— А когда я пришла на кухню, ночные слуги уже как раз все закончили. Говорили, будто быстро управились. Там же только еда оставалась, особого мусора не было, а в Загорье, ваше величество, народ не привык едой разбрасываться. Люди унесли свои горшки с угощением домой, а многие остались, чтоб помочь прислуге вымыть посуду.
Каллиопа была просто убита.
— Если бы я знала, что тут столько народа всю ночь трудилось, я бы ни за что не легла спать!
— Это все понимали, ваше величество, потому вам ничего и не сказали. Знаете, вам надо позволять своим подданным любить вас. Это дело непростое, но нужное.
Каллиопа улыбнулась.
— Тогда можно мне еще капельку шоколада и еще одну булочку? У меня сегодня прилив сил, нужно будет их на что-нибудь употребить. Думаю, обедать я сяду не скоро.
Покончив с завтраком, Каллиопа быстро обошла замок и обнаружила, что все в полном порядке. Наконец она пошла к лестнице, ведущей в башню, но на первой же площадке ее остановил стражник.
— Ваше величество, — с волнением проговорил он, — меня послали гонцом к вам и господину Седрику.
Шум за дверью стал просто жуткий, и нам там страшновато.
— Так беги же разыщи Седрика, а я поспешу к твоим товарищам, — распорядилась Каллиопа и побежала вверх по лестнице.
Шум за дверью действительно был ужасный, и Каллиопа порадовалась тому, что трое из гвардейцев Псевдолюса остались на посту. Кто-то оглушительно громко стучал за дверью, а так выть мог бы зверь, страдающий от боли, или женщина от страсти, или зверь и женщина совместно. Однако вой был премерзкий, кто бы там ни выл.
Каллиопа велела снять и выстирать гобелен. Она понимала, что кровь отмыть не удастся, но ей хотелось, чтобы гобелен выглядел почище. Она надеялась, что когда-нибудь его повесят в каком-нибудь дальнем зале, где она редко бывает, и тогда она сумеет забыть о нем. В стене, которую прежде скрывал гобелен, виднелась небольшая округлая дверца, так плотно пригнанная к краям арки, что между ней и камнем стены невозможно было даже лезвие ножа просунуть.
Каллиопа заметила, что стражники напуганы не на шутку. Следовательно, ей нужно было действовать смело и уверенно. Она шагнула к двери так, словно всю жизнь только тем и занималась, что до рассвета ликвидировала в замках таинственные шумы, кивнула стражникам и коснулась двери ладонью.
О том, что произошло потом, до сих пор не утихают споры. Двое стражников утверждали, будто бы Каллиопа толкнула дверь рукой, дверь упала и увлекла королеву за собой. А третий божился, будто бы Каллиопа прошла сквозь дверь. Сама же Каллиопа уверяла, что она только прикоснулась к двери и мгновенно оказалась по другую сторону.
На самом деле ничего удивительного не случилось. Ведь теперь Каллиопа стала законной королевой, и доброе волшебство, таившееся в замке, стало дарить ей свою силу. Каллиопа обернулась, попробовала уйти обратно, но дверь на сей раз не поддалась, не могли открыть ее и стражники с другой стороны. Наконец, когда стук и вой стали еще громче и когда к ним добавился еще какой-то странный чмокающий звук, прибыл Седрик. Они с Каллиопой переговорили через закрытую дверь и пришли к обоюдному согласию: королеве не оставалось ничего иного, кроме как пойти и посмотреть, что же таится в Шпиле Духа, — что бы там ни таилось, встретиться с этим Каллиопе предстояло наедине.
Лестница обледенела, ступени были мокрыми и скользкими, предрассветный сумрак еле-еле пробивался сквозь узкие окна. Лестница уводила по спирали вверх, и ступени ее, чем выше, тем более угрожающе накренялись внутрь, к тому краю, где не было перил.
Башня эта всегда называлась Шпилем Духа, но за время правления Вальдо в Загорье многое успели подзабыть, и теперь никто не знал, зовется ли башня так потому, что там обитает какой-то призрак, или потому, что она насквозь пропитана духовностью, или еще почему-нибудь. Наконец, когда Каллиопа уже начала всерьез опасаться, что того и гляди сорвется со ступеньки и упадет с огромной высоты, она добралась-таки до самой вершины, отворила дверцу и оказалась на верхней площадке Шпиля Духа.
Стук мог исходить только от сердца Вальдо, лежавшего на подставке под стеклянным колпаком.
А вой и чмоканье издавала голая старуха, такая жуткая на вид, что поначалу Каллиопа приняла ее за огромную ящерицу. Она стонала, вопила и терлась лицом о стекло, и стекло при этом противно визжало. То и дело старуха принималась целовать стеклянный колпак, омерзительно чмокая. Серо-синяя кожа старухи, морщинистая и обвисшая складками, напоминала шкуру древнего бегемота. Грязные седые волосы спутанными космами нависали на лицо. Но самое страшное зрелище являли собой ее руки с черными, немыслимо длинными ногтями, все в глубоких морщинах, с кожей, в которую въелась несмываемая грязь. Даже оттуда, где стояла Каллиопа, до нее доносился удушливый запашок — но то была не вонь, а запах мерзких, дешевых духов, которыми старуха, наверное, пыталась заглушить исходившее от нее зловоние.
Несомненно, перед Каллиопой предстал персонаж, пропавший из сказки лет сто назад, — мать Вальдо.
Она обернулась, увидела девушку, и в ярости, с диким криком бросилась на нее. Королева не удосужилась вооружиться, но была молода, сильна и уже приобрела кое-какую боевую закалку, поэтому заехала старой карге со всего размаха по носу. При этом она почувствовала, как беззубые челюсти старухи пытаются укусить ее за руку, и, в отвращении вскричав, отшвырнула омерзительную тварь подальше от себя.
Однако старуха оказалась сильнее, чем казалась на вид, и снова рванулась к Каллиопе, схватила за горло, сжала шею девушки своими мерзкими когтями и потянула на пол. Как ни отбивалась Каллиопа, ей удавалось отвоевать только возможность изредка вдохнуть и выдохнуть. Она ухитрилась запустить пальцы в глазницы старой ведьмы, но пальцы ее нащупали только прах — глаза матери Вальдо давным-давно высохли. Она ничего не видела, ни о чем не думала, она только скалилась, выла и стонала.
Они упали на пол и покатились к подставке. Каллиопа отпустила старуху, а та изо всех сил вцепилась ей в горло, и девушка даже на миг потеряла сознание, но ухитрилась дотянуться до сердца, лежавшего под стеклянным колпаком. В глазах у нее потемнело, она понимала, что вот-вот окончательно лишится чувств. Но ей хотелось захватить сердце Вальдо, превратить его во что-то вроде заложника.
Но под ее пальцами стекло хрустнуло, и в следующий миг она уже сжимала в руках живое, бьющееся сердце Вальдо. Старуха тут же отпустила горло Каллиопы, и девушка жадно вдохнула ледяного, промозглого воздуха, напоенного ароматом фальшивых роз. Она напряглась и нанесла старой карге удар коленкой в живот. Казалось, больно от этого удара старухе не стало, но она взлетела в воздух, перевернулась и шмякнулась на пол, но тут же вскочила на ноги.
