. Он ругался и плакал, заставлял дочь прикладываться к бокалу, умоляя чтить свое происхождение и быть верной Ириа. Вино девочке нравилось, но она ненавидела пьяные слезы, проклятия и мольбы, и слюнявые ласки, следующие за ними. Если ей везло, она убегала, уходила к собакам, скоту и лошадям и клялась им, что будет хранить верность — матери, о которой никто ничего не знал, не чтил и не был предан. Кроме нее.
Когда девочке стукнуло тринадцать лет, виноградарь и служанка, присматривающая за усадьбой (все, что осталось от домочадцев в поместье), сообщили Хозяину Ириа, что пора устраивать для дочери день поименования. Они спросили, не послать ли за колдуном куда-нибудь на Западный Окоем или позволить все сделать ведьме из их деревни. Хозяин Ириа пришел в страшную ярость.
— Деревенская ведьма? — кричал он. — Полуграмотная карга даст истинное имя дочери Ириа? Или лизоблюды, предатели, прислужники тех, кто украл Западный Окоем у моего деда? Если хоть один из этих хорьков ступит на мою землю, я спущу на них свору собак, пусть вырвут им печень, идите и передайте им слово в слово, если так хочется!
И далее в том же духе. Старуха Беллис вернулась на кухню, виноградарь Лепус — к виноградным лозам, а тринадцатилетняя Ящерка выбежала из дома и припустила вниз по холму, отцовскими ругательствами отгоняя собак, которые взбудоражились от криков хозяина и погнались за ней.
— Назад, грязная сука! — верещала Ящерка. — Иди домой, блюдолиз и предатель!
И собаки умолкли и, поджав хвосты, потрусили обратно.
Деревенская ведьма была занята важным делом, она вытаскивала пиявок из раны на крестце у овцы. Ведьму звали Розой, как и многих женщин на Пути и прочих островах Хардикского архипелага. Люди, что сохраняли в тайне дающие силу и власть имена, — как бриллиант хранит в себе солнечный свет, — на людях пользовались словами, часто обыкновенными и своеобычными.
Роза бормотала заклинания, но основную работу делали ее руки и короткий острый нож. Овца терпеливо сносила мучения, только изредка переступала и тихо вздыхала. Ее янтарного цвета глаза пялились в пустоту. Роза вытащила очередную пиявку, бросила наземь и растоптала. Ящерка подошла к овце и привалилась к теплому боку, овца прижалась к девочке и обеим стало уютно и хорошо. Роза вытащила пиявку, бросила и растоптала. Сказала:
— Подай мне вон то ведро.
Она омыла рану соленой водой. Овца тяжко вздохнула и вдруг побрела со двора в сторону дома. Видимо, посчитала, что на ее долю сегодня пришлось слишком много врачебных услуг. Роза крикнула:
— Оленек!
Из-под куста вылез заспанный грязный парнишка и побрел вслед за овцой. Предполагалось, что он несет за нее ответственность, хотя каждому было ясно, что овца старше, больше, сытнее кормится и, вероятно, умнее своего провожатого.
— Говорят, что ты дашь мне имя, — сказала Ящерка. — Отец в бешенстве. Так-то вот.
Ведьма не произнесла ничего. Она знала, что девочка права. Раз уж Хозяин Ириа сказал, что позволит или не позволит чему-то свершиться, то, непреклонный в гордыне, решения он не переменит. Ведь только слабый сначала говорит «да», а потом — «нет».
— Почему я сама не могу дать себе истинное имя? — поинтересовалась Ящерка, пока Роза отмывала в соленой воде нож и руки.
— Нельзя.
— Отчего ж? Обязательно нужно быть ведьмой? Колдуном? А как ты это делаешь?
— Ну, — Роза выплеснула воду на грязный дворик возле своего дома. Дом, подобно большинству обиталищ ведьм, стоял в стороне от деревни. — Ну…
Ведьма выпрямилась и огляделась вокруг, словно искала ответ. Или овцу. Или полотенце.
— Видишь ли, нужно кое-что знать, — сказала она, наконец, и посмотрела на Ящерку одним глазом. — Знать о силе.
Второй Розин глаз смотрел в сторону. Иногда Ящерке казалось, что ведьмин взгляд живет в левом глазу Розы, временами — что в правом, но всегда один ее глаз смотрел прямо, тогда как второй разглядывал что-то в другой стороне. За углом. Где-то там.
— Что за сила?
— Вот эта, — промолвила Роза.
И, как только овца скрылась из виду, вошла в дом. Ящерка поспешила за ней, но лишь до порога. Без приглашенья к ведьме не заходят.
— Ты говоришь, что сила у меня есть, — сказала Ящерка в дымные сумерки хижины.
— Я говорила: в тебе сила есть, великая сила, — откликнулась ведьма из тьмы. — Тебе это тоже известно. Я не знаю, что ты будешь с этим делать. Ты — тоже. Потом станет ясно. Но силой достаточной, чтобы дать себе имя, ты не владеешь.
— Почему? Что может быть более твоим, чем собственное истинное имя?
Длительное молчание.
Потом ведьма вышла на свет с клубком грязной шерсти и веретеном из мыльного камня. Ведьма устроилась на скамье возле входа, веретено закрутилось. Она намотала примерно ярд серо-бурой пряжи, прежде чем решила ответить.
— Мое имя — моя суть. Истина такова. Но какова же суть имени самого по себе? Имя — как меня называют другие. Если нет вокруг никого, только я, зачем же мне имя?
— Но… — сказала Ящерка и замолчала, удивленная доводом ведьмы. Затем спросила:
— Значит, имя должно стать подарком?
Роза кивнула.
— Дай мне имя.
— Твой отец сказал: нет.
— Но я говорю: да.
— Здесь — он Хозяин.
— Он может позволить мне жить в бедности и неведении. Он может не давать мне быть кому-нибудь нужной. Но не дать мне имени он не может!
Ведьма по-овечьи вздохнула, горестно и тяжело.
— Ночью, — произнесла Ящерка, — У нашего родника под Холмом Ириа. То, чего он не знает, ему не повредит. Ее голос звучал хрипло и дико.
— Для имени нужен день, — сказала ведьма. — Подходящий день, праздник, танцы. Имя дают на рассвете. А потом — музыка, пиршество и все прочее. А красться в ночи, чтоб никто не узнал…
— Я буду знать. Роза, а как же ты узнаёшь, какое имя назвать? Вода говорит тебе?
Ведьма качнула седой головой.
— Не могу рассказать.
