— Тебе, наверное, лучше пойти к Сенедре? — предложил он. — Мы здесь сами все приберем.
— Спасибо, Хелдар, — тут же согласилась она и, повернув коня, ускакала с поляны.
— Лизелль ведь еще совсем девочка, — как бы извиняясь, сказал он Гариону. — Но вообще-то она умница. — Эти слова прозвучали уже не без гордости.
— Да, — согласился Гарион, — большая умница. — И окинул взглядом лежавшие на поляне бесформенные тела. — Давайте-ка отнесем их за церковь, — предложил он. — Здесь и без них не слишком красиво.
Из церкви снова послышались крики.
Вынужденные слушать стоны роженицы, они не заметили, как наступил полдень. Когда день начал клониться к закату, крики стали заметно слабеть. Через несколько минут к ним вышла Полгара. Лицо ее было бледно, а руки и одежда залиты кровью.
— Ну что, Пол? — спросил ее Белгарат.
— Она умерла.
— А демон?
— Родился мертвым. Они оба не вынесли родов. — Полгара поглядела на свою одежду. — Дарник, принеси мне, пожалуйста, одеяло и воду для мытья.
— Конечно, Пол.
Муж заслонил ее, держа перед ней одеяло, а Полгара, стоя за ним, сняла с себя одежду и швырнула ее через дверь в церковь. Потом завернулась в одеяло.
— Теперь сожгите все, — сказала она. — Сожгите до основания.
На следующий день, двигаясь по следу Зандрамас, пересекли границу с Дженно. Пережитое накануне не прошло бесследно: все были в подавленном настроении и двигались молча. Проехав около мили после того, как граница осталась позади, всадники свернули с дороги, чтобы перекусить. Весеннее солнце светило ярко, день выдался теплый и ласковый. Гарион отошел от лагеря на лужайку и там наблюдал за роем полосатых пчел, трудолюбиво собиравших с цветов нектар.
— Гарион, — тихо проговорила Сенедра, приблизившись к нему сзади.
— Да, Сенедра? — откликнулся он и обнял жену.
— Что там произошло на самом деле? — спросила она.
— Я видел столько же, сколько и ты.
— Я имею в виду там, внутри? Эта несчастная и ее ребенок действительно умерли или Полгара убила их?
— Сенедра!
— Я должна знать, Гарион. Она ведь собиралась убить ребенка и входила в церковь очень мрачной. А потом, когда вышла, сказала нам, что мать и ребенок умерли во время родов. Все очень хорошо сходится, так ведь?
— Сенедра, подумай и вспомни. Ты давно знаешь Полгару. Она тебе хоть раз когда-нибудь солгала? — попробовал успокоить жену Гарион.
— Ну, иногда она не говорила всей правды, а только часть. Остальное держала в секрете.
— Это не то же самое, что ложь, Сенедра. Ты рассердилась, когда Полгара сказала, что ей, возможно, придется убить это существо?
— Ребенка, — упрямо возразила она. Гарион обнял ее за плечи и посмотрел ей прямо в глаза.
— Нет, Сенедра. Это было существо — наполовину демон, наполовину человек, а все вместе — чудовище. Я успел разглядеть эту женщину, когда был внутри, — продолжал Гарион. — Помнишь, какой большой живот был у тебя перед рождением Гэрана? Ну так вот, у этой женщины он был по меньшей мере в пять раз больше твоего. А ростом она ненамного выше тебя.
— Не может быть! — все еще сомневалась Сенедра.
— Нет, может. Этот демон не мог родиться, не убив свою мать. Насколько я знаю, он просто разодрал ее когтями, когда покидал ее чрево.
— Свою собственную мать? — в ужасе прошептала она.
— Ты думаешь, он мог любить свою мать? Демоны не знают любви, Сенедра. Поэтому они и демоны. К счастью, этот демон умер. К несчастью, женщина тоже должна была умереть. Мы появились слишком поздно и уже не могли ей ничем помочь.
— Как ты жесток и холоден, Гарион.
— Ах, Сенедра, ты знаешь, что это не так, — сказал он мягко. — То, что произошло, печально. Но у нас не было выбора.
Она повернулась к нему спиной и зашагала прочь.
— Сенедра, — окликнул он, бросаясь вслед за женой. — У нас не было выбора, — повторил он. — Ты что, хочешь, чтобы Гэран вырос в мире, полном демонов?
Остановившись, Сенедра пристально посмотрела на него.
— Нет, — призналась она наконец, — просто я… — И осеклась, не закончив фразу.
— Я знаю, — ласково сказал Гарион, обнимая жену.
Она прижалась к нему, и все снова встало на свои места.
Перекусив, путники двинулись дальше. Достигли леса с разбросанными то там, то тут деревушками, спрятавшимися среди деревьев. Эти селения выглядели очень неприглядно. Обычно это был десяток бревенчатых домов, окруженных грубо сколоченным забором. Около каждой деревни в грязи, у пней, копалось множество свиней.
— Судя по всему, собак они не держат, — заметил Дарник.
— Предпочитают свиней, — продолжил Шелк. — У карандийцев просто непреодолимая тяга к грязи. И свиньи отвечают их глубоким внутренним потребностям.
— Знаешь что, Шелк? — отозвался кузнец. — Ты был бы более приятным собеседником, если бы хоть иногда не стремился осмеять все на свете.
— У меня есть этот недостаток, — согласился Шелк. — Я достаточно много повидал в этой жизни и понял, что если не буду смеяться, то, наверное, заплачу.
Во второй половине дня дорога, по которой они ехали, сделала поворот и вскоре разделилась на две уходившие в разные стороны.
— Ну, куда теперь? — спросил Белгарат.
Гарион вытащил меч из луки седла и медленно поводил им из стороны в сторону. Наконец почувствовал знакомую тяжесть.
— Направо, — твердо определил он.
— Я рад, что ты это сказал, — откликнулся Шелк. — Левое ответвление ведет в Калиду. Думаю, что туда уже дошли вести о смерти Харакана. Даже если там нет демонов, город, охваченный истерией, — не лучшее место для визита. Последователи Менха, должно быть, огорчены, что он навсегда их покинул.
— А куда ведет правое ответвление? — спросил его Белгарат.
— Вниз, к озеру, — ответил Шелк. — Карандийскому озеру. Величайшему озеру в мире. Когда стоишь на его берегу, кажется, будто глядишь на океан.
Гарион нахмурился.
— Дедушка, — с беспокойством произнес он, — как думаешь, Зандрамас знает, что Шар указывает нам, куда она идет?
— Возможно, — последовал ответ.
— А она знает, что Шар не может определить след на воде?
— Не могу этого сказать наверняка.
— Но если Зандрамас это знает, тогда она могла отправиться к озеру и скрыть от нас свой след, — размышлял Гарион. — Она могла отплыть от берега, а потом вернуться и выйти в любом месте, изменив направление. И тогда мы ее никогда не найдем.
Белгарат задумчиво почесал бороду, щурясь на яркий солнечный свет.
— Пол, — обратился он к дочери, — поблизости нет гролимов?
— В непосредственной близости нет, отец, — на минуту сосредоточившись, ответила она.
