собирались внести какие-то изменения? – саркастически спросила я. – Не сомневаюсь, эти заклинания способны на большее, если добавить еще немножко убийств.
– Я вижу, что вы в гневе, – произнес он, доказывая, что наблюдательности у него как у табуретки. – И неудивительно. Но времени у нас мало. Как только Офелия узнает, что я здесь, она начнет действовать. И тогда… вам придется выбирать.
– Долго думать я не стану. Это не Офелия построила сорок анклавов, наделав толпу чреворотов.
Я понимала, что не вполне справедлива. И чутье подсказывало, что Шаньфэн все-таки лучше. Он хотя бы не был малефицером. Подозреваю, сам процесс осуществляли другие волшебники, а он им просто помогал. Как ни странно, меня это только разозлило, как будто Офелия, не побоявшись запачкать руки, проявила хоть какое-то благородство.
– Мы с Офелией сражаемся не первый год, – сказал Ли Шаньфэн. – В процессе возникает определенное сходство… и компромисс. Я делал многое, о чем жалею. Но больше всего я жалею о решениях, которые принял, не располагая достаточной информацией. Вот что я хочу вам предложить, если вы согласны.
– Иными словами, вы объясните мне, что Офелия ужасный человек, а вы гораздо лучше. – Я пришла сюда именно потому, что хотела информации – и потому, что хотела остановить Офелию, но теперь во мне горело страстное желание сказать Шаньфэну, чтоб он пошел и удавился. Но я сдержалась. Что мне оставалось делать? Только броситься в нью-йоркский лагерь и побеседовать с Офелией, разозлиться на нее, вернуться сюда, поболтать с Шаньфэнем, разозлиться на него – и так скакать туда-сюда, пока буря ярости не снесет всех. – Давайте. Скажите мне то, чего я не знаю.
Если я его и рассердила, Ли Шаньфэн не подал виду. Он помолчал и совершенно спокойно ответил:
– В пасть чреворота я вошел в доспехах, которые создал сам, и меня поддерживал круг, состоящий из людей, которые были мне дороги. Все мои родные, все друзья, все волшебники, которых я убедил, отчаянно боролись, чтобы круг устоял. Прошло шесть дней, прежде чем я добрался до сердцевины чреворота. Но конечно, я никуда не двигался. Я лишь уменьшал его. Убивал находящихся внутри людей прежде, чем они успевали вовлечь меня в собственные муки. – Он произносил каждое слово отчетливо и мерно, будто боялся утратить власть над собой. Это произошло пятьдесят лет назад, но жилы у него на шее напряглись, и от сочувствия у меня все внутренности скрутились узлом – я прекрасно представляла, какой ужас он пережил. Мне самой хотелось кричать от страха. – Но я не смог этого сделать, – закончил Шаньфэн.
Я уставилась на него:
– Что?
– Это был огромный чреворот. Он съел множество людей, когда явился в Шанхай. Слишком много. Я не смог убить их всех. И у моего круга заканчивалась мана. Ты ведь расправляешься с чреворотами именно так? Просто убиваешь тех, кто внутри.
– Раньше – да, – безучастно ответила я, все еще раздумывая о том, что целого магического круга не хватило, чтобы воспроизвести мой метод. – А теперь… я просто говорю им, что они уже мертвы.
Он понимающе кивнул:
– Поскольку сложный путь ты уже испробовала, ты можешь сказать это со всей уверенностью. Я не мог сделать то же самое. Но к тому времени я уже изучил строительство анклавов. Я знал основные сложности, которые возникают, когда нужно выстроить в пустоте основание. Поэтому, подобравшись достаточно близко к ядру чреворота, я понял, чтó я вижу. Основание анклава. Страстное желание группы волшебников обрести место, где они и их дети могут жить спокойно и обладать властью. Бесконечный голод, который вселяет в нас желание обглодать ближнего до костей.
Он был прав, но все-таки я не понимала, что толку в этом откровении после шести дней в брюхе чреворота, когда у тебя истекает мана.
– Так что же вы сделали?
– Я нашел единственный способ уничтожить само это желание, – устало сказал Шаньфэн, и в его голосе послышалось бремя лет. – Заменив его другим. Я работал над инструментом, способным прояснить волю волшебника, сфокусировать ее…
– Корректор, – выпалила я, вспомнив, как Цзысюань употребил его против меня в спортзале.
– Да. Я взял с собой этот инструмент. Он не помогал убивать. Убийство само по себе несложно. Но, оказавшись вблизи ядра, я воспользовался корректором, чтобы усилить наше желание – страстное желание всего моего круга – вернуть себе дом. Иметь место покоя и силы. И нас оказалось как раз достаточно, чтобы при помощи корректора наше желание заместило то, что лежало в сердцевине чреворота. На нем мы заложили новое основание для шанхайского анклава. Но…
– …но чреворот не был уничтожен, – подхватила я, ощущая дурноту.
– Да. Хотя он стал гораздо меньше. Этот процесс требовал столько же маны, сколько и закладка основания – и он извлек ману из самого чреворота. Я оказался снаружи. Мы переместили то, что осталось от чудовища, подальше, пока он не успел кого-нибудь схватить, и наложили защитные заклинания. Мы вернули себе наш анклав, и он стал сильнее прежнего, потому что покоился на двойном основании. Но в тот же день, когда я лежал в одиночестве и плакал, один из друзей пришел ко мне и шепнул, что погиб анклав в Сан-Диего, на другом конце мира.
Мне раньше не приходило в голову, отчего чреворот из Бангкока протиснулся сквозь ворота Шоломанчи в Португалии, а пекинский чреворот оказался в Лондоне. Но как только Шаньфэн с особым ударением это произнес, я сразу все поняла.
Шаньфэн кивнул, увидев на моем лице осознание.
– Когда была выстроена Шоломанча, процент выживания повысился. Поэтому стало появляться больше анклавов. После Второй мировой войны в Америке каждые пять лет, а иногда и каждые три года возникал новый анклав. Соседи помогали им – не задаром, конечно. Но никому не хотелось, чтобы новоиспеченные чревороты слонялись где-то поблизости. Поэтому они открывали большие порталы и спихивали их подальше. Туда, где анклавов было мало или где они были слабыми. В Китай, например.
Я не стала требовать доказательств, все было совершенно очевидно.
– И вы настроили кучу анклавов, чтобы сравнять счет, а своих чреворотов отправляли на другой конец света.
– Я пытался достичь договоренности с другими крупными анклавами, чтобы замедлить темпы строительства, – сказал Шаньфэн, – но ничего не вышло. С какой стати дублинским магам, скопившим достаточно маны, ждать и умирать, в то время как маги в Гуаньчжоу выстроят себе анклав и будут жить? И хотя лондонский анклав мог открыть двери для магов из Дублина, вместо этого лондонцы продали им заклинания, чтобы те выстроили собственный анклав – в обмен на многолетний запас маны: лондонцы в ней нуждались, чтобы уплатить долги, поскольку во время
