Мне пришлось еще раз хорошенько все обдумать: у меня еще оставалась последняя возможность пойти на попятную. Подняв наконец взгляд, я сказал:
— Я люблю одну леди. Кто она такая, не имеет значения; она реальная женщина, и без нее я не знаю счастья. Ради нее я вернулся в Йотунленд из далекой страны.
Тиази кивнул.
— Мне говорили, что сыны Ангр не способны любить. Коли так, почему король Гиллинг поднялся с постели и бросился навстречу смерти, заслышав голос королевы Идн?
— Вас неверно информировали. — Голос Тиази походил на горестный стон ветра, пролетающего сквозь череп. — Мы умеем любить. Нужно ли мне указать на обстоятельство, введшее в заблуждение вашего осведомителя?
— Если вам угодно, милорд, — пожал я плечами.
— Нас никто не любит.
— Даже собственные соплеменники?
— Да. Итак, ваша последняя просьба?
— Всю жизнь я чувствовал какую-то… какую-то пустоту в душе, милорд. Когда-то я приобрел новый щит, и мой слуга, который является также моим другом, предложил изобразить на нем сердце. — Я немного поколебался. — Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце, милорд.
— Я помню.
— Хотя я никогда не знал почему. Мой друг предложил изобразить на щите сердце. Я очень гордился им, в смысле — щитом.
Тауг отвел глаза в сторону.
— И мне пришло в голову, что я вправе изобразить на щите лишь пустое сердце: очерченный тонкой красной линией контур. Я сказал «нет». Видите ли, я чувствовал, что мое сердце полно любовью к леди, чья любовь привела меня сюда. И все же сердце на моем щите должно было быть пустым, и я понимал это. У вас здесь есть комната — знаменитая комната, поскольку я слышал о ней давным-давно, — на двери которой вырезаны слова: Обитель Утраченной Любви. Это правда?
Тиази медленно кивнул.
— Из сказанного вами я понял, почему она здесь и почему она дорога вам. Это не может быть одна из этих дверей — на них ничего не вырезано. Значит, здесь есть другая дверь?
Тиази молчал.
— Можно мне войти туда, всего один раз? Вот третья милость, великая милость, о которой я прошу вас.
— Но вам придется выйти обратно, — проговорил Тиази, с особым упором произнося каждое слово.
— Я и не собирался оставаться там.
— Я удовлетворю обе ваши просьбы. — На мгновение показалось, будто Тиази собирается встать с кресла, но он продолжал сидеть, сжав огромными руками подлокотники. — Но вы должны сделать для меня одну вещь. Вы должны взять с собой рабыню. Вы возьмете?
— Линнет? А где дверь?
Легким движением головы Тиази указал на одну из пяти дверей: самую узкую, из столь светлого дерева, что она казалась почти белой.
— Туда? — Я встал и взял Линнет за руку. — Пойдемте со мной, миледи.
— Мантикоры и маргаритки.
Женщина поднялась с места — ни неуклюже, ни грациозно и ни медленно, ни быстро.
— Она безумна.
— Лютый гнев пылает в ее душе, — покачал головой Тиази.
Я посмотрел на него:
— Я все еще ребенок — все еще мальчик — во многих отношениях.
— Вам можно позавидовать.
— Она действительно разгневана? Сейчас?
— Мама никогда не сердится, — сказала Этела.
— Я бы не советовал вам смотреть ей в глаза.
Тауг прочистил горло:
— Я немного рассказывал вам про битву на рыночной площади, сэр Эйбел. Она… она сражалась с ними. Орудуя кнутом, который мы купили вместе с телегой. Кажется, я не сказал, что она нагнала страху, на инеистых великанов, но они действительно испугались. Она ослепляла ангридов ударами кнута.
— Я не знал, — сказал я.
— Я не сказал, что на меня она тоже нагнала страху. Она сражалась на нашей стороне, но я все равно здорово испугался.
— Однако продолжал биться.
Тауг пожал плечами:
— Потом появился сэр Гарваон со своими воинами, и они боялись вступать в бой, я видел. Я видел, как они были напуганы, и я подумал: вы, здоровые сильные мужчины, вы не знаете и половины всего — даже ничего не знаете — о настоящем гневе…
— Имя нашей прародительницы Ангр, сэр Эйбел. Мы произошли от нее, все мы. Поэтому мы хорошо знаем, что такое гнев. Говорю вам, эта женщина должна сдерживать свой гнев — иначе она уничтожит все на своем пути. Она кажется вам похожей на восковую куклу?
— В общем, да.
— Вы не раз видели огарок свечи, брошенный в огонь. Помните о нем.
— Я постараюсь. Пойдемте, леди. Я открою перед вами дверь.
Сделав тридцать шагов, мы приблизились к указанной Тиази двери, и она — хоть и самая узкая из всех — была широкой и высокой по моим меркам. Мне пришлось вытянуть руку вверх, чтобы поднять засов. Дотронувшись до него, я увидел вырезанные на светлом дереве изящные эльфрисские письмена: ОБИТЕЛЬ УТРАЧЕННОЙ ЛЮБВИ.
Дверь казалась невесомой, и возможно, мы вошли внутрь, даже не открыв ее.
Глава 22
ПОТЕРЯННЫЕ ЛЮБОВИ
Кромешная тьма, чернее самой черной ночи, обступила нас. Я услышал шум стремительно несущейся воды, подобный которому слышал, когда боролся с могучими волнами и неизвестными, не отмеченными на карте течениями вместе с Гарсегом. В темноте раздавались громкие удары, частые и глухие. Я попытался представить, какого рода существо может производить такой шум, и в воображении моем возник образ Орга — зеленого, как листва, и бурого, как кора, — который стоит один на лесной лужайке и колотит в полый ствол сухого дерева дубиной. Я чуть слышно пробормотал: «Что это?» Линнет услышала меня и ответила: «Это мое сердце». Едва она успела договорить, я понял, что она одновременно права и не права, что это стучит мое сердце, а не ее. Долгое время мы шли в темноте, и я ступал в такт ударам своего сердца.
Тьма вдруг разом рассеялась, словно по велению Верховного Бога, и превратилась в жемчужный туман. Я увидел под ногами траву — сочную траву, какую любят лошади, — сверкающую росинками.
— Здесь лучше, — сказала Линнет.
Возможно, я ничего не ответил, но я согласился с ней. Солнечные лучи прорезали туман, и из него соткалась колоннада могучих дубов. Линнет побежала вперед.
— Голденлаун!
Она обернулась ко мне, и, клянусь честью, я никогда еще не видел столько радости, сколько увидел на изможденном лице женщины.
По сравнению с Ширволом замок казался чуть ли не игрушечным — серая стена, через которую сильный мальчишка легко перебросил бы камень, круглая центральная башня изящных очертаний и прямоугольный в плане четырехэтажный каменный дом с мансардой. Одним словом, такого рода замок, какие рыцарь с дюжиной крепких воинов успешно удерживает, отражая нападение пятидесяти — ста разбойников. Не более того.