Особое внимание обратите на последнее запечатление. Копии у вас есть. Это приказ об остановке всех работ по „танкам“. Об опечатывании оборудования, засекречивании материалов и сдаче их в архив. Очевидно, что следующим шагом стало бы расформирование института. Но следующий шаг военное правительство сделать просто не успело — его сместили.
Институт и его достижения не были позабыты случайно. Решение о том, что Весне не нужны его детища, наши предшественники вынесли осознанно. Причины неизвестны. Возможно, они опасались, что Главнокомандующая обратит новую страшную армию против непокорных — а недовольство военной властью как раз поднималось в народе и среди знати — в самой Весне…»
Нэрэи умел отыскать в саду затерянные места, куда Хин (как, похоже, и садовники) никогда не забредал, хотя ему упорно казалось, что он обошёл резиденцию вдоль и поперёк. Сил'ан служил волшебным духом-проводником в сокрытые края.
Роса недавно сошла, стрекотали насекомые, трава шелестела на ветру. Птицы выкликали Солнце. Толстый балоп мягко плавал над засохшими прутьями, обвивавшими цветок.
— Повилика, — объяснил Хину Альвеомир. — Паразит. Она пьёт соки хозяина, а жертву находит по запаху.
— Почему она засохла? — удивился Одезри.
Альвеомир с удовольствием взялся разъяснять. Остальные пока устраивались у пруда: расстелили полотнище, на него осторожно выставили кушанья, наготовленные Вальзааром для человека.
Пруд, широкий, но обмелевший, затягивала ржавая тина. Тонкие деревца боязливо трепетали, по траве шли широкие волны, серебристые и голубые. К душистому, терпкому аромату цветов, сырой земли, клейких почек и древесной коры примешивался едва уловимый затхлый запах — тянуло от воды.
Альвеомир смолк, и Хин услышал разговор. Тон Вальзаара не был надменным — неужели Келеф последовал совету?
— Мэйя Аведа от тебя в восторге, — подметил бывший глава. — Как ты его обворожил?
Нэрэи легко рассмеялся, обрадованный выбором слова:
— А разве Его Владычеству нужно стараться?
Сюрфюс объяснил — не голосом правителя или полководца, но мирно и уютно:
— Прежде всего, я его выслушал.
— Я тоже, — заверил Саели.
— Да, но я не сказал ему, что ничего не понял либо меня это не волнует.
— Я был честен, — пожал плечами Вальзаар.
— И я ему ответил, когда он спросил моё мнение.
— Что же?
— Всевышний приводит к вере людские умы доводами, а сердца — благодатью, ибо Его орудие, — Келеф подчеркнул, — кротость. А вот пытаться обращать умы и сердца силой и угрозами значит поселять в них ужас, а не веру.
Нэрэи приоткрыл рот, всё его существо выражало безмолвный восторг. Вальзаар — и тот улыбнулся:
— Ловко. Чем ещё озадачить Сэф?
— Может, Мэйя Аведа просто хотелось поговорить? — встряло неугомонное создание.
Хин в разговор не вмешивался — ел.
— Прямо старый добрый дядюшка, — протянул Келеф.
Сил'ан не поняли.
— Ты о чём? — удивился Вальзаар.
«Скорее тётушка», — улыбнувшись про себя, поправил Одезри, вспомнив женский голос главы злобных и ужасных Сэф. Келеф шаловливо опустил ресницы — скрыть озорные искры в глазах; чуть заметно шевельнул пальцами в знак согласия. Способностями непоседливого родича он не обладал, но мысли Хина после обмена читал легко.
— А помните? — Нэрэи что-то начал декламировать.
Сил'ан переглянулись и подхватили чистым квартетом, проникновенным, негромким: сопрано, альт, контральто и тенор — у Сюрфюса из четверых был самый низкий голос. Они пели и, вопреки всем различиям, Хину казалось, предание сложено именно о них, детях Океана и Лун:
«Девушка в светлом наряде
Сидит над обрывом крутым,
И блещут, как золото, пряди
Под гребнем её золотым.
Проводит по золоту гребнем
И песню поёт она.
И власти и силы волшебной
Зовущая песня полна.
Пловец в челноке беззащитном
С тоскою глядит в вышину.
Несётся он к скалам гранитным,
Но видит её одну.
А скалы кругом всё отвесней,
А волны — круче и злей.
И верно погубит песней
Пловца и челнок Лорелей».[53]
Келеф без труда говорил, когда играл на рояле. Хин так не умел, и даже почитал это кощунством. Но Сил'ан слушал музыку, хотя отвечал совершенно обдуманно, и Одезри со временем понял, что, даже опусти Келеф руки, музыка бы всё равно звучала для него. Наверняка, это было особенностью многих, если не всех детей Океана и Лун. Движения рук и пальцев, повторяющие мелодию души на музыкальных инструментах, привычны им с детства и едва ли сильно отвлекают.
Сюрфюс проводил дни и ночи — кроме полудня, заветного, тёплого, сонного — в постоянных тренировках, а во время завтраков с родичами избегал разговоров о Лете. Теперь, наедине, он с мыслей Гебье дополнил повесть о страстях, бушевавших в Онни, а затем ни с того ни с сего спросил:
— Мой герой, ты ведь веришь, что мир — это диск?
Хин поднял брови:
— Что он плоский — точно. А именно ли диск — не знаю. Какая разница?
— Я думаю, диск, — уверенно. — Мы полетим за Кольцо рек. Это не возбраняется, тем более Сэф владеют там землёй, так что у нас будет их разрешение. Через ничейное воздушное пространство мы доберёмся до земель, граничных с Летом, зоной Онни. Там охраны нет, мы оставим птицу и переплывём реку.
— И куда дальше? Пешком до Разьеры?
— Люди Таруша встретят нас.
Хин напрягся, потеряв нить разговора:
— Как это? Орур снял осаду?
— А, — сообразил Келеф, — вот о чём я забыл сказать: к тому времени войско Марбе освободит Разьеру, и я поведу отряд к Онни…
— Что?! Ты позволишь им ступить на нашу землю? Убивать наших людей? Уверен, они оставили бы Орура и поклонились тебе!
Сюрфюс терпеливо молвил:
— Не могу рисковать, мой герой. Уан Марбе во главе оставшихся сил тоже выступит к Городу. Он будет разбит, если я и ты — с ополчением Разьеры — не поспеем к сроку. Затем придёт и наш черёд.
— Предлагаешь оставить Разьеру беззащитной? Я не понимаю, зачем Лодаку объединяться со слабым ради захвата Города? Скорее он отдаст нас в руки Эрлиха. Владение Марбе, не говоря уж о нашем, слишком удалено от Онни — Город не удержать. Лодак должен понимать это, если даже я понимаю. Он не ввяжется в напрасную свару!
Келеф, хитрая бестия, многообещающе улыбнулся:
— Уверяю тебя, даже если мы его не поддержим, уан Марбе в одиночку пойдёт к вершине. Потому что у него нет выбора. Наш союз — не ради богатства или даже славы — ради выживания. Город — словно причина повторяющегося танца, и ни один из нас не желает его удерживать. Онни должен быть разрушен. Или он, или независимые владения.
