— А что ж он нам лапшу на уши вешал, что он грешник и все такое? Послушать его — так других таких грешников не было во все времена!
— Он по-своему прав. Потому что хоть он и не имел дела ни с одной женщиной, но часто к этому стремился. А для совершения смертного греха нужно не более чем стремление к нему.
Мэт помолчал минуту, потом кивнул.
— Да, припоминаю, это было у нас в детстве на уроках закона Божьего. Три компоненты смертного греха: серьезность преступления, осознание этого и все равно желание согрешить.
Сэр Ги кивнул.
— Так сказал и священник. А поступок сам по себе вроде бы не так уж необходим.
— Но он же отказался от желания! Он отступил! Не дал себе воли!
— От одного желания, может, и отступил, но на смену пришло другое. На грани совершения поступка он потерял уверенность. И если бы в тот момент он снова решился на поступок, он совершил бы второй смертный грех.
— Перестаньте! — Мэт пришел в раздражение. — Два греха за одну цену? Что это, дешевая распродажа на дьявольской ярмарке?
— Похоже на то.
— Выходит, несмотря на то, что он девственник, он считает себя развратником?
— Выходит, так, лорд Мэтью, что поделаешь.
Мэт хотел было возразить, но вспомнил, в каком универсуме находится, и проглотил свое возражение. Даже у него дома традиционная теология согласилась бы с Брюнелом. Правда, в наши дни уже пошли разговоры об относительности морали...
Он покачал головой. Он находился в мире Аристотеля, а не Эйнштейна. Тут не было ничего относительного, одни абсолюты.
Патер Брюнел был подкован в здешней теологии, которая вплотную подходила к здешней науке. Вне всякого сомнения, он был прав — для данного универсума. Вне всякого сомнения, он не превратился бы в волка.
Солнце скрылось из виду за вершинами, осветив небо на западе, когда они въехали в небольшую долину, угнездившуюся посреди гор. Алисанда сказала:
— Здесь мы разобьем лагерь на эту ночь.
Мэт огляделся и нахмурился. Место было живописное, но его стратегическая ценность представлялась сомнительной.
— Вы бывали здесь раньше?
— Я — нет. Но сэр Ги наверняка.
— Да? — Мэт вопросительно взглянул на сэра Ги. — Что вы скажете?
— То, что мы должны встретить здесь зарю, сэр Мэтью. — Черный Рыцарь спешился. — Давайте разбивать лагерь.
Мэт слез со Стегомана, все еще в сомнениях.
— Простите за надоедливость, ваше высочество, но почему именно здесь?
— Потому что, — ответила Алисанда, — одна из вот тех гор — Кольмейн.
Мэт огляделся вокруг.
— Которая?
— Этого я не могу сказать. Чтобы опознать его, понадобится больше времени, чем осталось у нас до темноты.
— А как вы собираетесь его опознавать? — Мэт поднял бровь. — Расспрашивать аборигенов?
— Тут никто не живет, место считается проклятым. Но я сумею узнать его, маг, ведь я же знаю сейчас, что мы рядом с ним.
— Но как... — Мэт осекся на середине фразы. В ее словах был смысл, хотя она и не могла бы ничего объяснить, как невозможно объяснить чувства. Когда святой Монкер сотворил Кольмейна, он, может быть, заключил в него генетический отпечаток Гардишана или его духовный эквивалент — своего рода психологический «отпечаток пальца». А будучи психическим, то есть обладающим энергией, он входит в резонанс с «отпечатком» души Алисанды как наследницы Гардишана. И, как Мэт умел почувствовать силы, собирающиеся вокруг него, так Алисанда сумеет почувствовать Кольмейна. Что означало, что дух все еще жив в камне... Мэт отмахнулся от этих мыслей и положил ветки для растопки на плоский камень.
— Эй, Стегоман, не дашь огонька?
— Еще чего!
Мэт внимательно присмотрелся к нему.
— Ты что это грубишь? А! Опять зуб.
Дракон с жалобным видом кивнул.
— Я уж думал, он сам у тебя выпал, раз ты так долго не жаловался. Давай-ка лучше его удалим, иначе он действительно не даст тебе жизни.
— Еще чего! — Но в голосе Стегомана уже была примиренность с неизбежным.
— Никаких разговоров! — Мэт стоял, упершись руками в свои металлические бока. — Завтра нам предстоит битва, и зубная боль может тебя ослабить.
— Ну, раз так... Надо — так надо! — Дракон вздохнул. — Изыми из меня часть моего тела, маг, только давай побыстрее.
— О, насчет этого не беспокойся. Это мы мигом, ты даже ничего не почувствуешь. — Мэт сорвал пучок травы и подошел к дракону. — Ложись и открывай рот.
Стегоман подогнул ноги и положил голову на землю, широко раскрыв пасть. Увидев огромные клыки, нависающие над его руками, Мэт решил, что анестезия — великое изобретение.
Определить больной зуб было легко: он чернел среди белых товарищей. Мэт выжал на него сок из травы, наблюдая, как капли обтекают больной зуб, и пропел:
Чтоб дракон стерпеть все смог,
Пусть травы дорожной сок.
Переборет крепость вин —
Станет как новокаин!
Последняя капля пролилась на зуб. Мэт убрал руки.
— О'кей, закрой рот.
Стегоман уронил верхнюю челюсть на нижнюю и, шевеля губами, наморщил лоб.
— Что ткое, я не ствую ык.
— Ык? А, язык! Средство подействовало быстрее, чем я думал. Так, подождем еще чуть-чуть. — Он встал и обратился к сэру Ги: — Вы носите при себе мешок с инструментами — менять шины... э-э... подковы?
Черный рыцарь кивнул.
— А как же? Какой же рыцарь без этого?
— У вас есть клещи для вытаскивания гвоздей?
Сэр Ги кивнул и, покопавшись в притороченных к седлу мешках, вернулся с парой огромных клещей.
Взяв их в руки, Мэт обнаружил, что операция собрала всех, кроме Алисанды, которая ушла настрелять дичи на обед.
Мэт встал на колени, бормоча:
— Теперь я понимаю, почему это так называется — операционный театр... Раскрой рот пошире, Стегоман.
Дракон повиновался, но глаза зажмурил. Мэт потрогал зуб пальцем.
— Что-нибудь чувствуешь?
— Не-е-е.
Мэт слегка надавил.
— А теперь?.. А теперь?.. О'кей, мужайся!
Он набрал в грудь воздуха, взялся клещами за зуб и всей своей тяжестью налег на рукоятки.
Когда он откинулся назад, клещи держали огромный неровный зуб, силуэт которого вырисовывался на вечернем небе.
— Bay, — сказал Стегоман, но негромко.
— Дырка от зуба кровоточит, — заметила Саесса. — Надо ее заткнуть?
— Заткнуть? Ну да, тампоном. Вот только...
— Возьми. — Она протянула ему горсть корпии. — Я нащипала из своей нижней юбки. Думала — вдруг ты забудешь.
Мэт напихал корпию в кровоточащее отверстие.
— О'кей, Стегоман, можешь закрыть теперь свой рот.
Дракон осторожно сомкнул челюсти, постепенно увеличивая нажим верхней на нижнюю. Потом открыл глаза.
