Стас вздрогнул, когда лифт остановился и двери открылись перед ним. Он тяжело моргнул, ощущая сонную тяжесть век, и шагнул вперед. Створки дверей подъезда бесшумно разошлись перед ним, и Стас вышел на улицу, широко раскрытыми глазами глядя на чистое весеннее небо.
На дворе было уже девятое апреля, и ему не верилось в это. Почти весь февраль и весь март Стас провел в одном из госпиталь-блоков штаб-квартиры, отходя от серьезного ранения. Он потерял много крови и силы возвращались к нему медленно. Врачи сумели вырастить ему новую руку, хотя Стас, после своего "пробуждения" плохо помнящий то, что происходило в бункере Моканди, не сумел воспринять ее как нечто необычное. Она была его, можно сказать "родной": выращенная из его же стволовых клеток по последним технологиям, она функционировала так же, как и потерянная рука. После операции Стас часто разглядывал ее, словно бы силясь понять, в чем подвох, или же найти какой-то ужасающий изъян. Био-протез был безупречным, хотя пальцы слушались команд мозга пока что слабо и медленно. Три дня назад, перед тем, как его окончательно выписали, хирург сказал Стасу, что слабость и некоторая нечувствительность руки будет присутствовать еще некоторое время. Тогда Стас невольно подумал о старшем брифинг-инструкторе Левашове, уже долгое время передвигающегося на подобного рода био-протезах, до сих пор несколько неуверенно и чуть неуклюже. Стас не стал расспрашивать хирурга, но, кажется, "некоторое время" могло затянуться и на десятилетия. Впрочем, Стас был рад и тому факту, что не остался калекой.
Стас помнил свое "пробуждение". Он очнулся только третьего февраля, поздним вечером в медицинской палате, погруженной в бархатистый темно-синий сумрак. С момента завершения операции "Серебряный жук" прошло уже более суток. Он был слаб и испытывал острую жажду. Стас не мог поднять голову и посмотреть на то, что осталось от его правой руки, однако мысль о том, что он все еще жив, успокоила его. Дни полетели один за другим, сливаясь в одно бессмысленное светлое полотнище. Стас очень много спал, или же бессмысленно смотрел в потолок перед собой, слушая работу медицинской аппаратуры. В середине февраля его посетили Костя и Дима Светличевы, Леша и Таня. Им разрешили побыть лишь совсем немного, но Стас был рад видеть их. Он слабо улыбался, глядя на своих друзей, но его сердце сжималось от тоскливой боли — среди них не было Насти.
За день до операции его навестила Лена, та самая, с которой он познакомился осенью. Она была весела и оптимистично настроена, и Стас был слегка шокирован ее поведением. Словно бы ничего и не случилось, словно бы он не был на самом краю, едва не погибнув. Однако у него хватило ума понять, что она поступает так для того, чтобы приободрить его. Их разговор был коротким и полон всякой бессмысленной чепухи, но на всем его протяжении Лена держала его пальцы левой руки, и напоследок чмокнула в щеку.
Глядя на нее, и позже, после того как она ушла, Стас вспоминал Настю.
Настя снилась ему дважды. В первый раз он увидел ее во сне где-то в первых числах марта. Стас вновь лежал на белоснежном пластиковом полу, и Настя лежала рядом с ним, в бежевом боевом скафандре, забрызганным ярко-алой кровью. Ее светлые волосы так же тонули в растущей кровавой луже, и ее лицо было повернуто к нему. Только ее зеленые глаза были закрыты, и вместо этого шевелились ее губы. Стас силился понять, что она хочет сказать, пока она не умерла. Он проснулся в холодном поту, темноте больничной палаты, задыхаясь от ужаса и безграничной тоски.
Позавчера ночью он снова видел этот же сон, и теперь Стас думал о том, что эта череда кошмаров — лишь только начало.
Стас вдохнул холодный воздух, поежившись и заморгав на яркий свет. Он поднял воротник пальто, доставая из кармана черные перчатки. Не удержавшись, Стас пристально всмотрелся в кисть правой руки, медленно поворачивая ее из стороны в сторону. Вздохнув, он надел перчатки, зашагав по дорожке прочь от дома неуверенными шагами человека, самого не знающего, зачем он покинул стены и выбрался на этот теплый свет. Выйдя на улицу, он отбросил черную прядь прямых волос в сторону от остроносого лица, пряча руки в карманы и пальто и направившись в сторону окраин.
Он шел, глядя только лишь себе под ноги, дав мыслям свободу. Сейчас это было трудно, но Стас понимал, что он должен как-то это пережить. И было даже не важно, останется ли он во Фрактале дальше. Прежде, чем браться решать такие вопросы, следовало разобраться самим с собой.
В голове крутились мысли, касающиеся только победы "Уаджет". Стас не протестовал: это было лучше, чем вспоминать лица погибших. Уничтожение "Брахмана" и ракеты со страшной "начинкой" капсул-боеголовок окрылило командование. Всерьез велись разговоры о скором возобновлении подготовки к полномасштабному наступлению против Ткани. В средствах массовой информации вовсю гуляло новое определение — Третья экспедиция против Ткани, которая должна стать победоносной. Ведь на этот раз противостоять безликому чудовищу будут не обычные солдаты, а подготовленные и оснащенные всем необходимым для достижения своей цели специалисты из "Уаджет". Волна оптимистических заявлений лидеров различных стран уже прокатилась по всей Конфедерации.
Стас вернулся мыслями к пережитому в бункере. А ведь он едва не схлопотал себе серьезные проблемы. В штабе провели целое расследование, опираясь на кадры видеосъемки с компьютеризированных окуляров скафандров и показания свидетелей. Конечно же, командование интересовал Моканди. Стас смутно догадывался, что наворотил каких-то дел, ведь именно он убил старика.
Пока он находился в госпитале, его навестили четверо старших координаторов, занимающихся расследованием дела смерти бывшего маршала. Стас, как мог, описал происходящее в бункере и честно признался в том, что он стрелял в Диира Моканди. На тот момент ему было все равно, чем для него закончится это разбирательство. Однако все улеглось. Его больше никто не тревожил, и вопрос о виновности Стаса в убийстве человека, которого нужно было взять живым в ходе операции "Серебряный жук", кажется, был закрыт. Возможно, никто сильно и не возражал по поводу такого оборота дел, и что будет дальше со Стасом — покажет только время. Его никто не собирался ни наказывать за содеянное, ни награждать, и Стаса вполне это устраивало.
Неожиданно для самого себя Стас вспомнил Десаи, старого наркоторговца из Индии. При их последней встрече он что-то говорил об ангелах бедствий, и Стас замедлил шаг, вспоминая их встречу.
"Когда ангелы бедствий вернутся, тебе станет плохо и солнце вновь померкнет в твоих глазах… он так сказал"?
