Хромой протянул мешок. Обух не пошевелился, только рявкнул:
— Эй!
В двери показался молодец, который привел менялу.
— Горшка позови, — велел Обух. — Стол неси, стул. Гость у меня.
Пожилой разбойник по кличке Горшок, а также мебель — все возникло мгновенно. Хромой отдал Горшку деньги и сел за стол. Обух тут же налил вина.
— Выпьем, что ли? За успех доброго дела. Помогли славному мальчугану вернуть папкино наследство.
Разбойник хлебнул вина. Хромой провел ладонью над напитком, осмотрел камень на перстне, просто по привычке. И после — выпил.
— Сто пятьдесят келатов, — доложил Горшок.
— Хромой, ты сказал: за троих?
— Да. По сотне с головы. Или с задницы — это как хочешь, так и считай. Половина графу, половина — тебе.
— Что же ты, своей доли не берешь?
— Сам удивляюсь, — Хромой широко улыбнулся, на левой стороне лица проступили старые шрамы.
— Ну тогда, — Обух потянулся за кувшином, — Горшок, прибери серебро, а мы еще выпьем, что ли… Расскажи, что ли, на кой хрен нынче Совет собрался?
Горшок удалился, шаркая старыми сапогами.
— Ты уже знаешь про Совет?
— Знаю, что ни свет, ни заря твоему графу приспичило. Пей, Хромой, пей. И говори. Раз такое дело, что мальчуган платит честно и сполна, так может и еще какой совместный интерес у нас с ним образуется?
Хромой вздохнул и торопливо поднял стакан, чтобы не отвечать. Ну какой интерес… Приелось все, чем он заполнял жизнь прежде. Жаба, Обух, прочие… как-то мелко! Он, Хромой, должен найти дракона, соответствующего его мечу. Но как сказать это атаману? Ведь не поймет.
* * *
Хромой просидел у Обуха около часа. Говорили, как принято в этом доме — о том, о сем, ни о чем, вокруг да около, многословно намекая на ничего не значащую ерунду. Вошел Горшок, прошаркал к Обуху, пошептал на ухо и удалился.
Атаман крепко почесал в затылке…
— Ладно, — сказал, — спрошу так, напрямую. Хромой, почему ты себе долю не взял?
— Долю?
— Ну да. Долю из выкупа за щенков из замка? Ты же в деле был, тебе полагается.
Меняла задумался: а в самом деле, почему?
— Не знаю. Как-то в голову не пришло. Да мы ведь мою долю и не обсуждали?
— А! — Обух заворочался в кресле. — Так ты хочешь, чтоб я тебе сам долю назначил! А я-то… Горшка к магу гонял, чтоб проверить, нет ли заклинания какого на серебре твоем!
— Какого заклинания?
— А мне почем знать, что ваш брат учудить может? Я-то думаю, сообразить не могу, чего ты такой щедрый… а ты, значит, ждешь моего слова.
— Обух, да я в самом деле не думал. — Хромой выдавил кислую улыбку. — Нет, если денег дашь, я возьму, конечно.
Атаман снова задумался. Наконец признался:
— Нет, не понимаю.
— Да я сам не понимаю. И в лавке мне не сидится, и в Большом доме тоже как-то…
Обух разделил остатки вина. Видимо, выпивка была для него ответом на любые сомнения.
— Ладно. Если будет что нужно, дай знать. Помогу. После того, как мы с тобой дела затеяли, мне крепко поперло. Рыбак скис, у меня доходы растут. Рука у тебя легкая, — выпил. — А ты знаешь, что за тобой человечек из стражи ходит?
— За мной? — меняла пожал плечами. — Он и рядом со мной, случается, ходит. Я же теперь важная шишка, ты помнишь?
Покинув Хибары, меняла побрел к лавке. Ноги сами собой понесли — по привычке. По пути, слушая разговоры людей, которые возвращались с рынка, то и дело ловил обрывки слухов о том, какой замечательный граф, да что новым солдатам Империи выдали плату, даже не дождавшись срока. Эрствин быстро справился! Хромой передумал, повернулся и зашагал к Большому дому. На площади было людно, народ суетился с озабоченным видом. Граф снова расшевелил этот муравейник!
Охрана снова пропустила Хромого без вопросов. На сей раз никто его не ждал и не приглашал, но солдат в серо-фиолетовом сказал, что его светлость у себя. Разумеется, после вчерашнего Хромому и на второй этаж пройти не возбранялось. Он ступил в коридор и задумался. Где искать графа? Меняла хорошо знал здесь единственное помещение — комнату с попугаем. Заглянул туда — пусто. Возвратился в коридор — и наткнулся на слугу, который торопливо семенил с подносом. Его светлость обедает, но если почтенный мастер присоединится к трапезе, граф наверняка будет доволен. Слуга улыбался и всячески выказывал почтительную приязнь. Наверное, был рад возможности продемонстрировать собственную осведомленность и услужить новому фавориту. Хромой пожал плечами — значит здесь все, до последнего лакея, знают хозяина лавки у Восточных ворот? И раньше знали, да нос держали кверху, не спешили угождать… Хм, та же история, что и с солдатами.
Хромой, вслед за слугой, прошел в зал, где за столом расположились граф, ок-Ренг и Лериана.
Едва завидев Хромого, Эрствин вскочил, бросился встречать — вот он был без притворства сердечен и искренен. Только он, граф, но не слуги.
— А, Хромой! Идем! Садись за стол! — и слуге, не глядя. — Стул мастеру Хромому!
Эрствин, подпрыгивая от нетерпения, потащил гостя за стол, тот успел заметить, как ок-Ренг осторожно придвинулся к Лериане, девушка — так же осторожно, чтобы не шуметь — переместилась, сохраняя дистанцию. Юный Леверкой этого, разумеется, не видел. Меняле показалось, что его загоняют в некую невидимую ловушку. Как будто эта мимолетная сцена касается его.
— Хромой, ты знаешь, все прошло отлично! Они радовались, утвердили все мои указы, постановили созвать городское ополчение для похода против ок-Вейспа!
— Ок-Вейсп? Это еще кто такой?
— Ну, тот рыцарь, который ограбил обоз! Верней, во владениях которого… но это он, конечно, сам! Цехи выставят вооруженных людей, они даже согласны охранять Леверкой, пока я не наберу нужное количество людей! Хромой, я полагаю, если на них чуть нажать, они и в поход на восток отрядят ополчение! Мы двинемся навстречу императору, у меня будет целое войско! Ну, чего ты молчишь, что? Что? В чем дело? О чем ты думаешь?
Хромой тяжело вздохнул. Мальчик совсем позабыл вчерашние волнения и вчерашнее раскаяние. Он снова был победителем. Он был уверен: все, что он делает — правильно! У него все получается, все оборачивается успехом! Не натворил бы малыш глупостей…
— Я думаю, что, убивая дракона, можно освободить место новому. Надеюсь, со мной этого не случилось.
ГЛАВА 46 Ливда, западный Сантлак
Наблюдая за приготовлениями, Хромой решил, что Обух прав — у него в самом деле легкая рука. Или не у него, а у Эрствина? Как ни странно, все складывалось самым благоприятным образом для юного графа. Совет дал согласие на созыв ополчения, даже обошлось без обычных в любом большом деле проволочек. Уже на следующий день после знаменательного заседания Совета войско выступило в поход. Эрствин объяснял так, что синдики боятся: он, граф, может передумать. Поход-то, в сущности, ради них, ради городской общины. Прежде на рыцарей-разбойников не было управы, так что мог выйти очень интересный прецедент.
