широкую ладонь Миба.
— Да как бы я посмел, — с силой разжав пальцы, Рональд последний раз взглянул на меня. — Ты знаешь мой секрет, а я знаю твой, — твёрдым голосом сказал он, а у меня внутри всё похолодело, но виду я не подала. — Я просто защищаю свою семью, как и ты тогда.
«Они мне не семья» почти вырвалось у меня, но Саша велела нам снова отправляться в путь, поэтому слова застряли у меня в горле. Рональд с немой просьбой в глазах попятился назад, пока я в ответ хмуро смотрела на него. Неужто он догадался, кто я? Я сглотнула ком в горле и, бросив последний взгляд на статую Питенатт, присоединилась к остальным. Слова Рональда звучали убедительно, но он мог легко оказаться искусным лжецом, которых я повидала достаточно.
Светлана
Я подняла заплывшие и воспалённые глаза к потолку. В приступах неминуемого и всепоглащающего голода мне мерещились звёзды, излучавшие своё сверкание словно забытую колыбель матери. Я могла часами сидеть с запрокинутой головой и представлять, как выхватываю созвездия из своего истощённого воображения, лишь бы не обращать внимание на скручивающие спазмы в животе и звон в висках от окружающей нас тьмы. На всхлипы Амики, очередной раз вспоминавшей брата и уверенной, что больше никогда его не увидит. Такова была это девочка… Когда что-то шло не так, её почва словно уходила из под ног и уносила далеко вниз, отрывая от внешнего мира. Подействовал на неё так уход из своего клана или ещё что — я не знала. Да и не спрашивала никогда, потому что никогда не была способна понять такой утраты.
Если Мика с Амикой временами скорбили по своему клану и корили себя за якобы предательство — я же не скрывала своей ненависти и жажды мести. Я не смела и заикнуться об этом при Ёдо, но моей единственной мечтой было искоренить большую часть Аггин. Уничтожить поглощённых жестокими нравами и кровавыми традициями лидеров, которые обрекают на страдания свои общины. Но я молчала. Молчала и просто ждала, когда наконец расплачусь за свой долг и буду вольна делать, что вздумается.
Справа послышалась сдавленная ругань Заимана. Мужчина с тяжестью и кряхтением поднялся и встал на колени. Сколько раз мы падали в голодный обморок? А сколько раз время переставало существовать, отправляя нас в пространство, не имеющее течения? Просто коробка сдавленного воздуха, в которой ты чувствуешь, что остаёшься жив, но не можешь этого понять… Казалось бы, простая вещь — понять, что ты живой. Биение сердца, звук дыхания и перекатывание мышц — все признаки живого организма. Но все они меркли под гулом в ушах и зловониями нашей клетки, которые могли любого заставить поверить, что он находится в могиле, окружённый червями и другими костлявыми пальцами гниющих трупов.
Я перевела взгляд на командира, но не могла его полностью разглядеть, поэтому пришлось повернуть голову. Шея заныла от лишних движений, но сил поморщиться у меня не было.
— Ты как? — прохрипел Заиман, внимательно осматривая меня. Как будто он мог разглядеть хоть что-то в темноте.
— Всё в порядке, — тем не менее ответила я, дабы успокоить его. — Ты недолго провалялся.
— Между кошмарным сном и кошмарной реальностью я выберу второе, — снова раздался его хриплый голос и хруст затёкших костей, когда Заиман полностью уселся на пол. — Нотиюс… — попытался позвать он, но голос дрогнул в конце. — Нотиюс… вы как? — вновь повторил он.
Поди тоже валяется без сознания, — подумалось мне, пока я не услышала тоненький голосок совсем молодого Гриила.
— Почему они… не приходят, — надрывно шептал юноша, но его голос шумным эхом отскакивал от каменных стен. — Почему… не спасают нас…
— Перестань ныть, малец, — грозно, голосом главнокомандующего приказал Заиман. Если бы мои глаза держались более открытыми, или было бы больше света, я бы понаблюдала за реакцией мужчины на мой осуждающий взгляд за столь резкие слова. — Нас всего лишь морят голодом. И то, не всё время.
Было бы легче, если бы просто морили голодом. А так нас ещё накачали лошадиной дозой дурмана Друмов. Но об этом я не стала говорить.
— Не обесценивай потребность организма в еде, — раздался голос Амики. Подобно брату, сейчас она говорила звонко и надрывно. — Сколько мы не ели? Два дня? Три?
— Полтора, — спокойно поправила я, снова вглядываясь в потолок, очерчивая взглядом невидимые звёзды. — Полтора дня назад нам приносили наполовину засохший хлеб. А до этого нас не кормили почти два дня, — объясняла я.
— Откуда ты знаешь? Здесь ни окон, ни дверей. Откуда тебе знать, сколько дней проходит? — спросила Амика из-за потребности завести разговор и не погрузиться в тёмную безнадёгу, нежели из любопытства.
— Просто знаю, — так же ответила, едва не пожав плечами. — Чувствую.
— Мы умрём здесь, да? — вновь раздался панический голос Нотиюса. Такой смелый мальчишка, который является лучшим стрелком на моей памяти для своих лет, но который боится оставаться в темноте. — Они не придут…
— Они придут, — возразил Заиман, но был перебит.
— Откуда тебе знать? — повторял вопрос Амики Нотиюс. — У Ёдо и так достаточно союзников, тем более с Вестником смерти…
— Заткнись! — рявкнул Заиман и закашлялся от столь резкого крика. — Не говори об этом. Ничего не говори.
— Они не придут… — как мантру повторял юноша.
— Они придут, — поддержала я слова Заимана. — Просто не сейчас. Он договаривается, проявляет дипломатию. Уверена, если бы не он, то нас бы не только голодом морили. Дайте ему время, чтобы не пришлось развязывать войну.
— Он никогда не развяжет войну из-за нас, — не согласилась Амика.
— Тоже верно, но всё же… Ему не совсем плевать, — я прикрыла глаза, чувствуя, как темнота начинала заполнять сознание, подобно вязкому болоту.
Но затем раздался резкий щелчок, выдернув меня и заставив подскочить. Моё тело такому не обрадовалось. В самом начале коридора, в начале ряда из всех клеток открылась дверь. Послышалась поступь тяжёлых и рыхлых шагов. Один словно маршировал, отбивая чёткий ритм и пропевая кричалку в голове, а второй вальяжно и лениво волочил свои ноги. Наверняка старые и обсыпанные прахом павших…
— Как самочувствие? — раздался скрипучий голос над нами. — Вижу, вас тут в сон клонит.
— Чего тебе надо? — выплюнула я, вмиг позабыв о сдержанности, которую старалась проявлять перед товарищами. — Пришёл порадовать нас своей мордашкой?
Выпад абсолютно бесполезный, но такой приятный. Приятно выплеснуть яд, который невольно накапливается во мне, стоит только пересечься со взглядом хищных фиолетовых глаз. Его изуродованное, помятое лицо оставалось всё таким же надменным, словно он находился на пьедестале.
