следующие слова или сломают, или исцелят мое сердце.
- Что ты сказал им?
- Правду. Что я не хочу укреплять связь и брать твою жизненную силу. И еще, я хочу
выразить свое сожаление из-за того, что связь причиняла тебе.
- Ясно.
- Мои братья думают, что без тебя я не могу закончить церемонию.
- И они правы?
Челюсть Амона напряглась, а потом он ответил:
- Нет. У доктора Хассана есть идея, как удерживать Себака подальше от нас, пока мы
закончим церемонию. Мои братья согласились с этим планом при условии, что ты будешь
рядом со мной, пока я не отправлюсь в загробный мир.
- Это я могу.
Амон склонился вперед, сцепив руки.
- Юная Лили, - вздохнул он. – Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Сейчас. До того, как все случится.
- Но твои братья думают, что я нужна тебе.
После мрачного короткого смешка Амон сказал:
- Не так, как они думают, - он замолчал и погладил рукой подбородок. – Я верю, что
моих сил хватит, чтобы сделать то, зачем я был призван.
- А если нет?
- То так и будет.
Амон откинулся на спинку стула, словно разговор его утомил. Израненный юноша в
моей комнате был лишь тенью того юноши, которого я знала. Он не говорил о любви, не
говорил, что скучает, или о том, как ценил время, что уж там энергию, что провел со
мной. Но сильнее пугало то, что он больше не верил в свою цель.
Бог солнца был поврежден. Предан телом. Вечным существованием без надежды.
Отчаяние и подавленность были заметны, даже хотя он приглушал нашу связь. Исчезли
его солнечная улыбка, его восхищение новым миром вокруг, его вера, что он все
преодолеет, чтобы исполнить цель. Он точно не был тем человеком, которого я знала и
полюбила.
- Амон? Но выход должен быть. Просто должен.
- Нет, Лили. Его нет.
- Скажи. Дело ведь не только в твоих глазах, я чувствую. Не нужно отстраняться. Я
могу помочь.
Амон медленно выдохнул. А потом он поднял голову с нечитаемым выражением.
- Ты слабая, Лиллиана. Смертная. Я мог бы разрушить тебя лишь силой мысли, если
бы захотел. Тебе нет места рядом со мной. Пора тебе признать это.
Я не могла дышать. Слова ударили больно, хотя я признавала их правду. Я была
слабой и смертной. И, как и говорил Астен, жалким подобием поклонницы. Но хуже было
не признать слабость или понять, что я ему не нужна, - я должна это преодолеть. Я не
питала иллюзий о своих силах и слабостях.
Нет, ужаснее всего было услышать свое полное имя – Лиллиана – с его губ. Он
никогда меня так не называл, и такая официальность напомнила мне, кем я была на самом
деле. Лиллианой. Это имя отец произносил вежливым и строгим голосом. Так мама
называла меня, когда хотела убедиться, что я запомнила ее инструкции или когда она
представляла меня на вечерах.
Этим именем Амон никогда меня не называл.
Девушку, что отправилась за приключениями, звали Лили. Но внутри я оставалась
чопорной Лиллианой, что шла, куда ей говорят. Я чувствовала себя так, словно Амон
собственноручно захлопнул дверцу золотой клетки, из которой я осмелилась выглянуть.
С Амоном я отбросила осторожность. Я должна была думать лучше. Лиллиана
должна была все знать лучше.
Я резко отбросила покрывало в сторону, не думая о том, что здесь Амон. Ночью я
успела раздеться до нижнего белья, бросив вещи неподалеку. Амон все равно не мог меня
видеть, что было даже хорошо сейчас, когда лицо заливали горячие, злые слезы.
Я натягивала тунику через голову, когда Амон прочистил голову.
- Ты могла бы и вспомнить о том, что я все вижу.
- Что? – сказала я, поворачиваясь, и брюки пролетели по воздуху передо мной. – Как
это возможно?
- Хассан вернул Глаз Хоруса.
- Но я думала, что он позволяет читать сознание и так находить путь.
- Глаз может многое, похоже, даже большее, чем мы ожидали.
- Тогда выключи его, чтобы я могла одеться.
- Изображение ушло. Можешь одеваться.
И хотя он утверждал, что не подглядывает, уголки его губ были приподняты в
слабой улыбке. Решив, что скромность сейчас наименьшая моя проблема, я быстро
наделяя брюки и принялась искать под кроватью сандалии.
- А как ты вообще можешь что-то видеть?
- Ты не так поняла. Я не могу видеть. Глаз просто показывает мне изображение, как
те, что ты показывала на своем… телефоне.
- Что ж, поздравляю с приобретением личного кинетоскопа [1]. А теперь, уж прости, но я хочу посмотреть, не осталось ли там еще еды.
- Лили, - то, как он произнес мое имя, заставило меня замереть на месте. Амон встал
и вытянул руку, пока не коснулся стены. Потом вдоль нее он добрался до меня. Его
ноздри дрожали, когда он остановился в шаге от меня.
Он осторожно вытянул пальцы, пока не коснулся моих волос.
- Я не хотел смущать тебя или причинять неудобства, - пробормотал он. – Глаз
отвечает желаниям того, в чьей власти находится. Потому доктор Хассан внезапно
получил ответы на многие вопросы, что у него были.
- И ты хотел…
Амон пробежал пальцами по моим волосам, золотой свет бежал по темно-
каштановым прядям, оставляя все больше светлых локонов.
Отступив назад, Амон вздохнул.
- Увидеть тебя, перед тем как покину этот мир.
Сердце ударило раз или два, я ждала, что он что-то добавит, но он молчал. Лили и
Лиллиана сражались внутри меня. И я не знала, кто победит. Было ли слабостью с моей
стороны – хотеть восстановиться и простить – или силой? Были ли у Лили незавершенные
дела с Амоном, или это Лиллиана в отчаянии хваталась за надежду, что может быть чем-
то большим, большим для кого-то, как он?
С другой стороны, я решила его отпустить. В конце концов, он спасал мир. И я могла
хотя бы не мешать ему, как типичный подросток.
- Могу я посмотреть? На твои глаза, я имею в виду?
Он размышлял какое-то время, а потом покачал головой.
- Не хочу, чтобы ты запомнила меня таким.
- Думаешь, я не смогу с этим справиться?
- Я помню твою реакцию на пробуждении Астена.
- Ну, да. Видишь ли, я впервые была на пробуждении мумии. Ты не видел меня на
пробуждении Ахмоса. Я держалась куда лучше.
Амон улыбнулся, и я почувствовала, что он тоже не хотел заострять внимание на
плохом.
- Ты могла бы рассказать мне об этом.
- Ты поел?
- Я надеялся разделить с тобой пир в последний раз, - сказал он.
