Алларий медленно спустился вниз, обогнув по-прежнему стоящего на лестнице Баллантайна, и сел на последние ступеньки, бросив на них плащ. Сейчас было отчетливо заметно, какой он худой — ключицы выпирают из расстегнутого ворота — и как осунулось его лицо. На щеках проявились глубокие складки, как у актера, снявшего грим.
— Вы, кажется, что-то хотите спросить? — произнес он устало. — Сейчас самое время.
— Интересно, откуда в доме после трехдневной осады могли взяться вино и фрукты? — поинтересовался Логан, ни к кому особенно не адресуясь, но Алларий только махнул рукой в его сторону:
— Если это один из ваших вопросов, то в жизни не встречал более бесполезного. Давайте дальше.
— Хорошо, я задам вам вопрос, — Баллантайн спустился вниз, присоединившись к своим спутникам. Одну руку он словно случайно положил на плечо Гвендолен, и она быстро накрыла ее двумя ладонями. Ей снова стало жарко и хорошо, даже плечо перестало болеть. — Алларий… ведь вы выдумали эту историю о конце света, ваши глашатаи разнесли ее по всему Внутреннему океану, чтобы вызвать нас в Эбру, вы подстроили так, что нас попытались схватить в порту, вы рассчитали, что мы прибегнем к услугам Гарана и что попадем к вам, скрываясь от него. Вы так хотели нас увидеть? Для чего? И откуда вы знали, что мы будем вместе? Почему именно мы7
— Ваш второй вопрос также не имеет большого смысла, — Алларий даже не поднял глаз, продолжая устало смотреть себе под ноги. — Но я отвечу. Я хотел, чтобы вы приехали сюда и задали бы мне более разумные вопросы. Так что сосредоточьтесь. Времени у вас немного.
Гвендолен вся извертелась рядом с Баллантайном, даже потянула его пару раз за плащ, чтобы обратил на нее внимание, и шептала: "Спроси его вот о чем…" Но Эбер был как всегда параллельно занят своими мыслями, а заметивший ее движения Логан поступил по-своему.
— Гвендолен из рода Антарей хочет задать свой вопрос, мастер Алларий, — заявил он торжественно, будто глашатай.
Гвендолен фыркнула, чтобы скрыть легкое смущение. Поскольку все посмотрели на нее, она с сожалением отодвинулась от бока Баллантайна, к которому прижималась всем телом, пригладила волосы руками — скажем сразу, без видимых последствий, стиснула ладонью рукоять черного меча и только тогда произнесла свой вопрос. Скрывая неуверенность за насмешкой, она приподнимала уголки губ в язвительной улыбке, и оттого интонация у вопроса получилась не совсем такая, какую Гвендолен имела в виду:
— Тяжело быть Хранителем?
— Думаю, что скоро вы об этом узнаете сами, — медленно ответил Алларий, не спуская глаз с Гвендолен.
— Сами?
— Что ты этим хочешь сказать?
— Кто ты такой, в конце концов?
— Я в очередной раз утвердился в мысли, что женщины — гораздо более мудрые создания. Даже такие, что наделены способностью летать. Или, может, наоборот — особенно такие?
Алларий поднялся со ступенек, легко перешагнул их, оказавшись на нижней площадке рядом с нашими героями, и изящно взмахнул руками, кланяясь, как принято в Валлене.
— Хорошо, я представлюсь еще раз. Алларий Таширский, Хранитель Чаши.
Необычнее всех при этих словах себя повели Логан с Дагаддом. Вместо того, чтобы издавать возгласы изумления и восторга, они тихо повесили голову, будто провинившиеся подмастерья.
— Мы очень глупо себя вели, — пробормотал Логан. — И потом, Чаша была так близко, а мы ничего не чувствовали. Теперь ты нас прогонишь прочь от своих ворот, и правильно сделаешь.
— И не мечтай, — сурово ответил тот, что называл себя Алларием. — Ваше время уже началось. Даже не надейтесь улизнуть — поздно. Вы не совсем точно выразились, сьер Баллантайн, при всем моем глубочайшем к вам уважении. Я не придумывал историю о конце мира. Прежний мир, в котором властвовали конунги, султаны и Провидение, доживает свои последние дни. Еще пару лет — и на смену ему придет новый. Мир, в котором правит Орден.
— Мы нигде не хотим править! — возмутился Логан.
— А кто вас спросит? — резонно заметил Алларий, пожимая плечами.
Он прислонился к перилам, достал из кармана большое зеленое яблоко вместе с тонким серебристым ножиком и начал его чистить. Кожура завивалась спиралью, проходя у него между пальцев, и не желала заканчиваться.
— Вы захотели сначала познать, а потом изменить этот мир. Вы сами — я вас не заставлял. Вы дотянулись мыслями до Чаши через море. Вы придумали Орден — не я. Не скрою, я вас слегка испытывал — лишь потому, что мне не очень хотелось отдавать Чашу совсем недостойным. Но если бы вы нажали посильнее — то взяли бы ее и без моего позволения. Разве не так?
— Конечно, нет! — горячо ответил Логан, оглянувшись на остальных в поисках поддержки.
— Разве взятое силой приносит пользу? — пожал плечами Эбер, но взгляд его сделался тревожным.
— Что ж, какие-то иллюзии у вас еще сохранились, — Алларий вертел в пальцах свое нескончаемое яблоко. — Первое время они помогут вам продержаться.
— Интересно, а ты когда-нибудь пробовал выражаться яснее? Хотя бы для разнообразия? — не выдержала Гвендолен. Ей был почти безразличен этот разговор — какое дело крылатой до устройства человеческого мира? Но Баллантайну было беспокойно — и значит, она была готова вволю точить свой язык об того, кто стал причиной беспокойства. По крайней мере, оставлять все, как есть, Гвен не собиралась.
— А вы когда-нибудь пробовали быть более понятливыми? — парировал Алларий. Похоже, Чаша выбирала себе Хранителя по принципу, сумеет ли он за себя постоять даже перед Гвендолен Антарей.
— Ха! Стоит ли — раз этот мир приходит в негодность, а в новом мы будем, как ты уверяешь, полновластными правителями. Чем меньше у правителя понятий — тем ему легче правится.
— Хранитель Алларий, — голос Логана стал умоляющим, — не держите зла на Гвендолен Антарей. Люди слишком часто хотели доставить ей неприятности, а вас она по внешнему сходству также причисляет к людям.
— А вы не причисляете?
— Разумеется, нет.
— Тогда отчего же вы приписываете мне человеческие качества, полагая, что я могу на кого-то держать зло?
— Если ты такой умный и замечательный во всех отношениях, — Гвендолен никак не желала сдаваться, — то отчего решил отдать нам свою Чашу? Мы ведь гораздо менее достойны подобной участи.
— Милая девочка, откуда ты знаешь, что это хорошая участь? — Алларий усмехнулся, откровенно любуясь гневно вскинутым подбородком Гвендолен, которая не могла отреагировать на "милую девочку" иначе, чем возмущенным фырканьем. — Потом, не забывай, что никто лучше меня на Внутреннем океане не понимает в искусстве театра. Это будет мой самый грандиозный спектакль. Создать новый мир, и не игрушечный на подмостках, а реальный, принеся в него силу Чаши — любой автор пьесы может понапрасну исходить завистью.
