Кто бы мог подумать, что Эля-неудачница возьмётся убеждать кого-то в том, как нужно любить себя. Откуда ей вообще такое знать?
Терций мотнул головой, но после всё же не выдержал и потянулся за объятьями. О его тактильности знали все, но сам он намерено сдерживался. Теперь Элина думала: «Не из-за того ли, что боялся, вдруг им будет противно?»
Ухо обжигало чужое дыхание, прерывистое, но медленно приходящее в норму. Тогда же тихий шёпот сказал:
– Спасибо.
***
Ночью Элина проснулась от кошмара. Кожа плавилась. Дым клубился в горле. Всё пылало. Перед глазами плясали языки пламени.
Оглядев тихую безмятежную палату, она с трудом выдохнула. До чего же реалистичный сон. Хотелось сбросить его, как наваждение, и позабыть навсегда.
Поднявшись с кровати, Элина тихонько выскользнула в коридор. В новогоднюю ночь никому не было дела до пациентов. Воспользовавшись этим, она поднялась выше и проскользнула сквозь служебный ход на открытый балкончик. Обычно целители здесь курили – пепельницы стояли в каждом удобном углу.
Вглядываясь в темноту, разбавляемую лишь далёким светом фонарей, Элина не могла избавиться от дурного предчувствия. Как могли они с Яромиром настолько расслабиться? Как могли посчитать, что половины обряда достаточно, и до нового тысячелетия ещё куча времени? Как могли, в конце концов, дать Чернобогу свершить его ужасный план, принять за кого-то неважного, неопасного, готового в любой момент сыграть по их правилам?
«Яромир?» – и пусть молчал, от неё не скрылся тихий шорох. – «Что нам теперь делать? До Комоедицы ещё два месяца, разве можем столько ждать? Неужели не подойдёт другой обрядный костёр, другой пир жизни? Как ты и говорил? Пусть хоть какой-то запасной вариант будет, лишь бы не сидеть на месте…»
«И какой же?»
Он словно издевался над ней. Элина не понимала, что говорила не так.
«Это ты мне скажи. Не Везнича ведь слушать? Даже если заставлю Севериана убить меня, этого мало. Что если обязательны клятвы, Шерт, что угодно? А если в этот раз Дващи Денница просто не сработает? Ты ведь был прав. Нельзя останавливаться на одном…»
«Вот значит как. Любо-дорого дела делаются. Клятвы, обряды, слова. И никаких рук в крови? Совсем на вас не похоже»
Что-то щёлкнуло у неё в голове. Догадка.
Эти интонации, эта жестокость…
«Ты не Яромир»
Едкий смех стал подтверждением. Как же сразу не поняла? Как не узнала эту бессердечность, эту ненависть?
«Мороз»
«Долго же водил за нос. Такая значит у вас крепкая связь была?»
Не в бровь, а в глаз. Утонув в своих переживаниях, Элина не замечала ничего вокруг. Даже того, что, казалось, творилось у неё в голове. Если бы Мороз не захотел…как долго бы она не подозревала?
«Что тебе нужно? И где Яромир?»
«Белый бог здесь, в моей вотчине. Причитает, как легко справится с моим тятей, да больно много слов» – не прикрыто бахвалясь, он сознавал свою над ней власть. – «Хочешь вызволить его? Так приходи. Чего ж трусишь?»
Как она должна была это сделать? Идеи загорались одна за другой и также быстро потухали. Если только подговорить Смотрителя? Или найти ту самую брешь из Диминых рассказов? Или?.. Но мучительные попытки остались бесплодны.
«Хотя нет, знаешь. Ты нам пока не нужна. Безвольным девчонкам нечего делать в наших планах»
«Это мы ещё посмотрим»
«Думаешь, я шучу? Думаешь, мало на празднестве было? Так я и добавить могу, только попроси»
Элина шагнула вперёд и накрепко вцепилась в перила. Точнее не она, а её тело. Оно не слушалось больше, подчиняясь Морозу, и стало абсолютно чужим. Предатель. Сердце билось заполошно, дыхание сбилось. Кажется, скоро накроет паника.
Если Яромиру Элина доверяла, ведь знала, что тот не причинит вреда, то сейчас боль – вопрос времени. Носом хотел ткнуть в её беспомощность. Свою всесильность.
Ногами встала на перила. Ветер колыхал волосы. Внизу была тьма.
Элина пыталась сопротивляться. Пыталась говорить, дёргаться. Бояться. Но могла только дышать.
Как в замедленной съёмке ощутила падение. Нога соскользнула. Как зажёванная плёнка на периферии сознания звучал надоедливый смех.
Она упала на спину.
«Запомни в чьих ты руках. Сиди смирно и будь умницей, пока хозяин не позовёт»
Захотелось плюнуть ему в лицо. Но даже этого не могла себе позволить.
Она заложница в собственном теле.
***
День выписки подошёл даже раньше, чем Элина могла надеяться. Медсёстры сжалились и, стребовав «честное пречестное» – не перенапрягаться и обрабатывать рану, – отпустили.
– Негоже проводить все праздники одной в четырёх стенах.
Но Элина пожалела, что уходит. Ничего ведь не изменится. Вернётся в общежитие, комната станет той же палатой. А здесь гложущее чувство ускользающего времени притуплялось. Словно она ни при чём, словно не ей решать судьбу человечества. Одной.
А мир за белыми стенами не изменился. Ученики куда-то спешили, смеялись, обкидывались снежками и делились подарками. Элина как никогда чувствовала себя чужой. Призраком, чей голос слышат лишь птицы да деревья. Разве заслужил этот мир столь ужасную спасительницу? Хорошо, что только они с Северианом знали об этом. Иначе как бы смотрела людям в глаза?
Общежитие встретило привычным ворчанием Сипухи и непривычной тишиной. Конечно, каникулы ведь в самом разгаре, и многие разъехались по домам. Это у неё больше никого нет. Даже места, которое можно назвать домом. Их маленький загородный коттедж, наверно, давно разобрали по кусочкам всякие, кто сумел дотянуться.
Новогодние украшения, развешанные на дверях и зеркалах, только навевали тоску. Первое января она встретила в палате в окружении медперсонала – те всячески пытались поднять больным настроение, но заменить родное тепло и искреннее веселье не могли. Впрочем, Элина не из тех, кто стал бы жаловаться. В их семье было два типа «новых годов»: светский и домашний. Светский выпадал нечасто, когда они приглашали кучу гостей и страдали, пытаясь ублажить каждого. Но домашний в сотни раз был хуже. Они втроём садились часов в десять за стол, ломящийся от изысканной еды, неловко смотрели передачи по телевизору, а стоило, наконец, пробить курантам, выдыхали и ложились спать. Для кого пытались казаться идеальной семьёй?
Поэтому маленькое, но искреннее поздравление от медсестёр, их подарки – конфеты, песни, игры и поддержка стоили во сто крат больше, чем все те новые годы, что унесли с собой её пятнадцать лет.
В комнате оказалось пусто. Вот же Аделина удивится. О выписке не знал никто, даже сама Элина до сегодняшнего утра. Родная комнатушка, захламлённая ещё сильнее, вызвала странное желание прибраться и разобрать всё то, до чего обычно не доходили руки. Казалось, прошла целая вечность. И ей бы упасть на пол или кровать, уставиться в потолок и не изменять себе – думать, винить и страдать, но…
Осталось ещё одно не оконченное дело.
Элина прошлась обратно до лестницы. В закутке пряталась дверь с табличкой «201». Не дав времени на сомнения, Элина настойчиво постучала. Раз, два. Тишина. Снова, но уже громче. И без ответа.
– Тут кто-нибудь есть?
Может её решили игнорировать? А может здесь никого и правда нет. Впрочем, на ум пришло ещё одно место, где часто бывала Авелин. Храм Морены. Есть у них глупая привычка надеяться, что Боги помогут и утешат.
«Но Боги так же беспомощны, как и люди. Они не возвратят близких» – так говорил Яромир.
Если в обычные дни холм обходили стороной, то сейчас тут царило полное запустение. Мёртвая тишина. Только вороны да воробьи летали над головой. Вдруг это Севир следит за ней? От глупой шутки разозлилась.
Элина впервые была здесь одна и совсем растерялась. Что там нужно делать, когда врываешься на «святые земли»?
«Требу принести» – милостиво подсказал Мороз, – «хотя с такими как ты матушка якшаться не любит»
Она похлопала себя по карманам. Пусто. Глупо даже надеяться. Неужели придётся возвращаться? Это ещё полчаса в никуда, а Авелин может и не быть здесь. Тогда кровь? Эх, а плечо-то почти зажило.
