Уставившись в темноту невидящими глазами, он старался очистить мозг, не дававший ему уснуть.
Взгляд его вдруг сфокусировался на сверкающей искорке.
Он похолодел. Макс, демон! Что он делает вне его кармана?
Потом он разглядел лицо, подле которого порхала искорка. Это была Саесса: она сидела, закутавшись в плащ, неотрывно глядя на светлое пятнышко с почти счастливым выражением лица. Слабое жужжание стихло, и она нетерпеливо кивнула. Губы ее задвигались, и Мэт услышал тихий шепот. Потом — снова жужжание. Похоже, между ними было полное согласие.
Это насторожило Мэта.
Прошел час, прежде чем искорка наконец упорхнула, а Саесса улеглась, плотно закутавшись в плащ.
Мэт так и не мог заснуть: он чувствовал нарастающее вокруг себя напряжение, скопление электричества, как перед ударом молнии. Что тут происходило? Какие-то огромные силы стягивались сюда, со скрипами, со стонами, наполняя долину и плато за ней, готовые проявить себя, хлынуть, сметая все и вся на своем пути.
Которая сила победит? Добро? Зло? Возможно, обе они были безличными — но не с его точки зрения.
Они кочевали прямо через его душу, окутывая ее плотным, невидимым, темным облаком. Он почти слышал, как они толкутся и трутся со скрипом, эти исполинские силы, все громче и явственнее...
Он сел, сердце стучало молотом. Звук стал совершенно отчетливым: как будто бы полз огромный ледник, медленно и неуклонно прокладывая себе путь сюда.
Потом скрипящие, чавкающие, чмокающие звуки оформились в слово:
— МЭЭЭТЬЮУУ!
Волосы встали у него дыбом — до самых звезд. Он сидел, притаившись, цепляясь пальцами за траву.
— МЭЭЭТЬЮУУ! — задрожало все вокруг. — МААГ МЭЭЭТЬЮУУ!
Он диким взглядом оглянулся по сторонам. Все спали, и надо было хорошенько подумать, прежде чем выйти одному в ночь. Он вечно влипал в историю, если выходил один. И все же...
Он потряс головой и медленно поднялся. Колени дрожали. Что бы ни звало его, он должен это выяснить. Облачась в доспехи, он пошел на звуки голоса, держа руку на эфесе меча.
Шел он по направлению к плато Греллига.
Но голос звал его не на самом плато — он понял это, взобравшись наверх, в проход между двумя горными пиками. Голос исходил от южного пика. Он повернул в ту сторону и пошел медленно, хотя звук его имени раздавался все чаще и чаще, и низкий грохочущий голос пронзал его дрожью. Он словно принуждал себя идти шаг за шагом, пока не оказался у подножия сорокафутовой скалы.
В свете звезд видно было, что вершина утеса похожа на купол. Может быть, из-за игры света Мэту показалось, что трещины и щербины в камне напоминают брови, нос, и щель рта.
— Ты пришел! — громыхнула гора. — Наконец-то ты пришел. Я ждал тебя, маг, ждал сотни лет.
Мэт попытался обрести заново дар речи.
— Кто... кто ты?
— Кольмейн.
Мэт остолбенел. Значит, вот где конец его путешествию — у этой гигантской гранитной глыбы с голосом землетрясения.
Но что-то было не так. Он ожидал большего от гиганта с репутацией Кольмейна — вне всякой логики, конечно. Гиганты ведь даже не человеческой породы.
— Откуда ты меня знаешь?
— Знаю тебя? Я вызвал тебя, маг!
— Ты? Так это ты — та сила, которая стоит за мной все это время?
— Я, я, — прогрохотал исполинский голос. — Сотни веков я искал по всем мирам, пока мое тело стояло здесь, — искал место, где маги умеют изменять субстанции.
— Трансмутация? Свинец в золото?
— Да. Только маг из такого мира, где умеют превращать свинец в золото, может превратить камень обратно в плоть. Так что я вызвал тебя!
— Ты вызвал не того мага. Я из правильного мира, но я ничего не понимаю в трансмутации. Моя стихия — это слова и то, что из них делают люди.
— То есть то, чем силен маг! — грянул голос. — Знать тебя и не вызвать! Маг, преврати меня в живого!
Ощущая непонятное сопротивление в душе, Мэт заартачился.
— Мы планируем это на утро. Я сейчас совершенно разбит: целый день в седле, знаете ли. Если я начну сейчас, могу все испортить.
— Попробуй! — прогремел гранит. — Ты должен попытаться. И прямо сейчас! Грядет королевская рать. Воинство Зла близко! Ты чувствуешь их приближение?
Так вот что такое были эти огромные силы, собирающиеся вокруг!
— А... Да-да... чувствую.
— Так почему же ты говоришь «нет»? Торопись! Сделай это немедля! Пока колдун не превратил гранит в гравий — тогда мне уже не восстать.
Мэт стоял неподвижно, охваченный колебаниями.
— Давай же! — прокричало каменное лицо. — Не медли! Или ад победит!
Он был прав. Малинго стягивал сюда свои резервы — и людские, и магические. Силы Добра тоже подтягивались для схватки. Следовало действовать, и немедленно.
— Хорошо. Но я никогда ничего подобного не делал. Может быть, мне понадобится несколько попыток.
— Только одна! — прогремел гигант. — Или прощайся с жизнью!
Мэт посмотрел на него с раздражением. Не в той позиции стоял этот гигант, чтобы угрожать, — или в той? Ведь сумел же он вытащить его, Мэта, в Меровенс...
Он отвернулся: придется попробовать. Даже при таком несносном характере гигант необходим. Но каким же образом сотворить сие чудо? Конечно, ему удалось вернуть Стегомана из каменного состояния в нормальное. Но это были пустяки в сравнении с тем, что предстояло сейчас, ведь Стегоман пробыл в камне совсем недолго, а этот — целые века.
И все же, может быть, теория тут одна и та же? Когда гиганта превращали в камень, углерод должен был трансформироваться в кремний. Это привело к полному смещению химических связей, к перетасовке молекул. Если кремний снова обратить в углерод, может, процесс пойдет вспять, и каменное создание оживет?
Он сгреб гравий в небольшую кучку, добавил горсть песка и набросал сверху травы. Нужно было немного мяса, но от обеда ничего не осталось. Однако главное — это иметь углерод в органических соединениях.
Но как вложить достаточно силы в стих? Предположим, если избегать частностей и сосредоточиться на обобщениях. На факте перемены, перестройки, переворота...
Символ инь — янь живо встал перед его мысленным взором, вечное перетекание одного в другое.
Крутится, вертится жизнь — колесо.
Капает время, уходит в песок,
Утром цвети, к файв-о-клоку — завянь.
Инь превращается в янь.
Но ведь и янь превращается в инь!
Кремний! А ну, электроны-то вынь!
Стань углеродом! Рахат-лукум,
Ом мане падме хум.
Теперь хорошо бы подбросить библейских ассоциаций.
Помню я бедного Лота жену.
— Не оглянись! — а она огляну...
Камень стоит, над ним ворон кружит —
Предупреждал ведь мужик!
До наших дней и еврей, и араб
Камнем пугают баб...
Пусть даже время обратно пойдет —
Лота жена все равно не поймет.
Кремний скорее поймет углерод!
Шолом. Солям. Вот!
Теперь надо было произнести одну формулу, и поскорее. Подбросить ее на счастье.
