– Надо бы сходить, набрать, снегу. Мало осталось… Берсерк кивнул. Подхватив бадейку, Айша выскользнула наружу.
Она не сразу почуяла чужаков. Сперва лишь ощутила легкое беспокойство. Что-то было не так – то ли запах, долетающий с озера, то ли резкий ветер, швыряющий в лицо комья колючего снега. Маленькая изба, где умирал Берсерк, стояла почти на самом краю его хереда. Из-за пурги Айша никак не могла разглядеть, что творится в усадьбе. Затем увидела тени – неприметные черные тени, облепившие большие дома, – воинский дом, дом с рабами…
Опустив бадейку, она пригнулась, скользнула ближе. Ветер принес издали незнакомые голоса. Из рабской избы, ближней к Айше, незнакомые нападники выволокли рабов, Те истошно вопили, кто-то даже побежал, но, нелепо вздернув вверх руки, опрокинулся в сугроб. Плеснувший в лицо притке снег стер его.
Айша встала на четвереньки, быстро поползла к воинской избе, На полпути остановилась. Она никак не могла прокрасться сюда незамеченной – у избы сновали пришлые воины, по самые макушки скрытые под теплым мехом шапок и шуб. Укладывали вокруг стен пучки хвороста. Три воина влезли на крышу, подобрались к дымовой дыре, запалили факел. Ветер трепал пламя, грозя затушить его. Кто-то гортанно закричал, перекрывая вой ветра. Факел исчез в дыре, сложенный вокруг избы хворост вспыхнул. В ярком свете, озарившем ночь, Айша увидела толстый кол, подпирающий дверь воинской избы, и Рагнхильд, что-то объясняющую одному из нападников. Нападник стоял к Айше спиной, но притке почудилось в нем что-то знакомое. Рагнхильд вскинула руку, указывая на избу, где умирал Берсерк. Ее собеседник оглянулся. «Харек» – узнала его Айша.
Харек махнул стоящим чуть поодаль воинам, все вместе они зашагали к избе Хаки. Айша вскочила, пользуясь прикрытием метели, метнулась к избе, бросив у дверей бадейку, вломилась внутрь.
– Что?.. – шевельнулся Берсерк.
Айша не дала ему договорить – вцепилась в плечи, стащила с ложа, Тяжелое тело Хаки громко стукнулось об пол. Он вскрикнул, попытался отпихнуть притку:
– Ты что, спятила?! – Обмяк, провалившись в боль.
В распахнувшуюся дверь ворвалась стужа, хлопья снега и Харек.
Сначала Айша увидела лишь его белую от снега фигуру, неотвратимую и жестокую, как судьба. Потом блеснули угрозой желтые глаза, оскалился в улыбке рот.
Харек шагнул внутрь и только тогда заметил Айшу. Остановился растерянно. Вытащенный из ножен меч повис в его руке, лезвием чиркнул об пол.
Айша встала.
– Не трогай его, Харек, – сказала она, заслоняя собой потерявшего сознание Берсерка. – Очень скоро он умрет без твоей помощи.
Возникший подле Волка урманин – худой и жесткий, с узким лицом, подтолкнул Харека в спину:
– Что ты слушаешь ее, Волк? Чего ждешь? Он – ниддинг, она – убийца! Она же убила Орма!
Харек оттолкнул его, зарычал:
– Она спасала Орма!
Он был зверем Одина, его ярости боялись. Узколицый попятился, буркнул:
– Хальфдан-конунг объявил свою волю…
– Уйди!
Узколицый исчез за дверью. Айша понадеялась, что у него хватит ума не болтать и не просить приятелей вразумить спятившего, с его точки зрения, Харека.
Харек спрятал меч в ножны, подошел к Айше, заглянул через ее плечо. Хаки лежал в беспамятстве, обрубок его руки, совсем черный, истекающий гнилым запахом и гноем, вылез из-под одеяла, сползшего вслед за Хаки на пол.
– Я должен убить его, – неуверенно произнес Харек.
– И меня, – сказала Айша. Харек задумался.
Айша стояла перед ним – все еще окутанным белым снежным налетом, – смотрела в его желтые глаза. Не боялась. Ей нечего было бояться. Наверное, она даже могла бы отдать Волку его врага, но Хаки не заслуживал такой смерти – быть зарезанным, как беззащитная овца. Он должен был остаться собой – зверем Одина… Он мог умереть от ран, мог умереть в бою, но он не должен был умирать в беспамятстве, не в силах поднять меч, чтоб сопротивляться врагу.
– Он умирает? – глядя на поверженного врага через плечо притки, спросил Харек.
– Да.
– Тогда пойдем со мной. Бьерн спрашивал о тебе. Имя Бьерна кольнуло иглой прямо в сердце Айши.
Как ей хотелось бы увидеть его, почувствовать на себе его взгляд, услышать голос. Но…
– Нет, – сказала она. Переспросила то, что сама уже знала: – Княжна пришла к нему?
– Да.
– А Финн?
– С ней.
– Это хорошо. – Айша кивнула, вздохнула. – Прости меня.
– За что? – удивился Харек.
Тонкий девичий палец коснулся шрама на его шее, провел по коже, обдавая ее прохладой. Отрицая вину Айши, Волк усмехнулся:
– Ты позволила мне проститься с моим ярлом. Разве за это просят прощения?
– Значит, ты видел его? – оживилась Айша. – Я рада…
Разговор затягивался. С белых плеч Харека капал стаявший снег. За спиной Айши застонал, заворочался Хаки. Открыл глаза, приподнялся на локте. Увидел Волка, все понял, попытался дотянуться до оставленного на лавке у изголовья оружия. Не смог, опрокинулся на бок, взвыл от отчаяния. Харек отвернулся.
Айша понимала почему – Волк не желал видеть своего врага слабым. Он поступал так же, как поступил когда-то сам Хаки, положив на пепелище Орма свой любимый боевой топор…
– Прощай, – в спину уходящему Хареку сказала Айша.
– Прощай, – всхипнула, выпуская его, дверь.
Ноги Айши подломились, она села рядом с вздрагивающим в бессильных рыданиях Берсерком, обхватила ладонями его голову, ткнулась лбом в его пылающий в горячке лоб и, впервые в жизни, заплакала.
Когда нападники ушли, а Хаки вновь впал в беспамятство, Айша выбралась наружу. Проваливаясь в сугробы, она добралась до рабской избы, толкнула плечом дверь. Внутри было холодно и пусто. Отворять выгоревшую дотла воинскую избу, из-под двери которой еще сочился пахнущий горелым человеческим мясом дым, притке не хотелось. Бухнувшись перед избой на колени, она нарисовала на снегу прощальный знак, попросила у богов милости к убитым воинам. Отдельно попросила за Слатича – он стал ей почти родным. Поднялась, всхлипывая, побрела обратно к избе Хаки. Отныне все было решено – остались только она и тот, кого она сама себе назначила…
Войдя, Айша сняла полушубок, обтрясла с него снег, почему-то вспомнила Харека – его белую-белую от снега фигуру. Усмехнулась. Что ж, из нее получилась неплохая вершительница судьбы – она сама выбрала себе назначенного и сберегла его от Белой… То есть от несущего смерть «белого»… Впрочем, какая сейчас была разница?
– Они ушли?
Ей стоило больших усилий поднять Хаки обратно на лавку. Он был таким тяжелым. Но Айша справилась.
А теперь, лежа на лавке, он в упор смотрел на нее, вопрошал, будто обвиняя в чем-то:
– Они ушли?
– Да, они ушли, – Айша присела к затухающему огню, подбросила дров, протянула руки над пламенем. Тепло приятно защекотало пальцы.
