И когда Василине исполнилось восемнадцать, он, конечно, не пришел просить ее руки снова. К этому времени он уже понял, что в устах королевы это был просто вежливо оформленный отказ, который он, не привыкший к иносказаниям, принял за проблеск надежды.
Люк. Наши дни.
Говорят, в начале времен, когда Триединый создавал этот мир, он так утомился, что обустраивать его сил уже не было. Ну или, сделав самую сложную работу, Всевышний, как любая творческая личность, потерял интерес и полетел творить что-то новое. Как бы там ни было, чувство ответственности у него все-таки присутствовало, он решил переложить остальную работу на плечи помощника, дав ему крупицу божественной силы. Но немного перестарался, и помощников оказалось целых шесть. Они — то и стали источниками стихий для магии, и новыми богами для мира.
Люк не был особо набожным человеком, и в храмах бывал редко, в основном тогда, когда отвертеться уже не было возможности. Свадьбы, похороны и большие праздники, когда вся аристократия вдруг становится донельзя религиозной и устремляется в святилища — не в какие-то, а в центральные, огромные, с удобными скамеечками — чтоб и себя показать, и других посмотреть, и не сильно утомиться при этом.
Никто не препятствовал устраивать святилища и храмы для одного или нескольких богов, да и в богатых домах обычно была комнатка, засыпанная белым песком, на котором стояли статуэтки богов, ждущие подношений. Но все-таки ортодоксальный храм был именно таким, по двору которого сейчас шел Люк. Круглый двор, в центре которого стоит статуя Триединого, всегда удивлявшего Люка какими-то ящероподобными мордами. Творец мог бы быть и посимпатичнее, да. Окружающие его статуи вполне человекообразных богов — Синяя любовь воды, Красный воин огня, Белый целитель жизни, Желтый ученый воздуха, Зеленый пахарь земли стояли дружным полукругом. И только статуя Черного жреца смерти сиротливо стояла где-нибудь в уголочке, или вовсе задрапированная тканью. Убрать ее не смели, но и поклоняться было запрещено.
Традиции традициями, но магический прогресс оставил и здесь свой отпечаток — большой храмовый двор, усыпанный белым песком, был закрыт сверху водно-воздушным куполом, чтобы приходящие барышни не месили грязь своими туфельками, если пойдет дождь и снег. Внутри всегда было тепло.
Люк, вздохнув, перехватил трость, достал пузырьки с ароматическими маслами и совершил положенный ритуал возлияния — в чаши, выдолбленные в пьедесталах у ног пяти статуй. Черному жертва была не положена. Масла (каждому свое, и не дай Боги перепутать) впитались в пористый камень без следа. Ничего не произошло, Великие Стихии взирали на забредшего к ним грешника с полуулыбками на величественных лицах.
— Рад вашему рвению, лорд Кембритч, — у входа в внутренний храм, где велась вся хозяйственная деятельность, а дальше, в закрытых помещениях, жили монахи, никогда не появляющиеся на людях с открытым лицом, стоял невысокий, белый, как лунь старичок. Он был немощен и очень стар, но эта немощность была кажущейся. Его Священство легко мог скрутить с десяток боевых магов одним движением брови. Другое дело, что дураков нападать на него не было — Боги требовали с своих избранников обет не нападать и использовать силу только в крайних случаях, для защиты, но и силы этой отмеряли с лихвой.
— Ваше Священство, — Люк поклонился, — спасибо, что согласились принять меня.
— Это не я, — легко ответил старичок, — меня благословили на помощь вам.
Они прошли в покои, в аскетично обставленный кабинет священника, пропахший маслами, и Его Священство, сняв накидку, долго усаживался на жесткий стул без спинки, жестом предложив Люку сесть на такой же. "Вообще он, конечно, мог бы позволить себе уже и мягкое удобное кресло под свою спину, — подумал Люк, — вряд ли Боги обладают настолько садистскими наклонностями".
— Итак, лорд Кембритч, суть вашего дела я понял, — благожелательно молвил старый служитель, пронзительно глядя на него. — Но меня благословили помочь вам при одном условии.
— Каком же? — осторожно и несколько нервно спросил Люк. Кто знает этих Помощников Триединого, еще заставят обет какой соблюдать или в монахи податься.
Старик улыбнулся, глядя на заерзавшего лорда. Трудно знать все наперед, но зато как интересно наблюдать за теми, кто не знает!
— В ближайшие дни у вас должен состояться разговор с отцом. Он сделает вам…некое предложение. И вы согласитесь.
Люк криво ухмыльнулся.
— Вообще-то разговор должен был состояться еще позавчера. И, зная папеньку, не уверен, что он не предложит мне пойти и утопиться.
Он снова вспомнил, как орал в трубку его родитель, когда он, приехав после встречи с Мариной, сонно сообщил ему, что встречи не случится, потому что он всю ночь пил, гулял и играл, и теперь будет спать. Ничего, он тоже с удовольствием поорал в ответ.
— Знаю, — мягко сказал Его Священство. Глаза его смеялись. — Обещаю, это не больно, и даже повысит ваше материальное благосостояние.
Лорд Кембритч задумался, рука машинально потянулась к пачке сигарет, он вытащил одну, покрутил, затем вспомнил, где находится и со вздохом убрал обратно. Священник все так же весело наблюдал за ним. В принципе, что он теряет? Нет, наверняка это какая-нибудь гадость, на которую он бы без божественного нажима не согласился. С другой стороны, папенька постоянно пытается привлечь его к работе парламента, может, это и есть его желание? Соглашаться неизвестно на что было не в его стиле, но был в этом и какой-то азарт. А Люк был игроком. А еще больше он любил раскрывать тайны, и если это обещание поможет ему пополнить список своих побед, то так и быть.
— Согласен, — наконец произнес он, и снова рука дернулась к сигарете.
— Вот и отлично, — окончательно развеселился Служитель Стихий. Вы можете курить, лорд, не стесняйтесь, я переживу.
— Нет уж, — пробормотал Люк, — я, пожалуй, потерплю. А то вдруг божественные наши господа бонусом еще и курить бросить потребуют. Скажите лучше, вы нашли его? Он действительно здесь? Дело действительно крайне важное.
— Вы даже не представляете, насколько, — со внезапной серьезностью сказал самый могущественный человек в Рудлоге, протягивая ему увесистый конверт. — От встречи он отказался, но просил передать вам это.
Люк почувствовал странное разочарование. Ему очень хотелось увидеть человека, про которого даже его начальник говорил с примесью благоговения. Который в одиночку уничтожил после переворота более десятка самых влиятельных на тот момент людей, чем дал возможность вернуть жизнь в стране в нормальное русло. И хотя Люк не разделял таких методов, все-таки он был сыщиком, а не убийцей, понять, каким образом Стрелковский в одиночку, когда его искали, избегал охрану и осуществлял свою кровавую жатву, было бы познавательно.
