– И что тебя интересует?
Некромант сделал вид, будто не слышит иронии, прозвучавшей в его голосе.
– Что представляет собой мир лигаментиа?
– Какой, прости, «мир»? – скептически осведомился Иноканоан, отворачиваясь от окна.
– Почти у каждого клана есть собственное пространство, из которого он черпает силу. В моем обитают Темные Охотники, духи-убийцы и подобные им существа. Нософорос и старшие фэриартос живут в своем мире сами. Мне нужно знать, что происходит у лигаментиа.
– Ты можешь рассказать, что происходит в сновидении? Бессмыслица с точки зрения реальности.
– И все же?
Иноканоан мог бы не отвечать на эти вопросы, но его забавлял настойчивый интерес некроманта.
– Там нет времени. Бесконечная, черная пустота вместо секунды. И час, пролетающий за мгновение. Тысячи событий за минуту или одно и то же, повторяющееся непрерывно.
– Он опасен?
– Он непредсказуем.
– Из него трудно выбраться?
– Невозможно.
– Ты можешь научить меня выходить туда?
Иноканоан рассмеялся, усаживаясь на просторный кожаный диван, появившийся из пустоты.
– Хочешь попасть на Грань? – Он посмотрел в лицо колдуна и вынужден был оборвать смех. – Ты хоть представляешь, что можешь встретить там? Это не место для прогулок любопытствующих кадаверциан.
– Я собираюсь не на прогулку. И не из любопытства.
– Ну да, конечно, – буркнул лигаментиа. – Ради спасения мира. Ищешь надежную тюрьму?
– Можно сказать и так, – не стал спорить Кристоф.
Помедлил и начал рассказывать. Его план был опасным, рискованным, но осуществимым.
Иноканоан усмехнулся. Нечто подобное он и предполагал.
– Фелиция считает – клану Иллюзий больше нет дела до нас, – продолжил Кристоф, проводив взглядом белого ночного мотылька, влетевшего в окно. – Так же, как и до реального мира.
– А что думаешь ты?
– Если бы это было так, вы не стали бы вмешиваться в дела Нахтцеррет.
Цветы черемухи за окном начали медленно осыпаться, превращаясь в снежинки. Потянуло ледяным воздухом. Лигаментиа поднялся и закрыл ставни, успев заметить, как мокрый ночной лес медленно превращается в ледяную пустыню.
– Наши хозяева, гин-чи-най, разочарованы во всех вас, – сказал он, глядя поверх головы Кристофа на деревянную стену, которая начала потрескивать, словно не выдерживая магии, скрытой в ней. – Они надеялись, что у кровных братьев достаточно силы, ума и воли, чтобы противостоять Основателю, но ошиблись. Помнишь наш разговор в Праге? Единственный выход спастись для всех вас – объединиться. Тогда ты ответил, что это невозможно. Но в одиночку ты ничего не сможешь сделать.
– Быть может. Однако я все же попытаюсь, – невозмутимо отозвался мастер Смерти. – Если ты научишь меня выходить в ваш мир.
Дверь открылась, и в комнату вошла Соломея. Не глядя на колдуна, гордо прошествовала к дивану и села рядом с братом.
– Он хочет попасть на Грань, – сказал ей Иноканоан.
– Я могу провести его туда хоть сейчас, – мрачно предложила девочка, сузив вишневые глаза.
– Еще он хочет научиться выходить туда самостоятельно.
– А владельцем снов он стать не желает?
Брат улыбнулся, оценив ее юмор, и сказал:
– Ты прав. Нам не совсем нет дела до реального мира. Когда знаешь, что он существует где-то неподалеку, жить не так скучно. Я научу тебя, как проникать на Грань. Но с одним условием.
– Что ты хочешь? – спросил колдун после секундной паузы.
Иноканоан рассмеялся своим мыслям и ответил:
– Сначала я хотел попросить у тебя Крест Основателя.
Глаза Кристофа вспыхнули яркой зеленью, а пальцы крепко впились в подлокотники, но ему хватило выдержки не перебивать, и лигаментиа продолжил:
– Но, к сожалению, он не сможет храниться здесь. Наша реальность слишком нестабильна. Это опасно для чужих артефактов. Поэтому я попрошу другое.
Соломея, сидящая рядом на диване, вдруг заерзала, словно желая и не решаясь высказать свое мнение. Но едва брат взглянул на нее, затихла.
– Ты отдашь мне свои сны.
Магическая зелень скатилась с пальцев кадаверциана, зеленые искорки посыпались на ковер, и каждая из них, превратившись в тонкую змейку, уползла сквозь пол. Но удивленный Кристоф даже не заметил этого.
– Мои сны? Зачем они тебе?
Иноканоан пожал плечами:
– Твой рабочий материал – мертвые тела, мой – иллюзии, сновидения, кошмары.
Соломея снова пошевелилась, нервно теребя подол платья, но опять промолчала.
– Какие сны тебе нужны? – спросил кадаверциан, усмехаясь. – О прошлом, будущем, настоящем, военные или эротические?
Девочка насмешливо фыркнула, но тут же стала серьезной.
– Все, какие я посчитаю достойными использования, – также улыбаясь, ответил Иноканоан.
– Хорошо. Забирай, – с легкостью согласился Кристоф.
«А Вольфгер на его месте предпочел бы отказаться от Креста», – подумал глава клана Иллюзий, но, естественно, не стал говорить об этом вслух.
Он наклонился вперед, пристально глядя в глаза собеседника, увидел за зеленой глубиной радужки бесконечную черную пропасть, в которой клубились призрачные, пока еще не оформленные тени. Кусок мира, не понятный никому, кроме лигаментиа. И за те несколько минут, что Иноканоан смотрел на легкие, струящиеся силуэты, его сила отсекла колдуна от собственного мира сновидений.
«Если бы ты знал, что отдаешь, – подумал юноша, снова опираясь спиной о теплую спинку дивана. – Но никто из вас никогда не понимал силы снов».
Кристоф прикоснулся ладонью ко лбу, тряхнул головой, зажмурился и снова открыл глаза. Он чувствовал произошедшее изменение, но не мог понять, в чем оно.
Соломея сидела, не шевелясь, и изумленными, широко распахнутыми глазами смотрела на колдуна. По ее мнению, любой человек или кровный брат, лишенный сновидений, был калекой.
Иноканоан вытащил из кармана сигару и посмотрел на сестру:
– Покажи ему, как выходить на Грань.
Девочка молча кивнула, слезла с дивана, подошла к Кристофу, взяла его за руку и потянула за собой. Они ушли через ход, открывшийся в стене, а следом за ними полетел вихрь белых вишневых лепестков. Иноканоан растянулся на диване, глядя в потолок и ни о чем не думая.
Сестра вернулась в одиночестве, когда брат успел докурить сигару до половины. Молча села на пол, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.
– Показала.
– Молодец.
– Что с ним будет теперь?
Иноканоан погладил ее по блестящим темным волосам и ответил задумчиво:
– Поживем – увидим.
Нас учили – ничего не понимать. В этом и заключалась прежняя система воспитания…[34]
18 марта
