Данифай запустила пальцы в его шерсть.
Голос сказал...
Йор'фаэ,— закончила вместо нее Квентл.
Йор'фаэ... — прошептала Данифай.
— Высокий дроуский? — уточнил Вейлас, верно определив язык.
— Это значит «избранная», — объяснил Фарон.
— Избранная, — шепотом повторила Квентл, покачав головой.
В тот же самый миг Данифай беззвучно произнесла одними губами:
— Йор'фаэ.
Квентл взглядом привлекла внимание Фарона и ска-1ала:
— Наше путешествие далеко не окончено, Мастер Магика. Ллос не просто вернулась, она велела мне явиться к ней, пригласила меня стать ее избранным сосудом. Зот для чего она вернула меня много лет назад. Для этого отправила меня из Абисса обратно в Мензоберранзан. Мне было предназначено оказаться здесь и теперь и быть ее... быть йор'фаэ.
* * *
Глубоко в недрах Первого Дома, в комнате, защищенной от всего, от чего только можно вообще защитить комнату, Триль Бэнр наблюдала, как ее брат сражается за жизнь Мензоберранзана.
Архимаг проигрывал.
Верховная Мать видела все, что происходило на Базaape, все до мельчайших подробностей, благодаря магическому зеркалу, хрустальному шару, чаше для прорицания и еще с полдюжины подобных предметов, большая гасть которых была создана лично Громфом. Триль рассаживала взад и вперед по полированному мраморному толу, разглядывая, сцену за сценой, в разных ракурсах, как трансформировавшийся личдроу громил центр ее города.
Вилара Бэнр стояла в углу, переводя взгляд с одного предмета для ясновидения на другой, скрестив руки на груди, барабаня себя пальцами по плечам от едва сдерживаемой досады.
— Архимаг победит, Верховная Мать, — сказала Вилapa, уже не в первый раз за сегодняшний день.
— Ты думаешь? — отозвалась Триль.
Впервые она ответила на одно из пустых заверений Вилары, и это застало прислуживающую ей жрицу врасплох.
— Конечно да, — подтвердила она.
Триль ждала продолжения, но было ясно, что добавить Виларе нечего.
— Я не вполне уверена, что он может выиграть этот бой, — заметила Триль, скорее самой себе, чем Виларе. — Если нас всех испытывают и это испытание для Громфа, он сам должен пройти его. Если нет, он достоин смерти.
— Неужели мы ничем не можем помочь ему? — спросила Вилара.
Триль пожала плечами.
— Есть же воины и другие маги, — продолжала прислужница.
— И все они нужны в других местах. Дергары продолжают теснить нас, пусть даже танарукки отступают, — ответила Триль. — Осада Аграч-Дирр идет полным ходом... но да, конечно, всегда можно найти и солдат, и магов, и еще существуют Бреган Д'эрт и прочие наемники. Если лич убьет Громфа, я, конечно, не позволю ему метаться по всему Мензоберранзану, обращая наших граждан в камень и громя здания.
— Почему же не послать их всех туда прямо сейчас? Триль снова пожала плечами и задумалась.
— Не знаю, — ответила она наконец. — Может быть, я жду знака от...
Она попятилась.
Триль повалилась на пол, тело ее обмякло, голова запрокинулась, в мозгу бушевала какофония звуков и теней, голосов и воплей. Глаза ее заволокло слезами, и она едва видела Вилару, которая точно так же лежала, ошеломленная, вздрагивающая и обмякшая, в дальнем углу комнаты.
На Верховную Мать Дома Бэнр разом нахлынули все чувства, которые ей когда-либо довелось испытать, причем в самой острой, самой сильной форме. Она ненавидела и любила, боялась и надеялась, смеялась и плакала. Она ощущала бесконечность вселенной и видела в мельчайших деталях квадратный дюйм мраморного пола перед своими глазами. Она находилась в своей комнате прорицаний и на Дне Дьявольской Паутины, в утробе матери и посреди дымящегося Базаара, в глубинах Под-земья и в сияющих небесах Верхнего Мира.
Она глубоко вздохнула, и чувства одно за другим исчезли, унося с собою ощущение смятения и безумия. Ее мозг потихоньку снова начинал работать, и тело — тоже. Ей понадобилось несколько минут или несколько лет — Триль не знала наверняка, — чтобы осознать, что произошло, чтобы определить то ощущение, которое было столь знакомо ей всю ее жизнь, потом исчезло, а теперь снова вернулось.
Ллос.
Это было переменчивое благоволение Королевы Паутины Демонов.
Триль даже не пыталась подняться, она лежала, наслаждаясь прикосновением силы, торжествуя по поводу возвращения Ллос.
* * *
Громфу было известно столько способов убить кого-нибудь, что он успел позабыть их больше, чем многие дроу успели узнать. Существовали заклинания, убивающие при помощи прикосновения, слова, мысли, и Громф выискивал в мозгу единственно верное из них, бегая по кругу, чтобы увернуться от разбушевавшегося гиганта и удержать его в пределах разгромленного Базаара.
У него имелся сапфир в виде черепа, который предоставлял ему дополнительный выбор заклинаний и защищал от негативной энергии, подобно обессиливающему дыханию Нимора. В памяти Архимага хранилось еще больше заклинаний, и Громф остановился на одном из них, не без помощи Нозрора и горстки некромантов Магика. Архимаг призвал магическую энергию, и в памяти его всплыли слова и жесты заклинания. Однако для того, чтобы сотворить его — а это было воистину могущественное заклинание, — ему нужно было остановиться.
Не впервые на протяжении его поединка с Дирром на первый план выходило время. Хватит ли ему времени сотворить заклинание, прежде чем гигант настигнет его?
«Мы можем помочь вам выбрать подходящий момент», — сказал Нозрор.
«Я знаю, — отозвался Громф, - но всегда возможны... варианты».
Архимаг остановился, повернулся и начал заклинание.
Гигант уставился на него сверху вниз, залив Громфа лучами света из безумных синих глаз. Громф был уверен, что времени хватит. Ожившие каменные дроу находились слишком далеко и двигались слишком медленно, чтобы принимать их во внимание, а гигант наугад бил хвостом, словно новое тело плохо подчинялось Дирру. На это Громф и понадеялся.
Он ошибся.
Ему оставалось произнести последние, решающие слова, чтобы заклинание сработало, и тут огромный черный хвост каменного гиганта настиг его. Слова застряли у Громфа в горле, он успел почувствовать, как каменеют его суставы, и дальше была пустота.
* * *
Триль переводила взгляд с одного приспособления для прорицания на другое, пытаясь разобраться в том, что слышит. Донесенные магией голоса сотен магов, жриц и воинов заполняли комнату, в их неразборчивом гудении слышались смятение и неприкрытый восторг. Двери комнаты прорицаний распахнулись, и в помещение вошла жрица, которую Триль узнала, но не смогла сразу вспомнить ее имя. По ее черным щекам струились слезы, губы шевелились беззвучно и бессвязно, пытаясь облечь в слова то, что ощущали сейчас она,
