– Я понял, мастер, – раздуваясь и отращивая конечности, прогундосил Кругляш.
– Идем, Ферб, – сказал Тильт и решительно направился к выходу.
ГАЙ. ВЕСЬМА НЕОБЫЧНОЕ МЕСТО
Когда с клетки наконец-то стащили покров, глазам Гая предстала удивительная картина. Он находился в центре просторной залы, освещенной множеством толстых – в человеческую руку – свечей. Свечи были всюду: на каменном полу, на многоэтажных полках, на лавках и столах, на подлокотниках кресел, в огромных деревянных люстрах и в настенных подсвечниках. Их было так много, что казалось, будто помещение охвачено пожаром.
Несомненно, эта зала была храмом какого-то божества, возможно, очень и очень древним. Высокий купол потолка был расписан фресками. Некоторые из них были обновлены, но большая часть едва проглядывала. Но даже такие – выцветшие, стертые, осыпавшиеся – они подавляли и внушали трепет. Оскалы разверстых пастей, глаза, полные лютой злобы, когти, раздирающие человеческие тела, – все это было исполнено с таким мастерством, что верилось, будто художник писал чудовищ с натуры. Среди картин Гай с изумлением опознал щупальца демона, с которым ему довелось встретиться на болоте Гнилого Покоса. И многие другие чудища казались смутно знакомыми: то ли видел он похожие картинки в читанных книгах, то ли являлись ему эти страшилища в позабытых кошмарах.
Два траллана, лица которых были закрыты медными масками, отперли клетку. К ней тотчас, семеня, приблизился узколицый маскаланец, завернутый в богато расшитый халат. Он протянул руку, чтобы помочь писцу выйти. Но Гай не спешил покидать свое убежище. Он все еще осматривался.
В зале было изрядно народу. Располагались они без всякого порядка: кто-то сидел, другие стояли. Приглядевшись к ним, Гай оробел – уж очень неприятная собралась тут публика: уроды с причудливо изувеченными лицами, вооруженные тралланы самого свирепого вида, словно их таких специально отбирали, маскаланцы в зловещих одеждах, похожих на саваны, какие-то носатые карлики – уж не гномы ли? Вели они себя смирно, тихо, только едва слышно что-то бормотали – молились, наверное.
Маскаланец, протягивающий писцу руку, недовольно замычал. Видимо, поторапливал. Гай кивнул ему: мол, вижу, понимаю тебя, почтенный, но с места не двинулся. Сел, скрестив ноги, начал их растирать, всячески пытаясь показать, что и рад бы выйти, да от долгого сидения в клетке все мышцы занемели до невозможности.
Маскаланец замычал громче, потряс рукою. Потом повернулся, посмотрел на кого-то, будто помощи прося.
От стены отделились две фигуры в высоких колпаках. Поддернув полы чудных длинных одеяний и перешагивая через часто наставленные свечи, они приблизились к клетке. Маскаланец тотчас отступил за них.
– Ты испытываешь наше терпение, почтенный писец, – мягко произнес один из приблизившихся. Его лицо было иссечено частой сеткой шрамов; правый глаз у него отсутствовал, изуродованная глазница заросла диким мясом. – Мы все собрались здесь ради тебя, а ты заставляешь нас ждать.
Второй человек – а это был обритый маскаланец – не сказал ничего, только с укором глянул на писца. Гай обратил внимание на нож в его руке: тонкое блестящее лезвие формой походило на тополиный лист.
– Всего лишь несколько строк, почтенный писец, – сказал одноглазый. – Наша Книга будет закончена, а ты тут же получишь свободу. Мы даже отвезем тебя туда, куда ты скажешь. Хочешь, вернем тебя на то самое место, откуда забрали?
– Хочу, – живо сказал Гай.
– Так пойдем! – Одноглазый протянул руку.
Гай, робея еще сильнее и оставив без внимания протянутую руку, выбрался из клетки. Обритый маскаланец тут же двинулся вперед, указывая дорогу. Гай обернулся на одноглазого. Тот кивнул и подтвердил:
– Туда, почтенный мастер… Туда…
В одном из углов залы было выстроено подобие садовой беседки. Внутри находился небольшой круглый стол и низкое кресло с причудливо выгнутыми подлокотниками. Свечей возле беседки не было, потому со стороны заметить ее было непросто. Тем более что ее заслоняли собой могучие тралланы, вооруженные длинными пиками. Обычно тралланы не пользовались подобным оружием, но Гай уже ничему не удивлялся.
Его ввели в беседку и усадили в кресло. Оно оказалось весьма удобным, и даже чудные подлокотники ничуть не мешали. Письменные приборы были на месте: разночинные перья, востреная палочка, лоток с тонко просеянным песком, фигурная каменная чернильница… Гаю позволили освоиться на месте.
– Готов ли ты к работе, почтенный писец? – обратился к нему одноглазый по прошествии некоторого времени.
– Пожалуй, – ответил Гай, стараясь не думать о происходящих странностях.
– Но прежде нам надо кое-что сделать. Ты только не пугайся. И будет лучше, если ты зажмуришься.
– Это зачем?…
В беседку, пригнув голову, шагнул траллан. Он был без оружия. Зайдя сбоку, косматый великан быстро и ловко схватил писца за запястья и прижал его руки к хитрым подлокотникам, враз обратившимся колодками.
– Не пугайся, – повторил одноглазый. – И зажмурься.
Гай не послушался: он испугался и не стал закрывать глаз. Он все видел: сосредоточенное лицо обритого маскаланца, быстрое движение ножа, рассеченную вену, собственную кровь, льющуюся в подставленную чашу.
– Уже все, почтенный мастер, – услышал он тихий, почти нежный голос. – Всего лишь капелька крови. Никакого вреда…
Его быстро перевязали и отпустили. Маскаланец куда-то исчез; траллан стоял за спиной; одноглазый говорил и говорил что-то однообразное – Гай уже не слушал его, ему было нехорошо. Появились какие-то люди, принесли зажженные свечи и дорогую тонкую бумагу листами. Тралланы с копьями подвинулись к самой беседке, оцепили ее. Бормотание собравшегося в зале странного люда сделалось громче и слилось в монотонный гул. Где-то далеко ударил колокол. Гай поднял голову.
На потолке беседки черной краской был нарисован знак, похожий на двеннскую букву «Иш».
И круглый стол был сделан в виде этого знака. И чернильница…
Копья тралланов опустились, нацелились на него.
– Пиши, почтенный мастер, – велел одноглазый. – Начинай работать.
Вернувшийся обритый маскаланец наполнил чернильницу из темной бутылочки. Сам обмакнул перо, вложил его Гаю в руку, подвинул бумажный лист. Потом достал откуда-то первый лист «Заповеди Имма», осторожно положил ее на край стола, тонкой указкой обвел третью букву четвертой строки.
– Пиши, почтенный мастер! Пиши то, что мы тебе велим! То, что показываем…
Гай сжал перо и, сдерживая дрожь, вывел букву «ма». Так, как когда-то учил его отец Абак…
