Гости вежливо поклонились, и Кранах вернулся к работе.
Ждать пришлось довольно долго. От нечего делать Вольфгер принялся разглядывать картины, переходя от полотна к полотну. Среди них преобладали портреты, мужские и женские, было несколько картин на библейские сюжеты и пара жанровых сцен. Художник, несомненно, был мастером. Особенно ему удавались лица: вот влюблённый в молоденькую девушку старик, его лицо изуродовано похотью; вот надменный юноша в пластинчатых латах с топориком на плече — Вольфгер прочитал подпись на холсте, юноша оказался курпринцем[67]Иоахимом II. Адам и Ева в раю, ещё сцена райских кущ, и ещё…
Один портрет привлёк особое внимание барона. На простом желтовато-зелёном фоне без единой прорисованной детали, отвлекающей внимание зрителя, был изображён человек со скуластым крестьянским лицом, тяжеловатым подбородком, чётко очерченными губами и внимательным взглядом. Человек был одет в чёрную хламиду, по покрою напоминающую монашескую рясу. Вольфгер внезапно понял, чей это портрет. Он повернулся к Кранаху, чтобы задать вопрос, но художник, оказывается, видел, что его гость рассматривает картины, и опередил его:
— Перед вами портрет доктора Мартинуса Лютера, коего я имею честью полагать в числе своих друзей. Эту работу я закончил совсем недавно. Она вам нравится?
«Так вот ты, значит, какой, непобеждённый еретик Лютер», — подумал Вольфгер и ответил:
— О да, мне кажется, что я смотрю на живого человека!
— Мне он и самому нравится, — согласился Кранах, — а ведь я писал портрет по памяти…
— И вот этот старик превосходен, — продолжал Вольфгер, переходя от картины к картине, — и этот господин в чёрном с длинным носом. Кто он, кстати?
— Это Иоганн Гайлер фон Кайзенберг. Портрет написан по заказу, довольно давно, оригинал, понятно, находится у заказчика, а это повторение. Я обычно оставляю себе копии тех вещей, которые считаю удачными, — пояснил Кранах.
— Я не большой знаток живописи, но у меня поистине разбегаются глаза! — воскликнул Вольфгер, — здесь столько замечательных работ…
Кранах промолчал, только хмыкнул в бороду, но Вольфгер понял, что он оценил искреннюю похвалу неискушённого гостя.
Наконец художник положил кисть, отпустил натурщицу и сделал шаг назад, чтобы рассмотреть картину, над которой работал. Удовлетворённо кивнув, он осторожно, чтобы не смазать свежую краску, накрыл мольберт куском ткани, позвал слугу, чтобы тот помыл кисти, и только потом подошёл к гостям. Они встали навстречу хозяину, и Вольфгер напыщенно заговорил:
— Я барон Вольфгер фон Экк, а это капеллан моей замковой часовни, отец Иона. Мы прибыли из Дрездена по поручению его императорского высочества курфюрста и архиепископа Альбрехта Бранденбургского для встречи с доктором Мартином Лютером. К сожалению, я не могу открыть вам цель нашей миссии, поелику я связан словом. Наше посольство столь тайное, что его высокопреосвященство не дал нам верительных грамот. Для доктора Лютера таковой должно послужить вот это кольцо, которое его императорское высочество курфюрст Альбрехт изволил снять со своей руки и передать мне. Доктор Лютер знает его.
— Вот как… Тайное посольство… — хмыкнул Кранах, поглаживая бороду. — Должен признаться, что звучит это довольно необычно, если учесть, что курфюрст Альбрехт — католический государь, а мы здесь не признаём власть римской курии, у нас, изволите ли видеть, своя, евангелическая церковь.
— Поверьте, господин бургомистр, цель нашего посольства одинаково важна для всех христиан, независимо от теологических разногласий между ними, — вступил в разговор отец Иона. — Мы понимаем, что между римской курией и лютеранами накопились э-э-э… известные разногласия, но ни в коей мере не собираемся чинить вред ни учению доктора Лютера, ни ему самому. Мы хотели бы задать доктору несколько богословских вопросов и почтительно выслушать ответы, которые никто, кроме него, дать не в силах. Ради этого мы и совершили путешествие через всю Германию. Однако дом доктора Лютера оказался пустым, мы обнаружили там только почтенную фрау, которая известила нас, что хозяин там больше не живёт. И теперь мы в недоумении и затруднении: где же нам искать доктора Лютера? Нам больше не к кому обратиться за помощью, тем более что мы осведомлены о вашей дружбе с доктором.
Кранах долго молчал, испытующе глядя на гостей. Молчание затягивалось, становясь невежливым Хозяин, видимо, это почувствовал. После долгих колебаний он нехотя сказал:
— Да, почтенные господа, вы правы, Мартина нет в Виттенберге. С месяц назад он уехал, но вот куда и зачем — не знаю. Думаю, вам стоит навестить Филиппа Меланхтона, возможно, он знает больше моего.
— Что ж, благодарю вас, господин бургомистр, — холодно поклонился Вольфгер, — мы последуем вашему совету. Не соблаговолите ли сообщить, где живёт господин Меланхтон?
— Вас проводит мой слуга, — сказал Кранах, — это недалеко.
* * *
— Тебе не кажется, что этот высокомерный господин нам не поверил и отделался от нас, свалив ответственность на Меланхтона? — спросил отец Иона у Вольфгера, когда они шли по улице вслед за слугой Кранаха. — По-моему, он знает, где скрывается Лютер, но не хочет говорить.
— Мне тоже так показалось, — негромко, чтобы не услышал слуга, ответил барон, — но что мы можем сделать? Он здесь хозяин, а мы — гости. Причём не больно-то желанные. Будем надеяться, что у Меланхтона нас ждёт более тёплый приём. Хотя, кто их знает, этих евангелистов… Кажется, мы уже пришли, вот его дом.
— А господин Меланхтон явно не бедствует, — заметил отец Иона, рассматривая фасад жёлтого трёхэтажного каменного дома. На каждом этаже на улицу выходило по три окна, забранные зеленоватыми стёклами в частом переплёте. На фронтоне красовались три яруса полуколонн, которые были соединены арками, напоминавшими купола византийских храмов.
Отпустив слугу Кранаха, Вольфгер постучал.
Дверь открыл рослый слуга, который, остановившись на пороге, подозрительно разглядывал непрошеных гостей и не спешил впускать их в дом.
— Что угодно господам? — спросил он.
— Барон фон Экк и отец Иона к господину Меланхтону, — ответил Вольфгер, которому уже начала надоедать подозрительность и недоверчивость здешних слуг. — Хозяин дома? Доложи поскорее!
Слуга неловко поклонился и, поколебавшись, пропустил гостей в темноватую и довольно тесную прихожую. В стену были вбиты кованые железные крючья для одежды, наверх вела крутая деревянная лестница. Слуга ушёл, даже не подумав помочь гостям снять верхнюю одежду.
