— С кем? — спросила Тиса. Она сама не заметила, как заинтересовалась историей. Впрочем, неудивительно. Вэйн еще когда представлялся шкалушем, уже умел увлечь слушателя. А может быть, все дело в тембре голоса?
— С лепухом. Так называют существ из неживой материи, созданных и подъятых посредством вэи. Получив грубую искру сознания от своего создателя, они способны двигаться и выполнять действия, ограниченные обычно узким кругом назначения.
Тиса вспомнила, что читала о подобных существах в каком-то томе, и кивнула.
— Тот лепух, что встретился в графском имении, был создан из металла. Настоящий тяжеловес. Что и говорить, он скрутил меня, как щенка. Есть в поведении этих созданий одна коварная черта — они будут сжимать жертву до тех пор, пока та не перестанет сопротивляться. Я этого не знал и пытался вырываться до последнего. Дошло до того, что еще немного — и меня бы постигла смерть от удушья. Но Вэя не желала моей кончины. Даже сейчас не могу понять, откуда тогда у меня, неопытного мальчишки, не знающего ни одного слова пятой святой, взялась сила разорвать объятия охранника. Помню только, что мое зрение изменилось. Я стал различать наклады ярко и четко. А лепух из кошмара всех воришек неожиданно превратился в скопище железок, соединенных меж собой нитями вэи. Я по наитию разорвал одну из них.
— И что произошло? — Тиса уже смотрела на рассказчика широко распахнутыми глазами.
— Он упал с балкона грудой бесполезного железа. Помню, как я радовался своему успеху. Тогда я не знал, что этот успех даст толчок череде событий, которые навсегда изменят мою жизнь. Старик Ставицкий видел меня. Он был дома. Привратник обманул, только чтобы спровадить аптечного посыльного. Граф отнесся ко мне неожиданно по-доброму, — губы Демьяна скривились, — посадил за стол со сладостями, начал объяснять, что я вэйн с необычайно большим даром, раз смог справиться с лепухом. Что Вемовейское училище хоть сейчас примет такого ученика. Сулил великое будущее. Однако я уже знал, кем стану, и другого не желал. Мой отказ стал для него громом среди ясного неба. Граф не мог поверить, что я не желаю учиться, а мечтаю вернуться в аптеку. Никакие уговоры не действовали — я был еще тем упрямцем. Просьба отпустить меня домой была отклонена с некоторым условием. Хитрый старый лис обещал вернуть меня аптекарю, но только если я отработаю убытки, связанные с потерей охранника, иначе меня ждет острог. В тот же день он написал записку Агапу, в которой объяснил, что в ближайшую пару недель я буду у него в услужении, и отправил посыльного. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Когда же моя «страда» завершилась, мне показали сгоревшую аптеку и сказали, что Агап погиб… Тогда я понял, что значит терять близкого человека в отрочестве…
Вэйн похлопал себя по карману в поисках курева, но потом раздумал и продолжил:
— Позже, в училище, когда я уже имел представление о способностях иных людей добиваться своего, невзирая на совесть и нечистоплотность средств, я засомневался в случившемся. Могло статься, что упрямому мальчишке показали лишь то, что он должен был увидеть. Я отправился к Ставицкому, надеясь допытаться правды, но немногим опоздал. К сожалению, всего за пару дней до моего приезда граф скончался от очередного приступа на сто двадцатом году жизни. Однако я не собирался опускать руки и разыскал привратника. К тому времени тот уже успел сменить хозяина. Разговорить его не составило труда, и я узнал, что в дни моей отработки Ставицкий велел одному поверенному приобрести аптеку на Моховской. Не представляешь, как меня обнадежили эти слова. Они-то и подстегнули начать поиски, которые, увы, закончились неудачей. Знакомые Агапа, его антейские друзья, дальние родственники — никто ничего не знал о лекаре. Я не предполагал, что он подастся в Увег, к сослуживцу, имя которого я даже ни разу не слышал от него за годы жизни в аптеке.
— Значит, это правда. Граф все подстроил, чтобы вас разлучить, — выдохнула Тиса, чувствуя, как нарастает возмущение.
— Ты была права, когда говорила, что пятая святая не слишком разборчива и часто дает свою силу недостойным, — он посмотрел в серое небо, затем на девушку. — И стократ права, когда укоряла вэйнов в том, что они порой мнят себя Единым и без зазрения совести лепят судьбы людей. Мою судьбу слепил Ставицкий. Граф сделал все, чтобы разорвать привязанность подающего надежды подростка к лекарю.
— Агап рассказывал: ему донесли, что ты в остроге, — покачала головой Тиса. — Для выкупа он продал аптеку. Но когда принес деньги, ему заявили, что ты умер от воспаления легких.
Демьян тепло улыбнулся, глядя на нее. Только потом девушка сообразила, в чем причина: впечатленная его историей, она перестала называть колдуна на «вы», сменив его на более близкое «ты».
— Порой я гадал, как бы сложилась моя жизнь, если бы не влез в тот злополучный дом. Простая жизнь простого человека. Люди большей частью не понимают, насколько счастливы. Прожить жизнь рядом с близкими людьми, обзавестись семьей, смотреть, как растут дети, внуки. Долгое время я считал, что жизнь аптекаря была бы счастливее жизни главвэя вэйностражи. Но сейчас я не жалею ни о чем. Ведь тогда я бы не был сейчас здесь, рядом с той, с которой хочу разделить свою жизнь.
Они смотрели друг другу в глаза, и секунды падали, как капли с ветвей.
— Мне придется завтра уехать. — Демьян качнул головой, будто извиняясь. — Сейчас я ощущаю себя другим узником. Узником своего долга. Я не хочу проводить и часа вдали от тебя, а мне придется уехать на две недели.
— Две недели, — эхом повторила Тиса.
— Демьян Тимофеевич! — Лазар Митрич обратился к главвэю. — А что Ижская вэйностража так и не прибыла?
С трудом отняв взгляд от лица девушки, вэйн ответил капитану. Мужчины снова завели разговор. Но Тиса их почти не слышала. Мысль о близком расставании застала ее врасплох. Она глядела в спину вэйна, а в голове снова звучал вопрос Демьяна, на который ей так сложно было найти ответ. Теперь он знала его. Да, она все еще любит этого человека. Омраченная тенью недоверия, эта любовь стала болезненнее и острее, тем не менее продолжая гореть в ее сердце.
Они прибыли в часть поздним вечером. День померк, и густые сумерки завладели городком. Во дворе поджидала запряженная тройка. Судя по усталым взмыленным лошадям, прибыла только что. У черной кареты стояли трое приезжих в котелках и одинаковых бурого цвета накидках и оглядывали корпус.
Незнакомцы обернулись, заметив въезжающих. В складках одежды Тиса разглядела скипы. Вэйны. В душе отчего-то появилось дурное предчувствие.
Важно подняв подбородки, они ждали, пока конники спешатся. Демьян бросил повод своей лошади Родиону, а сам последовал за Войновыми и старшинами.
— День добрый, судари, — поздоровался немолодой вэйн с пышными баками, благополучно проигнорировав сударыню в лице Тисы. — Ижская вэйностража, капрал Желудев, — представился он, тронув поля котелка. — Нам нужен капитан части, Войнов… — Рука в перчатке нырнула за полу плаща. Вынув конверт, вэйн заглянул в бумагу: — Лазар Митрич. Где нам его найти?
— Я Войнов, — отозвался капитан. Дорога отняла у него силы, и дочь поддерживала его под локоть. — Это я писал вам.
Желудев оглядел мятую форму и небритое лицо капитана, и ижские вэйны переглянулись. Девушке не понравилось выражение их лиц.
— В письме вы утверждали, что вам померещился изнань…
— Не померещился, капрал, — встрял в разговор главвэй. Демьян вышел вперед. — Если бы вы взяли рысаков, а не добирались на лошадях, то могли бы успеть вовремя и убедиться в этом сами.
— Простите, с кем имею… — Военная форма на Демьяне сбила с толку, но Желудев-таки заметил скип на бедре подошедшего и осекся.
Демьян коротко представился, и знак на ладони сказал все за себя. С лиц ижских вэйнов вмиг слетела надменность.
— Виноват, господин главвэй! Не признали! — Все трое вытянулись по струнке. — Рысаков забрала другая группа. А что здесь произошло?
Разговор был перенесен в кабинет капитана на третий этаж. Прежде чем исчезнуть в дверях корпуса, Демьян обернулся на Тису. И она поняла его настроение. Он жалел, что во всей этой суете исчезали минуты, которые он желал бы провести с нею рядом. Проводив взглядом военных и вэйнов, она отправила Рича к лекарю, а сама приблизилась к тройке. Зошик вместе с извозчиком, малорослым мужиком в добротном зипуне, распрягали лошадей. Блестящие бока животных подрагивали. Девушка заметила розовую пену, капающую с губ жеребцов. Лошади были загнаны.
— Ваши лошади, — обратилась она к извозчику, — у них кровотечение. Их надо срочно залить водой!
— Этим двоим уже не бегать, сударыня. Вы уж поверьте, — произнес мужик, отложив в сторону хомут. — У меня глаз наметан.
Будто в подтверждение его словам распряженный гнедой стал заваливаться на бок. И рухнул, вскинув длинные ноги. Через несколько секунд, к ужасу Войновой, и центровой вороной слег, хрипя и раскрыв рот.
