— Если оно напоминает твои предсказания конца света, — фыркнула Гвендолен, — то можно не трудиться перекладывать в прозу — смысла не прибавит. Про дышаших ядом драконов, падающих с неба и огромную волну, накрывающую берег, мы выучили почти наизусть.
— В моих предсказаниях, — с легкой обидой отозвался Алларий, — очень много верных идей. И вещей, о которых стоит задуматься. Я просто использовал образы, которые людям понятны дучше всего.
— Не топырьтесь на нее, — неожиданно громко брякнул Дагадд. — А ты, пташка, захлопнулась бы на время.
— Мы просим вас, хранитель Алларий, — Логан наклонил голову и прижал руки к груди, хотя церемонный поклон странно смотрелся в исполнении человека, перемазанного кровью и с волосами, растрепанными не меньше, чем у Гвендолен, — не обращать внимание на нашу спутницу и поведать нам то, что вы собирались.
— Я буду краток. — видимо, Аллария было нелегко сбить с пути вдохновения. — Мы передаем друг другу две песни об Ордене, они очень похожи одна на другую. В одной, например. говорится так:
Из хляби водной
Скалы воздвиглись.
Мудрые там
Соберутся вместе.
Свои законы
Они установят,
Силы великие
Им доступны.,
На острове возникнет союз ученых людей, ведающих о мире больше других и стремящихся постичь новое.
— На острове? Но ведь Эбра не остров.
— А кто говорил про Эбру? — искренне удивился Алларий, чем полностью уничтожил у собеседников всяческое понимание и охоту возражать.
— Хоть не стремятся
К власти над миром,
Слушать их все
Правители станут, — продолжал Алларий нараспев, решив наконец, что завоевал безраздельное внимание слушателей.
Знаки их братства
Носить на плащах
Любому почетно,
Но сможет не каждый.
— Если бы кто-нибудь сказал мне раньше, что я, сидя на полу в Эбре, буду слушать стихи сумасшедшего комедианта, в которых говорится о каких-то тайных силах, я бы искренне пожалела этого бедолагу. Хотя не в моих обычаях испытывать к людям жалость, — прошептала Гвендолен одними губами, но Эбер наклонил голову, и уголок его рта слегка дрогнул. — Непонятно только, почему за все это время ни один из наших бывших союзников не выглянул из залы? И где, кстати, наши враги, к которым давно должно было прибыть подкрепление?
— Я бы тоже хотел это знать, — пробормотал Баллантайн. — У меня вообще такое ощущение, что мы во всем мире остались одни.
"К сожалению, не одни, а с тремя лишними свидетелями. А то я бы уже давно знала, что делать дальше, — некстати подумала Гвендолен, но вслух высказываться не стала — настолько ее мысли не вязались с высокими рассуждениями о мировых тайнах. Она ограничилась только тем, что теснее прижалась к ноге Баллантайна, пользуясь тем, что Логан с Дагаддом ни разу не взглянули в их сторону. Это увлекательное занятие заставило ее пропустить изрядный кусок текста, и когда она вслушалась, песнь уже подходила к завершению.
— Возникнет он
От любви великой,
В любви причина
Его паденья,
И вновь принесет
Любовь ему силу.
Понятно теперь вам.
В чем смысл мира?
Это самая непонятная часть предсказания, — добавил Алларий, немного помолчав. — Раньше я думал, что ее сочинял какой-то молодой хранитель, еще не излечившийся от всех человеческих глупостей. Но каждый прикоснувшийся к Чаше приобретает ум и опыт зрелого мужа. А если это правда, то очень обидная. Как может судьба мира зависеть от одного из самых нелепых человеческих занятий?
Логан с Дагаддом согласно закивали, выражая полную солидарность. Гвендолен могла бы многое возразить, но придержала язык. Тем более что говорить без традиционных насмешек ей было бы непросто. И если вдуматься — сильная любовь у ее народа называется проклятием. А та временная, которую она наблюдала у людей, действительно не слишком разумна — и возникает, и пропадает без особой причины.
— А что дальше? — спросил наконец Логан у замкнувшегося в себе Аллария.
— Что дальше — зависит от вас, — ответил тот, рывком поднимаясь. — Я поведал вам все, что мог — может быть, мои рассказы пригодятся. Прощайте.
— То есть как "прощайте"? Ты что, нас бросаешь?
Все настолько растерялись, что снова предоставили высказываться Гвендолен, да и та в свою очередь вскочила с пола, словно желая удержать этого странного человека. Нельзя сказать, чтобы общество Аллария приводило ее в восторг, но без него им придется гораздо хуже — это она понимала совершенно отчетливо.
— Я хранитель. А вы основатели. Мы выходим на сцену в разных действиях.
— Мы ведь… мы не знаем… что нам делать дальше… — пробормотал Логан, на лице которого сменяли друг друга два стремления — решительно схватить Аллария за камзол и удержать насильно, или зажмурить глаза и ничего не видеть вокруг.
— Я тоже не знаю, что вам делать дальше, — резонно заметил Алларий. — Но мне будет интересно за вами наблюдать какое-то время.
Он буднично отряхнул полы плаща и пошел к двери, но на пороге все-таки обернулся:
— Не думаю, что мой совет заключает в себе огромную ценность, но на вашем месте, сьер Баллантайн, я бы занялся переговорами с теми, кто собрался в зале. Они, конечно, большей частью слабы духом, мелкие интриганы и любители покрасоваться, но они еще могут вам понадобиться. А тебе, дева из рода Антарей. будет любопытно присоединиться к тем, кто ждет тебя за воротами — узнаешь много интересного.
— А нам что, отпихнуться?
— А вас ждет Чаша, — Алларий взглянул на Логана с Дагаддом с некоторым изумлением, словно жалея за недогадливость. — Она в доме. Мимо нее вы не пройдете. И не ждите, что все будет просто, — добавил он уже в спину рванувшимся с места книжникам. — Но я вам помочь уже не могу — я теперь не хранитель.
— Напрасно ты не хочешь надевать свои обручья, скальд конунга, — терпеливо произнес Лейвхар, в очередной раз протягивая Гвендолен витые цепи.
— Терпеть не могу золота, — отрезала она. — Оно меня тянет к земле. Будьте счастливы, что я и так всюду таскаюсь с этой вашей железной палкой.
— Скальд конунга не может появиться перед правителем страны без приличествующих украшений, — Лейвхар пожал плечами внешне спокойно, словно соглашаясь с тем, что все слагатели стихов полубезумны, а избранная его конунгом должна быть исключительной во всем, даже в своих странностях. — Теперь нам придется добыть для тебя раба, чтобы он носил твои обручья за тобой. Иначе все подумают, что наш конунг скуп и не может вознаградить тебя за хвалебные песни.
— Или что твои песни недостойны вознаграждения, — с легкой обидой встрял в разговор Улли.
