— Жаль, — расстроился тот. — Ну ничего. Закончим с этим оружием, закончится война — и я продолжу ковать для тебя меч, который не сломается.
— Мастер, мне уже не нужен меч. Теперь моим клинком будет армия. Армия Самьнавских народов и ящеров, которую я поведу в битву. И нам нужно то оружие, над которым ты сейчас работаешь.
— Мы уже готовы отливать первую пушку.
Ночью Алексей почти не мог уснуть, несмотря на то что изрядно устал и измучился. Думы, думы, ДУМЫ… Если бы он сейчас, буквально сию минуту, мог вернуться в свой мир, на Родину. Вернулся бы он? Алексей не знал. Связь с тем миром постепенно становилась всё более призрачной и оставалась всё больше в виде знаний, которые пригождались в нужный момент. Да еще в виде песен и всплывающих время от времени въевшихся в память фраз из любимых кинофильмов.
Что ждет его там? Работа, карьера, суета мелочной жизни. Болезни и повседневные проблемы. А ведь и здесь хватает проблем. Да еще каких! Мирового масштаба, можно сказать. Сколько раз он уже находился на краю гибели. Сколько шрамов появилось на теле. А сейчас надвигается страшная война с неизвестным исходом. Но, несмотря на все невзгоды, здесь он — Человек. Не биоробот, у которого день проходит по расписанию: 6.00 — подъем-зарядка-завтрак-работа-пиво-телевизор-отбой — 23.00; и завтрашний день будет почти таким же самым, как и предыдущий. Здесь он не знает, что будет завтра. В этом мире он человек, от которого зависит многое. Недаром же его пытались захватать эти хреновы «боги» обрии, мать их так.
Может, это сбываются фантазии, в которых он представлял себя мудрым полководцем, ведущим армии в битвы? Теперь у него всё происходит на самом деле. Но сейчас почему-то ему совсем не хочется участвовать в сражениях и командовать воинами. Мечты мечтами, а здесь у битвы совсем другой, отнюдь не романтический окрас, здесь царит реальная смерть. Тут он отвечает за жизни как своих воинов, так и целых народов. Не говоря уже про то, что может сам сложить голову.
Но иного пути у него нет. Внезапно Алексей понял, что уже не сможет бросить тех, кто ему доверяет, кто на него надеется. Он будет с ними до конца, каким бы он ни оказался.
Рядом легонько пошевелилась спящая женщина. Алексей с нежностью посмотрел Брайану, чья голова покоилась у него на плече. Пышные волосы, источающие аромат полевых цветов, разметались вокруг. Спокойное дыхание обдает шею нежным теплом. Спокойное лицо стало совсем безмятежным, как у юной девочки. Алексей покрепче прижал к себе свою подругу.
Здесь он встретил женщину, которую полюбил. Он нашел в Брайане всё, что так долго и безуспешно искал: физическую и душевную красоту, чуткость и понимание, открытость и естественность, непосредственность и чувственность. Алексей чувствовал, что любимая отвечает ему тем же. Здесь его любили не за положение в обществе или за деньги отца, не за физическую красоту. Его любили таким, какой он есть.
Ему есть, что здесь терять и кого защищать. Nо passaran!
* * *
«Ну почему сейчас, когда он обрел любимого человека, почему сейчас надвигается война? Где он может погибнуть…» Об этом думать не хотелось.
Алексей осторожно переложил голову Брайаны на подушку, встал, оделся и тихонько выскользнул на улицу.
Свет в окнах жилища жреца указывал, что Будивою тоже не спится в эту позднюю пору. И когда Алексей вошел внутрь, хозяин сидел за столом, а перед ним стоял тот самый металлический ларец. Открытый.
— Удалось? — взволнованно воскликнул Алексей.
— Не шуми, — успокоил его жрец. — Садись лучше. Не спится же некоторым…
В руках Будивой держал несколько светло-желтых листов. В свете лампы они были похожи на бумагу, но очень плотную и эластичную. Листы были с обеих сторон испещрены мелкими знаками.
— Что это? Это было внутри? — любопытствовал Алексей.
— Ох, и че ж тебе не спится рядом с твоей красавицей, — с притворным недовольством пробурчал Будивой.
Но Алексей не унимался:
— Что там написано?
— Клинопись это древняя. Никто уже не знает эту письменность. Умерла она давно. Вместе с теми, кто писал эти знаки.
— Жаль…
— Конечно, жаль. Я вот уже в пятый раз перечитываю. Но до сих пор не всё мне понятно.
Алексей недоверчиво посмотрел на Будивоя и наконец-то сел напротив.
— Пятый раз? Ты же сказал, что никто не знает этой письменности.
— Точно. Никто не знает. Знал лишь старый потворник, живший неподалеку от руин. Он показывал мне древние записи на таком языке, и я немного научился разбирать эту клинопись. Здесь, — Будивой потряс листками, — здесь написано очень похожими знаками, хотя некоторые и отличаются.
— И о чем же здесь пишут?
Жрец положил записи на стол, прикрыл их ладонями и скорбно вздохнул.
— Это — последние часы и минуты жизни одного человека. Это записки служителя, который был писарем при тамошнем правителе. Он называет их страну Тирумия. Могучая империя, владения которой простирались на большие расстояния. Страна, уничтоженная ордами существ, пришедших с юга. Те руины — город Белагерунг, последний оплот тирумцев. Этот человек писал как раз в тот момент, когда последние защитники города укрылись в цитадели и оборонялись от наседающих тварей.
Будивой отложил в сторону содержимое ящика, оставив в руках последний лист.
— Вот как он заканчивает свой рассказ: «Император уже пал. Его разодрали на куски, когда под напором прыгунов погиб последний хранитель тела правителя. Сейчас горстка солдат во главе с могучим Белидорфом удерживает проход во внутренний двор цитадели. У меня есть еще десяток минут или чуть больше, чтобы запечатать весть о падении великой Тирумии в ящик из кинорского металла, спрятать его в подвале, взять в руки кинжал… Твари пожрут мое тело уже мертвым. Прощайте, потомки. Кинрад, сын Перимаха.
Жилище жреца заполнилось звенящей тишиной, нарушаемой только звуками грызущего доски древоточца и шелестом предутреннего ветерка за окнами. Посреди этого молчания у Алексея возник образ драмы, которая разыгралась на месте теперешних руин возле жаркой пустыни.
…Последний оплот некогда могучего государства. Во внутренней цитадели города укрылись уцелевшие женщины и маленькие дети. Женщины прижимают к себе притихших малышей, прислушиваясь к всё приближающимся звукам боя. Там горстка израненных воинов бьется с превосходящим врагом, из последних сил сдерживая наступающих от вторжения в цитадель. Отважные воины в грязных измятых доспехах намертво стоят на пути озлобленных порождений, рвущихся за стену. Но конец неизбежен, люди обречены. Все другие города уже пали. Император погиб. Помощи ждать неоткуда. Они — последние… Никакой надежды…
