— Я поняла. Настаивать далее не буду. Но учти — подозрения и недоверие обычно взаимны. И если мои окажутся верными…
— Давай ты сперва проверишь, а потом скажешь, — прервал ее брат. — Я тебя тоже прекрасно понял. На том и остановимся.
Заседание дворянского собрания спешно созвали еще в среду, но поскольку многих его членов просто не было в городе, пришлось ждать два дня, пока они не съедутся. Откладывать дальше единодушно сочли нецелесообразным все — и организаторы, и участники, и придворный маг, который так и не показался никому на глаза. В лазарет он наведался невидимым, внимание уделил только Элмару и особо тяжелым пациентам, которые не могли его увидеть, будучи без сознания. Прямо оттуда мэтр отправился в Лондру, дабы разыскать прозябающих в беспредельной скромности Пьера и Жюстин, но к началу заседания обещал вернуться и незримо присутствовать. От этого «незримого присутствия» Кантору было несколько не по себе, хотя неприятного воздействия классической магии он не чувствовал. Да и причин нервничать у него хватало и без всяких неучтенных магов. Во-первых, перед самым началом заседания ему сообщили, что Ольгу только что переправили из ненадежного убежища Семерки в безопасное место, и будь его воля — он бы бросил все и помчался к ней, но кто бы позволил сейчас отлучиться одному из главных свидетелей? Во-вторых, именно по той же причине он сейчас сидел не на привычной снайперской точке, а на скамье за спиной выступающих, и ему было плохо видно зал, не говоря уж об отсутствии под рукой успокаивающей гладкости приклада.
Атмосфера в зале сильно напоминала похоронную, не хватало только траурных одеяний и приспущенного флага. Как пояснила регент в кратком вступительном слове, официальное объявление о кончине короля состоится не ранее, чем будет обнаружено тело. Поймите правильно, господа: несмотря на всю очевидность ситуации, ее величеству уже дважды случалось преждевременно примерять вдовье покрывало, и промахнуться аналогичным образом в третий раз ей бы не хотелось. Вместе с тем отсутствие его величества ничуть не помешает разобраться в неприятной ситуации, сложившейся вокруг его персоны, — а необходимость поставить наконец точку в этом вопросе назрела давно, и тянуть с этим дальше нельзя, так как дело дошло уже до открытого мятежа. Пригласить сюда всех придворных магов и правителей северных держав, к сожалению, все еще невозможно, но свидетелей и без того будет достаточно.
Первым выступил Флавиус, и, по мнению Кантора, одного его с лихвой хватило бы, чтобы цвет ортанского дворянства дружно обделался и хором восславил героя и мученика Шеллара III, только бы избежать пристального подозрительного взгляда главы департамента. Но Флавиус подошел к делу обстоятельно и привлек всех, до кого смог дотянуться. Даже Элмара из лазарета приволокли — к счастью, ему отшибло только слух, а память и речь не пострадали.
После того как глава столичного подполья изложил свою историю и зачитал пресловутые письма, спасенные им из тайника в кабинете, слово дали Элмару, в виде исключения позволив не вставать. Но разве стал бы истинный герой пользоваться столь унизительной привилегией? Разумеется, Элмар встал, на одном костыле допрыгал до кафедры и повис на ней, не слыша, как это деревянное сооружение отчетливо потрескивает под его весом.
Речь его была подобающе краткой, четкой и предельно ясной. В завершение принц-бастард обвел взглядом зал и сообщил:
— Господа, я вас не слышу, поэтому ответить на вопросы вряд ли смогу. Если же у кого-то есть возражения или сомнения в правдивости моих слов, вы можете прислать мне письменный вызов на поединок. Обещаю, что, как только встану на ноги, все желающие будут удовлетворены по очереди, в порядке поступления вызовов.
Кантор прикусил губу, чтобы скрыть невольную ухмылку, неуместно нарушающую общий похоронный настрой. Что-то ему подсказывало, что пихаться локтями за место в означенной очереди никто не будет.
Ожидавшие в коридоре друзья отвели Элмара обратно в лазарет, и настала очередь Кантора. Он рассчитывал отделаться так же кратко, как и принц-бастард, но оказалось, что подобные поблажки были предусмотрены только для больных и глухих. Буквально на третьей фразе сообразив, что свидетель намерен высказаться как можно короче, господин Флавиус принялся задавать дополнительные вопросы и чуть ли не щипцами вытягивать из него живописные, но никому не нужные подробности. Во всяком случае, Кантор полагал, что уважаемое собрание прекрасно обошлось бы без разъяснений о технической стороне его сновидческих способностей. И заставлять его пересказывать полностью историю Ольгиных приключений было истинным издевательством. А уж когда речь зашла о содержании чужих снов, Кантор просто внаглую отказался отвечать, сославшись на бесконечное множество честных слов, стребованных с него лично его величеством и прочими субъектами сновидений. Этот допрос настолько выбил его из равновесия, что попытайся кто-то из зала задать провокационный вопрос — и поединок состоялся бы здесь и сейчас, без всяких письменных церемоний. Но то ли Кантор был настолько убедителен, то ли кровожадные намерения слишком явственно читались на его лице, то ли Элмар распугал всех заранее… Словом, прекрасной возможностью подраться никто не воспользовался. Даже Флавиус, кажется, понял, что дальше нервировать горячего мистралийского парня выйдет себе дороже, и отпустил свидетеля с миром.
Однако напрасно Кантор надеялся, что на этом все закончится и он сможет наконец изловить за мантию кого-нибудь из «незримо присутствующих» и отправиться туда, где ждала его многострадальная жена и до сих пор еще не виденная дочь. Как же! Самое интересное только начиналось!
Точно в тот момент, когда Кантор уже возвращался на место, а Флавиус еще не приступил к подведению итогов, у дверей началось подозрительное шевеление, слишком слаженное, чтобы быть непредусмотренным. Стук в дверь, охранник быстро о чем-то шушукается со стучавшим, затем бежит к Флавиусу и шушукается с ним, глава департамента изображает на лице легкое удивление и торжественно объявляет, что приехали еще несколько свидетелей, которых никто не ждал, но все с радостью выслушают. Честное слово, качество постановки оценил бы даже Карлос.
Флавиус церемонно поднялся с места и подобающим возвышенно-официальным тоном провозгласил:
— Господа, наше скромное собрание почтил своим личным присутствием глава клана Сигмар Рутгер Шварц Восемнадцатый. Прошу всех оказать его величеству надлежащие почести.
Заскрипели стулья, зашуршали наряды, зал безропотно встал, в немом изумлении приветствуя владыку клана. Пожалуй, это был первый случай в истории, когда гномьи правители лично являются на подобные человеческие мероприятия, да еще и выступают с официальными заявлениями.
