— Так и возникают суеверия, — глубокомысленно сообщил Орлис. — Идем, жадный дядя. Знакомь моего друга с грифом. И мы, так и быть, оставим тебя северянам. Ненадкушенного.
Сотник кое-как выпрямился. Потянулся, разминаясь и одолевая ноющую боль. Неловко и медленно заковылял по скользкой мостовой. Каждый камень норовил вывернуться из-под сапога, приплясывал под дрожащими от слабости ногами. Орлис помогал, насколько это посильно ребенку, ловил и направлял. Впереди шагал Фоэр, рослый, крепкий и спокойный. Под его сапогами мостовая, наверное, была иной. Ни разу не поскользнулся! Хотя временами гласень взвизгивал и пытался вывернуться из захвата. То ли наделся сбежать, то ли от ужаса шалел.
Неизменно ампари встряхивал его и направлял вперед, в очередную улочку, заботливо уточнив правильность выбранного пути. Пока, впрочем, специальные указания не требовались: само собой, предстояло подняться от нижнего торгового города к верхнему. Знать издавна селилась отдельно, в каменных особняках, окруженных парками, постройками для слуг, складами для запасов и имущества, конюшнями и кольцом высоких стен. Еще бы! В любом столичном особняке и казна немалая, и документы, которые посторонним видеть не следует. Да и безопасность самого грифа не может подвергаться сомнению.
Север Дарлы, это ведомо каждому человеку, составляют семь грифств. Самое ближнее, южными рубежами выходящее к Срединному каналу, — Рессер. Оно не особенно велико и примечательно. Живет торговлей, мостит дороги, строит ладьи для движения по каналу и прибрежных плаваний. Севернее вдоль закатного берега тянется до самых льдов грифство Лосморр, славное своими рыбными промыслами. К нему примыкает Брогрим, суровый край, поставляющий наилучшую пушнину. К восходу от Брогрима, у гор, раскинулись земли Моррна с его каменоломнями и приисками. А за горами, наособицу от всех иных грифств, устроились три, относимые к исконным землям людей. И хотя в реестре пишутся они отдельными названиями и разделяются границами, куда чаще именуются просто Загорьем. Сколько ни борется эргриф с самоуправством местных властителей, а толку от той борьбы? Один шум. Указы принимают в столице. Оглашают во всю силу легких, для усиления эффекта сопровождая речь протяжным стонущим звуком медных литавр.
За горы не долетает ни эхо столь великого усердия, ни его смысл. Более трети земель Дарлы — там. На перевалах уже давно и основательно обустроены заставы, и даже гласени из столицы, приезжающие проповедовать в Загорье, спешат первым делом на поклон к управляющим грифа, желая подтвердить свое наилучшее расположение и убедиться в ответной доброжелательности. Само собой, сразу забывают про указ в отношении аориумов, про равенство и полноту власти маэстро и эргрифа… Далеко от перевала до столицы, слишком далеко.
Даже в столице три грифа Загорья отстроились единым замком. Не подворьем или особняком, а именно замком. Он стоит на скале, соединенный с городом хитрым подвесным мостом. Огромный, белокаменный, ничуть не похож на другие дома. Окна на северный манер узкие и высокие. Крыши острые, с большим уклоном скатов: словно и здесь однажды может выпасть столь привычный в Загорье снег выше роста конника, привставшего в седле.
Опять же хотя грифов три, все знают и терпят тот факт, что правит на самом деле один, сажая на севере и возле утреннего берега Дарлы своих наместников. Иногда родичей, а порой, по слухам, всего лишь управляющих, отмеченных доверием. Живут в Загорье не то чтобы богато, но крепко и достаточно вольно. В памяти отца Фарнора сохранились сведения о походе полувековой давности. Тогда эргриф, воодушевленный победой над вампирами, решил усмирить заодно и собственных подданных из исконных земель. На перевалах он положил больше половины краснокожих тварей, которых в прежние дни водилось немало. И обнаружил, что значительная часть войска дальше пойдет лишь затем, чтобы присоединиться к силам грифа, поскольку происходит из этих земель.
Отец нынешнего грифа Загорья со свойственным жителям этого края своеобразным чувством юмора прислал грамоту эргрифу, бесславно вернувшемуся с перевала в столицу. В ней желал здоровья и подтверждал верность земель единому правителю. И даже предлагал принять своеобразную дань «победителю» — целый воз пустых, аккуратно сложенных, новеньких мешков. Впрочем, эргриф и сам знал, что вернулся ни с чем, и оскорбление стерпел. На том поход и завершился.
Когда бывший Серебряный, всхлипывая и жалуясь на судьбу, свернул на ровную мостовую, прямиком ведущую к подвесному мосту, никто не удивился. Разве что Фарнор возмущенно буркнул, дескать, не верит он, что гриф мог в чем-то сойтись с мерзким гласенем. Не таковы правители в исконных землях!
У подвесного моста необычную по виду группу гостей изучили со спокойным интересом. Гласеню кивнули, чуть брезгливо согласились признать право прохода, изучив перстень в его дрожащих руках. Выделили пять воинов в сопровождение и открыли ворота резного дуба, допуская на мост.
Орлис оживился, подбежал, погладил створки:
— Ух, как ловко сработано. А лак — чудо! Слоев двадцать, и как положен… Ни единого темного пятнышка!
— Ты что, в работе смыслишь? — заинтересовался воин, откатывая створку, упирающуюся двумя металлическими шипами в пару точно прорезанных скользких желобов.
— Ррын учил, — малопонятно пояснил Орлис. — Я вообще-то больше по наличникам. На окнах которые. Прочее пока не освоил.
— Тоже дело, — похвалил воин. — Иди, малец. По правую руку от главного двора стоит терем жены грифа. Там наилучшие по эту сторону гор наличники. Найдешь время — глянь, коль у нас в Загорье не бывал. А пока спеши: прочие-то гости уже далече отошли.
Орлис поблагодарил и побежал догонять изрядно удалившихся «гостей». Подвесной мост ему понравился не меньше чем ворота. По нему могла свободно проехать карета, разминувшись с верховым, а под ногами десяти пеших мост даже не шевелился. Похвалив и это остроумное и прогрессивное сооружение, маленький эфрит с нехорошим прищуром обернулся к гласеню:
— Эй, злой дядька! А чего ты людям с луками не стал кричать, что упыри вокруг? Хоть вякнул бы, что ты в плену.
— Перестреляли бы всех, — сипло отозвался Серебряный. — Ума не приложу, как твои выходки еще терпят, роллово отродье.
— Ты как-то чудно про ум говоришь, дяденька, — не унялся пацан. — Он у тебя, выходит, что-то вроде примочки на лоб. Или на чирей. Приложил — и сработало. А не приложил или, там, уксусом смочить запамятовал, так нет пользы.
— Белый, да за что мне это наказание? — искренне взмолился гласень, понурился и продолжил путь молча.
