Они медленно пробирались через лес по склону холма. Коням было тяжело, и Аня упрекала себя за то, что выбрала именно эту дорогу. Но она знала, что эллоны могут быть поблизости, поэтому старалась скрывать своих людей как можно дольше: на открытой местности они были хорошей мишенью для эллонских лучников.
Кони осторожно выбирали дорогу между деревьев. Аня ощущала запах политых дождём листьев и время от времени протягивала руку, чтобы дотронуться до их влажной прохлады.
— Я могу больше, чем ты думаешь, — произнёс вдруг Реган, когда их кони снова поравнялись.
— Извини, — сказала Аня. — Я преувеличивала. Если вдуматься, я вообще вела себя отвратительно.
— Нет, не извиняйся. Я говорю серьёзно. — Он провёл ладонью по лбу, пытаясь найти слова, чтобы выразить свои мысли. — Я могу создавать музыку.
— О да, — сказала Аня. — Я опять извиняюсь.
В её голосе звучал сарказм.
— Знаешь что? — заметил Реган. — Твои извинения хуже издёвок. Лучше не извиняйся.
— Прости.
Через некоторое время он заметил:
— Есть некоторые вещи, которые может сделать музыка и не может сделать меч.
Он пригнул голову, чтобы не ударится о ветку.
— Меч не может заставить плясать?
Реган сорвал орех, швырнул в неё, но промахнулся.
— Музыка, — продолжил он, когда Аня перестала смеяться, — обладает определённой силой. Она имеет природу, схожую с природой Ветра. И это не образное выражение. Я пытаюсь сказать, что музыка берёт воздух и превращает его в оружие. Подумай об этом. Почему эллоны трубят в горн, когда заходят в деревни? Ведь явно не по эстетическим причинам. Они понимают или понимали когда-то, какое действие оказывают на крестьян звуки горна. Музыка может передавать сообщения или даже команды, хочет того или нет тот, кто её слышит.
— Ты давно так не удивлял меня, Реган, — сказала Аня. В её глазах была насмешка.
— Слушай, — сказал он.
Он стал отбивать на своём бубне весёлый ритм, а она в такт покачивала ногой.
— Это так, пустяки, — Реган убрал бубен, — за исключением того, что несколько секунд я вполне осознанно контролировал тебя.
— Глупости, — засмеялась Аня. — Я просто качала ногой в такт твоему бубну!
— А ты могла не делать этого?
— Конечно, если бы захотела.
— В том то и дело: ты не захотела! Ты хотела делать то, что я заставлял тебя делать, Я хотел, чтобы ты качала ногой и ты качала ей именно так, как я того хотел. Ты не думала, подчиняясь моей команде.
— Кажется, я начинаю понимать, что ты хочешь мне сказать. — Лукавый блеск исчез из её глаз.
— А теперь я дам тебе другую команду, совершенно отличную от первой. — Он крепко обхватил своего коня ногами и снова достал бубен. — Только не буду это делать долго, потому что лошади пугаются…
В течение нескольких секунд Реган издавал на своём бубне скорбные размеренные звуки. Аня почувствовала необходимость натянуть узду у коня. Вокруг послышалось нервозное ржание. Она и сама испугалась той музыки, которую играл Реган: каким то неведомым образом она рисовала ей картину её собственной смерти.
— Никогда больше не делай этого, — сердито сказ Аня.
— Но я должен. Эта музыка имеет много общего с Ветром. Мы оба можем общаться непосредственно с разумом человека и изменять его. Ты говорила с Ветром, поэтому знаешь, что это такое. А сейчас ты слышала звуки бубна, когда он говорил с тобой в подобной манере. Звук — это всего лишь звук и ничего больше. Но ум твой воспринимает его и подчиняется скрытым в нём командам.
Он снова убрал бубен и достал флейту.
— Вот тебе ещё доказательство, — сказал Реган, поднося инструмент к губам.
Его пальцы легли вдоль отверстий. Он облизнул губы и заиграл танцевальную мелодию, которую когда-то слышал на севере Альбиона.
Аня почувствовала, что улыбается. Ей показалось, что всё её тело охвачено неописуемым счастьем, будто сердце начало биться быстрее. Вокруг всё выглядело удивительно хорошо: весело светило солнце и дул приятный лёгкий ветерок.
Реган перестал играть.
Аня сердито взглянула на него.
— Продолжай, — сказала она.
— Нет.
— Почему?
Некоторое время они не разговаривали, ведя лошадей вниз по скользкому склону холма, у подножья которого протекал ручей. Когда они перебрались на другую сторону, Аня повторила свой вопрос.
— Почему?
— Потому, что я уважаю тебя.
Она фыркнула.
— Это не ответ.
— Напротив, — возразил Реган, — самый что ни на есть истинный ответ.
Она подумала немного.
— Да, — наконец произнесла она. — Я поняла, что ты имеешь в виду. Это как в любви. Ты хочешь, чтобы это продолжалось вечно, но всему когда-то приходит конец.
Реган с сомнением посмотрел на свою флейту и убрал её на место.
Он откашлялся.
— Никогда не задумывался об этом раньше, — пробормотал он, а затем сказал, обращаясь к Ане: — Думаю, теперь ты понимаешь, как музыка может управлять людьми — людьми и их эмоциями. Как я уже говорил, в этом у меня много общего с Ветром: я так же, как он, могу обращаться непосредственно к разуму людей. И к разуму эллонов.
Они вышли из леса и приближались к вершине холма. Оглянувшись, Аня увидела аморфную массу разноцветных одежд и тяжело дышащих коней.
— Значит, ты сам по себе являешься оружием? — пробормотала она, глядя на Регана.
— Да.
— Тогда скоро я использую тебя в этом качестве.
Он улыбнулся ей.
— Я знаю. Мы подходим к Эрнестраду. Теперь это будет скоро.
— Ты можешь умереть. Может, даже в следующий период бодрствования.
— Я не боюсь.
— Тогда ты дурак.
— Нет. Я певец. Песни не умирают, а я — как песня.
* * *
Нгур беспокойно ходил взад и вперёд по одному из залов Гиоррана, который он выделил себе в личное владение. Пол был выложен полированным красным и белым мрамором, поэтому свет в зале имел красноватый оттенок. Нгур уже давно сменил обстановку, окружавшую его предшественника: там, где недавно стоял массивный золотой трон, теперь располагались кресла и дубовый стол, за которым регулярно он совещался со своими командирами. Стены и потолок были белыми. На них, то тут, то там висели картины, причём некоторые были настолько древними, что ни один из историков Дома Эллона не мог указать дату их написания. На картинах были изображены люди и животные, многие из которых не походили ни на одно из реально существующих. Тут были какие-то жёлтые звери с загнутыми к самому хвосту рогами. Были шестилапые твари, испускавшие из глаз яростный белый огонь в племя охотников, пытавшихся укрыться от страшного жара.
