— Гад.
Драконов не тошнит. А это, которое сейчас я? Мышь колючую? Не знаю…
— Отвечай! Как?! — Ставинне, казалось, еле удерживался от желания расплющить меня в диск. В пудреницу… — Как? Или… Нет!
О чем-то словно догадавшись, он резко поворачивается назад, к Рику. А тот… тот как раз встал…
— Стой, — тихий голос резанул по нервам, как стекло. — Стой. Ни шагу…
Самое удивительное, что чародей и правда остановился. И ни звука. Расширенными глазами смотрел на моего шамана — и ни звука, ни шороха. Зато (первый раз!) заговорил ковен. Чей-то хриплый голос оторопело проговорил:
— Рикке, что вы делаете…
Шаман перевел дыхание.
— То, что возможно, — медленно проговорил он. И только тут я увидела, что к его руке тянется пучок тех же черных нитей…
Рикке — и черное? Мои бедные мозги попытались переварить мысль "Рик — на самом деле черный маг", и их намертво заклинило. Бред. Не может быть. Никогда.
Бред, это все бред. Зал без стен и потолка, скрученные фигурки магов, алтарь, словно клубок диких водорослей… и все больше нитей ползут к шаману, вьются вокруг. На фоне черного Рик кажется каким-то чужим, другим, будто неживой, а из этого… аниме. Бред…
Я не верю
А вот Ставинне поверил. Один взгляд на клубящееся за спиной Рика облако нитей — и черный маг, мгновенно наклонившись, хватает меня загребущей лапой…
Я бессильно повисла, будто какая-то суперкреативная сумочка — сил не было даже брыкнуться. Как же ты меня достал, урод черный…
— Отпустите низки, мастер Рикке. Иначе через минуту здесь живыми останемся только вы и я. А начну я с этого карликового дракона.
— Сам ты… карликовый, — не стерпела я, — Дурак.
Но меня никто не услышал. За спиной колдуна поднималось второе черное облако… И это было страшно. Красиво и жутко. Я уловила сбоку какое-то движение, тускло блеснуло золотым — а, один из Мантий пришел в себя. Он зашевелился, приподнялся на руках, помотал головой… и тут же несколько нитей зависли перед ним, как мини-кобры. Дрожат и покачиваются… Ужас какой. Ведь у них глаз нет… ну, в смысле, не должно быть… а впечатление, что они смотрят! Словно взвешивают, кто это и съедобно ли. А когда он наконец поднимает голову… Он увидел и отдернулся, а они разом набросились. Именно набросились — не обтекли-окружили, как Рика или Ставинне, а опрокинули и словно… словно придавили. Золотая мантия исчезла под черной волной. И больше не двинулась.
Я отвела взгляд.
Хорошо, что Ляпчика скрутило вместе с ковеном. Пока они не шевелятся, эти «низки» ими не интересуются.
А маги смотрят друг на друга. И эти их «тучки» все выше и ближе. Словно вот-вот сцепятся. В одном месте нити-враги соприкоснулись — проскочила красная молния. У Ставинне дернулась рука.
— Мальчишка. Самонадеянный шаман. Раздавлю.
— Не глупи… — какой холодный у Рикке голос. — Я еще целый, Ставинне, алтарь собой не кормил. И я сильнее… моложе. Ты проиграешь.
— Я прикончу всех твоих.
— Попробуй, — Рик почти улыбается. Незнакомой злой улыбкой. — Давай. Отвлекись, Хонне. Только отвлекись.
Ничего не понимаю. Я не понимаю. Но никто ничего не спрашивает. Ковен молчит, все тихие-тихие… и я молчу. Сейчас грохнет. Не знаю, что. Молния, буря, торнадо… что-то. Сейчас…
— Ее-то, во всяком случае, я успею убить… — тихо, будто себе, говорит чародей. — А?
А дальше начинается тот самый торнадо.
«Низки» взлетают вверх и заполняют воздух — в одну секунду. Рвут небо… то есть мне так показалось. Там, наверху, оказывается, было что-то вроде купола — не стеклянного, не пластикового, какого-то плетеного или наколдованного. И сейчас нити Рика рвут его в клочья, и эти клочья медленно осыпаются вниз… Нитки мечутся, как полоумные, воздухе полно лиловых вспышек, катаются какие-то черные клубки, падают обрывки непонятно чего, в лицо бьет горячим… Что-то дергает меня в сторону, оплетает-окружает, и я бьюсь и рвусь, пока до меня не доходит, что эти нити меня есть не собираются, а просто утаскивают подальше от Ставинне. Рик прикрыл? Черта с два поймешь.
Осветительные шары то гаснут, то снова полыхают, они дергаются, сдвигаются со своих мест, точно собираясь вмешаться в драку. В диком мелькании теней не поймешь, остался ли здесь, в зале, хоть кто-то живой. Кругом сплошное шипение и свист…
А посреди этого сумасшествия замерли черный маг и мой шаман.
Лицо Рика — белое, очень белое, напряженно застывшее… Судорожно сжатые губы, вскинутые руки. Ставинне, который надвигается шаг за шагом…и низкий гул, который потихоньку заглушает шипение.
Алтарь… это он гудит?
— Уничтожу… — Ставинне тоже шипит, тоже, как и его нитки-низки. — Ты… ты все равно не сможешь заменить… меня… Ты всего лишь… мальчишка…
Рик не отвечает.
— Ты…
Молчание. Шипение превращается в вой. По полу мечутся пыльные смерчи. Алтарь странно блестит… так, что глаза режет. Блестит? Или у меня просто в ушах шумит. Нет… Колдуна я ведь слышу.
— Что ты делаешь!
Что происходит?! Какой странный гул… Как давит что-то на мою бедную ушибленную спину — придавливает, как плитой.
— Ты не посмеешь… — голос Ставинне уже хрип, — Как ты… ты…
— Так.
Это короткое слово словно взрывает зал. Пол идет волнами, трескается, мусор рассыпается, пыль, крошево… Кто-то кричит, как от боли, Рик падает на колени… Я цепляюсь за какой-то обломок с вделанным в него железным кольцом, хоть и не верю. что это меня удержит…
Над алтарем раскручивается смерч. Он втягивает в себя пыль, пепел, мусор, черные обрывки, сдирает с меня черный кокон, и все втягивает в гудящую темно-желтую, жуткую воронку. По воздуху мимо меня пролетают змеи, куча сплетенных из «низок» сетей, с истошным воплем проносится жуткая зубастая зверюга. При виде меня ее красные глаза на миг оживляются, из кошмарной пасти "выстреливает язык", пытаясь зацапать добычу, но ветер дергает ее сильнее, и зверюга влетает в смерч вместе с какими-то лохматыми орехами.
— Нет! Нееееет! — Ставинне хлопает себя по рукам, по плечам, ловит ускользающие нитки, пытается их удержать. А они выскальзывают из-под рук, рассыпаются в пыль, просыпаются между пальцев. А черный маг… вы видели то страшненькое выступление на Евровидении, где девушка на глазах превращалась в старуху? Вот сейчас такое было с ним. С этим… черным колдуном. Стариком.
Алтарю надоело дарить силу. Теперь он отбирал ее обратно. Вместе со всем, на что ее потратили.
С заколдованными зверями, с молодостью… с жизнью. Я не знаю, как именно кормят алтарь, и не хочу знать. Никогда не захочу. «Собой» — сказал когда-то Рик. И теперь это было видно. Ставинне старел. Волосы седели на глазах, морщины бежали по лицу, углубляясь с каждой секундой. Он не мог постареть так сам собой, он же моложе Гаэли… Но сейчас, когда он на дрожащих ногах торопился к алтарю, он выглядел как отец Гаэли… нет, дед. Старый, слабый…
