— Почему никто? — Может, не следовало этого говорить, но в Ольге взыграло стремление к справедливости. — А ты сам? Весь вечер ворчал и ругался непонятно из-за чего. Неужели тебя на самом деле так обидел тот паразит? Или это тебе еще во дворце настроение испортили? Из-за того вы с Жаком и сцепились. Если бы ты не психовал, он бы не стал выдвигать свои дурацкие предположения, будто ты так злишься из-за того, что тебе сказали правду.
— А они действительно были дурацкие? — все так же серьезно уточнил принц-бастард.
— Неужели это можно принимать всерьез? Ты вовсе не толстый, просто в одежде кажешься громоздким. И уж конечно не титулами собирался кого-то пугать, слава богу, и так есть чем. И все это знают, Жак в том числе. Никак это не было правдой, и даже не похоже. Ты действительно именно из-за этого так расстроился?
Элмар вздохнул и повертел в руках кубок.
— Ольга, скажи мне честно, ты точно уверена, что это не похоже на правду, или же ты просто пытаешься меня утешить? Я ведь действительно так разозлился именно из-за этого. Ужасно разозлился, наорал на всех, хотя необходимости не было, Флавиусу нахамил, хотя он ни в чем не виноват, с Жаком поцапался… Впрочем, Жак сам нарвался на скандал. А еще… Этого пока никто не знает, но завтра все равно узнают, и ох как мне от Шеллара влетит за нарушение дипломатического этикета… Когда я на пять минут вернулся во дворец, занести в кабинет печати перед тем как отправляться домой, я за эти пять минут успел еще и международный скандал учинить. Принесли демоны этого Факстона как раз в такой момент! И ведь видел же, негодяй, в каком я виде и как я сердит, не мог отложить свои шкурные дела до завтра! Непременно ему надо было начать мне вкручивать, как глубоко не прав мой кузен в своих попытках дискредитировать уважаемого магната господина Дорса, может у него и не самая кристальная репутация, но нам крайне невыгодно с экономической точки зрения лишаться единственного источника поставок современного оружия… Я ему чуть морду не набил, а уж наговорил такого, что вспомнить стыдно. Любой уважающий себя король после такого обращения начал бы войну, хорошо еще, что голдианские магнаты немного по другому устроены, они только из-за финансовых интересов могут до такого дойти. Но от Шеллара мне теперь попадет, это как яблоко разрубить. А от мэтра и того хуже…Теперь вот пытаюсь спокойно осмыслить истинные причины своего гнева, и начинаю сомневаться… Ольга, мы ведь с тобой друзья, я не обижусь, если ты честно скажешь, как думаешь. Я точно знаю, что ты ни в коем случае не хочешь меня обидеть или подразнить, как Жак.
— Да я никак не думаю… — Ольга слегка растерялась от такого вопроса. Она действительно не задумывалась над тем, каков может быть процент правды в оскорблениях, так рассердивших Элмара. Они ее просто возмутили, как вообще любые оскорбления, и всего лишь. — Если хочешь, давай подумаю. Крепко, как король выражается. Кстати, почему бы тебе его не спросить? Или мэтра?
— Их я тоже спрошу, но только если без них не разберусь. А то они очень любят давать мне советы, к тому же поразительно однообразные. Почему-то мой дорогой кузен полагает, что стоит мне бросить пить, и все мои проблемы решены. Он хоть сам-то в это верит?.. Так вот, советы мне как раз не требуются. Я просто хочу понять. И зачем тебе долго думать? У тебя есть женская интуиция, ты должна просто чувствовать.
— Да я-то чувствую, только надо подумать, как это можно словами сказать… Жак, конечно, полную фигню спорол, никакая это не правда, а что-то такое… что-то в тебе самом. Понимаешь?.. А то я так непонятно объясняю… Объективно это неправда, а субъективно ты что-то в этом нашел такое, только для тебя понятное, что тебе очень не понравилось. Что-то подсознательное… Вот, примерно так можно сказать: ты в глубине души боишься, что это может быть правдой. Или стать, когда-нибудь. Ты подумай сам, я не знаю, тебе виднее. Может, ты патологически боишься когда-нибудь растолстеть, или что… ты же лучше знаешь.
Печальное лицо первого паладина болезненно передернулось и тут же разгладилось, снова приобретя прежнее задумчивое выражение. Он заглянул в кубок и тут же отставил его, хотя кубок был еще полон.
— Да, — глухо повторил он. — Я лучше знаю. Но мне почему-то нужно было, чтобы кто-то мне об этом сказал, потому что сам я боюсь себе признаваться… Извини, что я затеял весь этот дурацкий разговор, и давай больше об этом не будем.
— Если ты не хочешь, давай не будем… — еще сильнее растерялась Ольга. — Но ты что, действительно из-за такой ерунды?..
— Нет, конечно… — Элмар помолчал, снова повертел в руке кубок и снова поставил на место, ни разу не пригубив. — Да что это я, в самом деле, как барышня на первом свидании ломаюсь. Я действительно в глубине души боюсь, но, конечно, не такой ерунды, как растолстеть, а кое-чего более реального… и более страшного, для чего не нахожу достаточно точного названия.
— Перестать быть героем? — тихо предположила Ольга, вспомнив вдруг мрачноватое застолье в большой купальне и такую же, как сегодня, болезненную грусть в глазах отставного героя.
— Можно сказать и так… — пожал плечами Элмар. — А можно и иначе. Но по сути ты права. Я боюсь, что в один прекрасный день кто-то с полным на то правом скажет мне то же самое, и мне нечего будет возразить, потому что все, что у меня останется — это былая слава и воспоминания. Ну, еще титул и куча денег, но это сомнительное достоинство, не стоящее упоминания. А быть героем я перестал уже давно, только это пока не очень заметно. Надо просто иметь мужество сознаться в этом хотя бы самому себе.
— Неправда! — возмутилась Ольга, которую пионерское стремление к справедливости так и не попустило. — Что ты выдумываешь! Вечно ты как только что-то сделаешь такое, за что потом стыдно, так и начинаешь предаваться самобичеванию. Сегодня ты спас нас всех, а теперь рассказываешь, что перестал быть героем. Не бери дурного в голову, оттого, что ты перестал специально искать на задницу приключений, ты не стал ни слабее, ни трусливее, ни глупее. И сноровку не потерял, это даже мне видно. Я, правда, не знаю, каким ты был раньше, но вряд ли вообще возможно, чтобы ты был лучше, чем сейчас. Ты просто тоскуешь.
Элмар грустно улыбнулся и посмотрел на нее, как на ребенка.
— Да ведь дело не в том, что я все еще могу одним рывком разорвать не очень прочную цепочку и свернуть не особенно крепкую шею. Не сила делает человека героем, а то бы все крестьяне в героях ходили. И не смелость. Даже не умение и не опыт. А что-то большее, для чего я опять-таки не в силах найти названия. И объяснить это довольно сложно… но, раз уж я об этом заговорил, попробую. Когда я был таким вот мальчишкой, как Мафей, я бредил подвигами и мечтал только вырасти скорее, пока всех чудовищ не истребили без меня. Это очень распространенная подростковая болезнь — мечта стать героем. Какой нормальный мальчишка может мечтать стать сапожником или писарем? Нет уж, если магической Силы не досталось от рождения — то только героем. А если ты к тому же самый младший принц, и тебя не привлекает «блестящая» возможность стать в будущем министром чего-нибудь неинтересного и непонятного, а о том, что барда из тебя не выйдет, тебе недвусмысленно и честно заявил твой достойный доверия наставник… Ну кем же еще можно быть, как не героем? Не болтаться же при дворе без дела, предаваясь роскоши и праздности. Это только ленивый простолюдин может мечтать о таком сомнительном счастье. А я же принц, хоть и варвар. И силой и храбростью меня боги не обделили, и искусство владения оружием мне давалось легко, в отличие от моего умного кузена. Вот и вступил я на путь воина без колебаний, переполненный радужными мечтами и наивными романтическими бреднями, коих нахватался из баллад. Сейчас я понимаю, как мне невероятно повезло, что я встретил такого мага и такого мистика. Без них все мои подвиги не продлились бы и двух недель. Мне до сих пор иногда кажется, что я встретил их не случайно, и что мэтр специально снарядил Этель сопровождать меня в моих странствиях, хотя он с негодованием отвергает такие предположения и уверяет, что нашел бы более достойного коллегу для такого дела. Однажды, когда мы все были в стельку пьяны, я спросил ребят, почему они все-таки пошли со мной. Валента пожала плечами и сказала, что я ей просто первым попался. Этель кокетливо улыбнулась и заявила, что я ей очень понравился и она искала повода со мной переспать, а увязаться со мной в поход было как раз самым подходящим поводом. А Шанкар развел руками и объяснил, что посмотрел на нас и подумал: «Как будет жаль, если завтра эти симпатичные ребята погибнут без присмотра…» Смешно, правда? Ведь если бы он так не подумал, мы бы действительно сложили головы на первом же подвиге… А так — сплошные тебе славные дела, геройские деяния, блестящие победы и прочие эпитеты из репертуара бардов. Только вот с годами романтика моя вся куда-то повыветрилась. Пообтерлась о жесткие грани реальности, прополоскалась в крови, хлебнула дерьма… ничего, что я так выражаюсь?.. Наивный романтик превратился в умудренного житейским опытом циника. Где-то годам к двадцати пяти я с ужасом понял, что подвиги мне уже поперек горла встали, что от славы меня уже тошнит и что при всей насыщенности моей жизни событиями и приключениями мне скучно. Я не бросил все только по двум причинам. Потому, что не мог просто так бросить ребят после всего, что мы пережили вместе, и потому, что мне больше нечем было заняться. Я стал похож на того железного героя Терминатора, о котором ты нам рассказывала. Делал то, что было предписано программой, что должен был делать, и чего все от меня ожидали, но никакого желания это делать уже не испытывал. Чем все закончилось, ты сама знаешь, и, наверное, знаешь подробнее, чем рассказывал я. Я не догадался попросить Азиль помалкивать, и она, конечно же, посвятила тебя во все подробности печального финала моей геройской карьеры. За те полгода, что я провел прикованным к постели, я понял, что напрасно роптал на свою судьбу, потому что бывает и хуже. Однако, вернувшись к жизни, все же не ощутил желания снова отправляться на подвиги. Они мне просто надоели. Да и не мог я себе представить на месте моих погибших друзей каких-то новых соратников. Слишком уж я к ним привык. Опять же, оставить Азиль и куда-то уехать казалось мне чуть ли не преступлением. И кроме всего прочего, что уж тут скрывать, на память о последнем подвиге осталось мне хроническое воспаление какого-то долбаного нерва с заковыристым названием, и он периодически дает о себе знать. Вот и остался отставной герой жить в столице, рядом с семьей и любимой женщиной, в тишине и спокойствии. Если бы мой мудрый кузен, который видит все за два хода вперед, не догадался обременить меня хотя бы должностью первого паладина, я бы точно стал воплощением мечты бездельника. А так иногда выпадает возможность размяться, освежить в памяти боевые навыки и ощутить высокое вдохновение битвы. И мне этого вполне хватает. Ты говоришь, я тоскую. Есть немного, но это не совсем то, что ты думаешь. Не по подвигам и приключениям я тоскую, а по друзьям и своей наивной юности. В этом нет ничего особенного, людям свойственно вспоминать молодость и жалеть, что ее не вернуть. Но быть героем я перестал задолго до того, как получил хвостом по башке… и всему остальному. Так-то, подруга. Все очень просто. А теперь давай выпьем и поговорим о чем-нибудь другом, а то я, вижу, заразил тебя своим унынием.
