— Кто эти? — немногословно спросил Лён, указывая на разгромленных врагов.
— Сильно плохие, — презрительно ответил самец, плюя на труп змееголова. Меж тем его соплеменники разбрелись по полю, подбирая тела своих собратьев и бережно укладывая их в ряд. Одна самка подобрала тело убитого воина, лежащее рядом с вожаком — тот потеснился, чтобы не мешать. Она погладила убитого по лицу и неловко поцеловала его в губы. Затем выковырнула у погибшего глаз и сунула в рот, причмокивая от удовольствия.
— Не трогать! — разозлился вождь и со всей силы ударил самку. Та заскулила и потащила труп к общей куче.
— Жрать хочет, — пояснил вождь происходящее перед онемевшим от неожиданности гостем. — Мужа жрёт — всё равно помер.
Бедные! Что за жизнь тут у них, среди камней, при полном отсутствии растительности и воды, под постоянной угрозой!
Лён огляделся и увидел, что племя уже вернулось к своей обычной жизни: одни оттаскивали подальше останки хищников, другие поднимали камни и собирали под ними насекомых — оказывается, насекомые и черви здесь всё же были! Меж камнями имелась засохшая почва, на которой росли маленькие, похожие на камни, грибы и лишайники.
— Хороший, — с одобрением указал на Сияра вождь. — Много еды.
Тьфу ты! У них только жрачка на уме!
— Где есть вода? — толковал Лён.
— Эге! — отвечал обезьяний предводитель. — Живи у нас, три девка дам.
— Спасибо уж! — с иронией отозвался Лён, и тут же две самки, которых ему предлагали в жёны, подскочили к нему. Одна принялась деловито открывать его дорожную суму, вторая стала проверять карманы.
— Нет, нет, я имел в виду — не надо! — тут же понял он свою ошибку.
— Не можно так, — сурово отвечал вождь. — Взял замуж — люби!
Так, достаточно. Он встал с места, снял с себя обеих «жён» и сказал:
— Я удаляюсь!
И направился к Сияру, который ждал его поодаль и нетерпеливо отмахивался хвостом от дерзких обезьяньих самок.
— Всех баб бери, — толковал главный обезьян, ковыляя следом. — Детишки будет умный.
Смеясь, Лён вскочил на коня и тронул повод. Одним прыжком жеребец перенёсся через груду камней и далее легко помчался, едва касаясь копытами земли.
Старый вождь с сожалением смотрел вслед уродливому и непомерно рослому чужаку. Такой едва ли поместится в их подземном жилище, да и еды, наверно, много переводит — поди вот, прокорми такого. Но дерётся сильно, хороший воин. Детишки, конечно, были бы с рожи не ахти, но свежая кровь тоже бы не помешала. Одно плохо: лысыми родятся.
Старый Тык почесал в затылке и вернулся к племени. Сегодня они будут есть мясо. Жалко воинов, конечно, но не пропадать же добру.
Самки о чём-то спорили и вокруг чего-то прыгали. Оказалось, что это какой-то непонятный предмет — большой, раздутый. Детишки торчали тут же и боязливо тянули раздутыми ноздрями воздух — запах от мешка был непонятный, но очень соблазнительный.
— Наверно, гость забыл, — возбуждённо заговорила при виде мужа старая Ула. Она дёргала предмет за верёвочки, непонятно зачем запутанные в узел, и в страхе отпрыгивала прочь. Однако, судя по всему, предмет был неживой.
— Не мешай, — сказал старый вождь, давая затрещину второй жене, которая проявляла излишее для её положения любопытство. Он сосредоточился, осторожно взял корявыми пальцами конец верёвочки и потянул. Узелок тут же распустился, а вместе с ним разошлось и горловина вещевого мешка.
— О, Тык, какой ты умный! — благоговейно прошептала старая Ула — она потому так долго и продержалась при нём, что всегда знала, когда вставить похвальное слово.
— Ты сунешь руку внутрь, а оно откусит! — возбуждённо заговорил один из старших сыновей, Гог, подпрыгивая от нетерпения.
— Вот потому вождь я, а не ты, — назидательно ответил старый Тык, смело засовывая руку в мешок. — Это гость оставил мне в знак почтения.
Он достал из мешка круглую мягкую вещь, от которой исходил настолько изумительный запах, что вся стая, собравшаяся вокруг вождя, застонала. Тык втянул ноздрями воздух и откусил от пшеничного каравая небольшой кусок. Весь уйдя в ощущения, он медленно жевал. Потом поднял глаза на жадно ожидающих соплеменников и сказал с достоинством:
— Съедобно.
Далее из мешка были вынуты ещё три каравая, печёная картошка, яблоки и репа. Всё это богатство было сложено на плоском валуне и племя, потрясённое королевским даром пришельца, уселось кружком, ожидая, когда вождь даст каждому его долю.
— Эй, Ула, — сказал вождь, роняя слюни. — Скажи там бабам, пусть мясо порежут на полоски и посушат.
Старый Тык торжественно разломил на части каравай и первым делом оделил детишек.
Наевшись впервые за многие годы до отвала, племя отправилось на водопой — к маленькой грязной луже, что была неподалёку. Самки обшарили опустевший мешок, усердно потрясли его, но со дна вывалился только какой-то мусор. Он залетел среди камней и там остался. Это были злаковые семена, о которых племя приматов, забредшее когда-то на эту бесплодную каменистую равнину, ничего не знало. Они не знали, сколько лет уже живут в этом враждебном мире, и какова была их прежняя жизнь. Они привыкли к нищенской скупости своего существования и полагали, что нет в природе ничего иного. Этот случайный эпизод внёс недолгое оживление в их маленькое общество, и племя на все лады обсуждало визит странного существа.
— Хороший нож был, — Гог с сожалением поделился с отцом. — Жажлоков сильно убивал.
Отец сидел на вершине камня, сложив на груди худые жилистые руки и закрыв глаза, словно величественно медитировал. На его плечах, как мантия, был накинут вещевой мешок.
— Мой лучше, — не открывая глаз, ответил он. — Тебя на свете ещё не было, когда я им убивал сквабаров.
Семена занесло в щели меж камнями, где скопилось немного земли. Ночной туман принесёт немного влаги, и семена однажды прорастут. Тогда — кто знает?! — возможно, у племени, живущего на бесплодной каменной равнине, будет хлеб.
Летающий конь снова нёсся по воздуху, а всадник с высоты разглядывал безлюдные равнины и старые горы. Если и было тут что живое, то тщательно скрывалось, как племя бесхвостых обезьян, короткая встреча с которыми подтвердила подозрение Лёна в том, что когда-то эти места были обитаемы. Металлическая дверная петля, ловко приспособленная под нож, правильные очертания на месте странной свалки — это были признаки давно ушедшей отсюда человеческой цивилизации. Эх, зря он отказался от обмена. Конечно, не дивоярский меч следовало им отдать, а что-нибудь из еды, ведь скатерть-самобранка всегда при нём. Но возвращаться не хотелось, к тому же Лён не знал, зачем вообще ему могла пригодиться эта обточенная дверная петля.
