— Тебе следовало бить наверняка, чтобы прикончить меня одним ударом, крошка, — сказала она.
— Я немедленно исправлю эту ошибку, — пообещала Данифай и взмахнула оружием.
Халисстра пробудилась на другой стороне Ущелья Похитителя Душ. Ее привели в чувство звуки боя — звон стали, стоны умирающих.
Этот шум заглушили слова из ее видения, которые все еще звучали у нее в мозгу: «Прими себя такой, какая ты есть».
Так она и сделает. И при помощи силы, дарованной ей Ллос, она убьет Данифай Ионтирр.
Рука ее сжала рукоять Лунного Клинка, лежащего на камнях рядом с нею.
Она села и увидела, что находится на скальном выступе, высоко на горном склоне. За ее спиной зияло Ущелье Похитителя Душ. Из него вылетали души и проносились над нею.
Каменный карниз почернел от огня, местами даже оплавился. Земля была усеяна обгоревшими пауками с опаленной шерстью и поджатыми обуглившимися лапами.
— Знак, Паучья Королева? — спросила она Ллос.
Ничего.
Потом ветерок поднял мертвых пауков в воздух, закружив их в маленьком водовороте. Застыв, Халисстра наблюдала, как их крохотные тела беспорядочно мечутся в небе по прихоти ветра. Она сочувствовала им.
Глядя на мертвых пауков, она ощутила вдруг глубокий душевный трепет. Она усмехнулась свирепо и ненавидяще. Она наконец поняла.
Ллос велела ей принять себя такой, какая она есть.
Она нетерпеливо вскочила и оглядела склон.
Вот она. Узкая глубокая трещина, похожая на щель.
— Теперь я поняла, — прошептала она.
Халисстра вогнала в щель клинок до середины, ухватилась за рукоять обеими руками и дернула вбок. Меч не поддавался. Она повторила попытку еще раз. И еще. Она рычала и дергала.
Лунный Клинок треснул. Вспыхнуло малиновое пламя. Когда сталь клинка сломалась, что-то в Халисстре сломалось тоже. По ее лицу струились слезы, и она не понимала почему. Крохотное семя сомнения, ненависти, жажды силы, таившееся в ее душе, проросло и расцвело пышным цветом. Как и перед падением Чед Насада, у нее возникло ощущение, что все прошлое было сном.
Нет, поняла она. Не сном. Испытанием.
И она наконец выдержала его.
Она была Халисстрой Меларн, Первой Дочерью Дома Меларн, слугой Паучьей Королевы, и она знала, что должна сделать.
Она должна убить Данифай.
Ей необходимо было убить Данифай, так же как когда-то ей казалось необходимым увидеть свою бывшую рабыню свободной.
Халисстра смотрела, как обломок меча в ее руке почернел и съежился, свернулся и умер, будто мертвые пауки, которыми был усыпан карниз.
Она обрела новый священный символ. И получила знак.
Молитвы, которые она затвердила именем Эйлистри, магия, накопленная в мозгу, чтобы обратить ее против Ллос, разом покинули ее. Она вздохнула, обмякла и удержалась на ногах, лишь привалившись к скале.
Халисстра была полностью опустошена.
Из трещины в камне появился маленький черный паук и побежал по ее руке, руке, держащей сломанный меч. Она смотрела, как он вонзил зубы в ее тело.
Она ощутила не боль, но холод, заполнивший все ее существо. Яд растекся по ее венам, и он нес с собой…
Халисстра выгнулась дугой и вскрикнула, когда Ллос вернула ей заклинания, стертые из ее разума Эйлистри. Снова потекли слезы, но теперь она, по крайней мере, знала почему.
Переполняемая силой, Халисстра утерла лицо и подбежала к краю уступа.
Внизу под нею бушевала битва между демонами, юголотами и дроу. Вдали вырисовывался город Ллос, Вечная Паутина мерцала над бездонной пропастью, и проклятые Ллос горели в фиолетовом пламени в небе над равниной.
Все это мало интересовало Халисстру. Она смотрела только на Данифай Йонтирр, сражающуюся с Квентл Бэнр на узкой тропе, ведущей с карниза вниз.
Держа в руке священный символ, Халисстра вознесла молитву Ллос. Закончив заклинание, она почувствовала, как возросла ее сила. Она улыбнулась тому, что снова творит заклинания именем Ллос.
Она пропела слова песни баэ'квешел и сделалась невидимой.
Подготовившись, Халисстра выхватила меч Сейилл из заплечных ножен и поспешила по тропе к своей бывшей пленнице.
Фарон завис в воздухе и следил за летящими на него никалотами. Он извлек из пивафви маленькую склянку с алхимическим огнем, обмакнул пальцы в клейкое, легко воспламеняющееся вещество и поспешно произнес могущественное заклинание. Окончив, он мысленно наметил в воздухе несколько точек — по соседству с атакующими его никалотами, рядом с теми, что летели в сторону жриц, и еще несколько — наугад среди меззолотов на земле.
В выбранных им местах появились маленькие шарики огня, взорвавшиеся небольшими, но исключительно сильными вспышками пламени и жара. Никалоты взревели. Взрывы сбили их всех с курса. Один из четверых приближавшихся к Фарону полетел, дымясь, на землю, утащив за собой свои иллюзорные копии.
Юголоты были устойчивы к огню, но не к огню такой силы, какой мог создать Фарон.
Меззолоты внизу ответили на его заклинание шестью десятками огненных шаров, взорвавшихся в воздухе вокруг него. Охраняющие заклинания частично защитили мага, но обычная одежда на нем вспыхнула и кожа обуглилась.
От взрыва его закружило в воздухе, и он пытался вновь сориентироваться. Наконец он отыскал взглядом трех несущихся на него никалотов. Как раз в тот миг, как он приготовил очередное заклинание, все трое никалотов разом исчезли.
Телепортация, понял Фарон, выругавшись.
Прежде чем он успел отреагировать, николоты возникли рядом с ним.
Он успел лишь мельком увидеть беспорядочное смешение мускулистых чешуйчатых тел, зубастых пастей, черных рогов, машущих крыльев, доспехов, когтей и топоров.
Сталь и когти обрушились на него. Его зачарованный пивафви, пробить который было так же трудно, как пластинчатый доспех, выдержал большую часть ударов, но взмах одного из когтей пробил его плечо и показалась кровь.
Он взмыл вверх и заложил длинную вертикальную петлю — в поле его зрения вместо земли оказались горы, небо и снова земля. Никалоты и их иллюзорные двойники пустились за ним в погоню, спеша нагнать, но он был более ловок в воздухе, нежели они.
На лету он приступил к следующему заклинанию. Дойдя до середины, он достал маленькое зеркальце и зажал его в ладони.
Один из никалотов догнал Фарона и ухватил за лодыжку. Другой врезался в него с противоположной стороны. Все втроем они бешено завертелись в воздухе. Центробежная сила оторвала никалота от Фароновой ноги.
Фарон уже не различал, где верх, а где низ. Перед глазами у него мелькали то небо, то земля, то небо, то земля, то небо, то земля.
