Я промолчал. Мысль, что двое стрелков на стенах способны заставить три наступающие колонны — не меньше роты в каждой — хотя бы замедлить шаг, была, на мой взгляд, слишком безумной, чтобы тратить время на ее комментирование.
Ну а наличие за спинами наступавших канонерок с их пушками делало ее просто самоубийственной.
Река Пейхо, канонерская лодка «Крокодил».
Китайцы стреляли с поразительной меткостью, которой капитан Отто Шредингер от них вовсе не ожидал. Третья же пущенная ими по канлодке граната угодила в мачту «Крокодила» чуть выше боевого марса. Град осколков простучал по палубе, разом ополовинив орудийные расчеты. Два следующих снаряда один за другим разорвались в офицерских каютах правого борта, а шестой в щепки разнес катер.
Седьмая же граната пробила в борту аккуратную дыру в двух футах ниже ватерлинии, насквозь прошила коффердам и лопнула в машинном отделении.
Наверное, если бы капитан Шредингер знал, что гранаты, столь удачно сметающие немецких матросов, и выпускающее их орудие изготовлены его соотечественником Круппом, он мог бы сказать по сему поводу массу специфических морских терминов. Однако ж пока приступ икоты герру Альфреду не грозил — а капитана куда больше занимал вопрос: как, имея все усиливающуюся течь, пробитый котел и паропроводы, а главное, три четверти машинной команды раненными и обваренными, выйти из-под этого чертового обстрела?
Именно этот вопрос, — разумеется, обильно дополненный вышеупомянутыми специфическими морскими терминами, — он и адресовал ночному небу над рекой.
К удивлению Шредингера, небо почти сразу же отреагировало на столь непочтительное обращение. Китайский канонир счел, что «Крокодил» получил уже достаточно плюх, и перенес огонь на стоявшую выше по течению британскую канлодку — судя по вспыхнувшему на ней пожару, ничуть не менее успешно.
Подарок высших сил слегка приободрил капитана, но все равно, сообщение сигнальщика, что десант просит усилить огонь по китайским стрелкам на стене форта, было воспринято Шредингером как изощренное издевательство.
— Какого орка?!
— Они сообщают, что ружейный огонь необычайно силен, герр капитан, — доложил сигнальщик. — Штурмовые колонны не могут продвинуться дальше рва.
— Дьявол, они что, думают...
— Возможно, в этом что-то есть, герр капитан, — сказал лейтенант Херзинг. — Если мы расчистим дорогу десанту, их штыки заставят чертову пушку замолкнуть.
— Уверены, Вилли?
— Считаю, что стоит попробовать, герр капитан.
Стена форта, Крис Ханко.
Не знаю, приложил ли к этому лапу кто-нибудь из наших магов, или же флотские артиллеристы решили посоревноваться со своими китайскими собратьями по части косоглазия, но стреляли они отвратительно. Снаряды, противно жужжа, проносились над моей головой и в большинстве своем рвались где-то за фортом. Лишь некоторые особо удачливые получали шанс разворотить ярд-другой дальней от реки стены, а во внутренний дворик угодил пока всего один. Правда, видимый эффект от него был хоть куда — языки пламени взметнулись на добрых полсотни футов выше стен, должно быть, немало порадовав парней на канлодках. Думаю, они радовались бы куда меньше, узнав, что причиной этого фейерверка был не взрыв порохового погреба, а всего лишь простенькая иллюзия из арсенала тайсы Бакгхорн. По ее замыслу, пламя должно было слепить врага, маскировать вспышки наших выстрелов, а если повезет — навести противника на мысль, что наш форт уже получил сполна.
Десантники также не могли похвастаться особыми успехами — наглядно убедившись, что шанс словить пулю для вылезающего из рва неприлично велик, они решили прибегнуть к классическому армейскому способу. А именно: задавить противника массой выпущенного свинца.
Помню, примерно таким вот манером мы пытались справиться со стрелками-южанами, что завели нехорошую привычку, словно гремучие змеи, ползать в траве перед нашими окопами. Две наши роты палили так, что деревья в лесу, в полумиле впереди, падали, скошенные сотнями пуль — мы потом ходили смотреть на измочаленные стволы. А вот чего мы не находили — так это убитых ребов.
С одним из тех стрелков я встретился потом в Пограничье. Мы лежали за камнями, а пять дюжин очень злых гоблов расстреливали вершину скалы над нашими головами — ну точь-в-точь как федеральные солдаты. А мы в это время расстреливали их — не торопясь, на выбор... точь-в-точь как несчастных янки, сказал мне этот южанин после боя.
Проблема заключается в том, что у большинства мнящих себя разумными существ бой давит разум и выпускает наружу инстинкты — в результате чего средний солдат любой армии в бою не очень-то отличается от среднего гоблина. И когда над его ухом начинают посвистывать вражеские пули, мысль о том, что стоило бы целиться дольше и тщательней становиться непопулярной. Зачем? Ведь перед нами есть такая большая, отлично видимая мишень, по которой так удобно палить.
Мишенью десантникам служил гребень стены, на фоне языков пламени выделявшийся просто превосходно. По нему-то атакующие и стреляли.
— Эй, на башне!
— Чего?!
— Нам нужен гном!
— Чего-о?!
— Гном, говорю, нам нужен!
— Зачем?!
— Малыш, ты тупой всегда или только по пятницам?!
Когда Бренда начинает говорить таким тоном, с ней лучше не спорить, подумал я, потирая ноющее плечо. Полсотни расстрелянных в хорошем темпе патронов даром не проходят, а...
— Вы нашли тайник?
— Нет! Мы нашли стену, которую нужно раздолбать, чтобы добраться до тайника! Орк забодай, ты спустишься или где?!
— Уже лечу!
В какой-то миг я даже понадеялся, что наш безумный план все же имеет шанс реализоваться. Пока все работало — мы с Рысьевым удерживали морпехов во рву, гномы с Роникой не позволяли скучать их друзьям на реке. И если местонахождение чертова тайника уже ло... локо... локализовали, вот! Минут пять, максимум се...
Этого снаряда я не услышал. Просто стена под ногами внезапно вспучилась и из черных трещин вырвалось рыжее пламя. Меня подняло в воздух, словно пушинку, отбросило вверх и назад — но в этот последний миг я успел увидеть, как между мной и взрывом возникла тонкая фигурка... тонкая зеленая фигурка с волосами цвета расплавленного золота.
...и успел подумать — Иллика!
А потом стало темно.
Тянъцзинская дорога. Бренда Ханко.
— Брось мешок, — хрипло рявкнула я. — Брось, кому говорю!
Хрипящий не хуже загнанной лошади Малыш Уин все же нашел в себе силы для ответа.
