— Кого кому ты в рабство продаешь, это еще подумать надо, — Диана нехорошо покосилась в сторону Инессы. Та невинно улыбнулась, — Почему, скажи, я должна это делать?
Почему?! И она еще спрашивает: "Почему?" Я начала медленно закипать.
— Не знаю, — с напускным равнодушием сказала я, — Возможно, потому, что я когда-то пришла к тебе вот такой же рыжей девятнадцатилетней студенткой, когда тебе нужен был редактор. Потому, что когда тебе надо было, я работала, как раб на галерах днем и ночью. Потому, что когда Тебе было надо, я причесывала, переписывала, дописывала, писала заново, за тех фриков, которых ты печатала по знакомству… Сколько книг должны быть под моим соавторством, а? Не припомнишь, Диана? — я распалялась. Я не кричала, как обычно, а просто рычала, — Потому, что когда вы бросили меня в беде, я пришла сама, и во второй раз спасла вас — предателей, таких же фриков, как и все остальные. Потому, наконец, что ты можешь иметь счастье общаться со своим этим доктором, и более того, с человеком, который пришел к нам из другого, живого мира.
— Успокойся, Свята, — осадила меня Диана, — тебе вредно волноваться.
— Да, иди ты в… в… В Хьюстон, — взорвалась я, — помоги мне уйти! Я хочу уйти. Если малыш родится здесь, я никогда не уйду. И ребенок… он… он погибнуть может…
Меня дернуло, как током. Диана спокойно села и закурила.
— Хорошо, — спустя время сказала она, — Инесса, как только все документы на вас будут оформлены, и Святослава нас покинет, приходите… Я сделаю, что смогу.
Мы поднялись со своих мест.
— И, Диана, попробуй только не выполнить своего слова, — спокойно сказала я.
— Что ты мне сделаешь?! — насмешливо спросила она.
Я бросилась к ее столу, хлопнула руками по крышке и прямо в лицо прошептала:
— Я ничего не смогу с тобой сделать… Но есть вселенная… Она есть, такая же реальная, как и Тау… И вот она тебя покарает.
Я выпрямилась, поправила одежду и волосы, выходя, бросила:
— А если есть Бог, то и он тоже…
Мы быстро шли по Москве, куда глаза глядят. Во мне бурлила ненависть сразу за двоих, Инесса о чем-то думала. Раскаленный воздух не вдыхался, и вскоре, я устала и остановилась. Инесса налетела на меня сзади.
— Прости.
— Ничего, отдышусь, и мы пойдем.
Я осмотрелась, куда мы забрели? Вот, что значит, не смотреть под ноги. Какие-то глухие дворы, какие-то стоящие плотно друг к другу дома, машины, детские площадки, и ряды подъездов.
— А мы вообще где? — спросила я.
— В Москве, я так предполагаю, — улыбнулась Инесса.
— Ну, да… К черту подробности, какой это город… — задумчиво пробормотала я.
— Чего?
— Анекдот такой есть. Будем выбираться в люди? — я повернулась, чтобы идти, но тут заметила у одного из подъездов мальчика. От его вида меня передернуло несколько раз. Смуглый паренек с миндалевидными фиалковыми глазами, на которые то и дело падала рыжеватая челка. Лицо его было красивым, но слишком взрослым. Фиолетовая футболка с зелеными пятнами краски не придавала особой легкости образу. Почему-то отвести от мальчика взгляд я не могла.
Он медленно поднялся и пошел ко мне. Я чувствовала, как дрожит земля под его ногами. Ребенок надвигался как-то неизбежно, как шторм или гроза или девятый вал. Я испытывала одновременно животный ужас и такое счастье, как будто я уже на Тау в объятьях Тамареска.
Малыш подходил медленно.
— Беги, Инесса, — почему-то шепнула я, мельком взглянув на нее. У Инессы на лице были написаны те же безумные чувства, что испытывала я сама.
Мальчик, наконец, подошел ко мне, в глазах его стояли слезы.
— Наконец-то, — сказал он и обнял меня, лицом прижавшись к моему животу.
Мой ребенок устроил целое феерическое выступление с пиханием меня в живот, вращениями и прочей не слишком приятной чепухой.
— Это Тау, он пришел забрать тебя, — сказала Инесса, глядя с ужасом на мальчика.
— Так вот ты какой на самом деле?! — я присела на корточки и оказалась на одному уровне с Тау. Он утирал слезы, — Ну-ну, Тау. Поплачь, я тебя так долго ждала. Пойдем с нами домой.
— Нет, — всхлипывая, сказал он.
— Мы пойдем на край твоего мира, чтобы завершить, начатое тобой, — Тау взял меня за руку, — Эток, и эта девушка пойдут с нами.
Я взяла ладошку Инессы, стало спокойнее. Почему-то я стала очень сильно волноваться.
Мы подошли к подъезду, Тау посмотрел мне в глаза и подмигнул:
— Пройдем сквозь.
Мы действительно прошли сквозь железную дверь подъезда. Это было просто, я даже не почувствовала дискомфорта.
— Странно, что ты еще не начала этим пользоваться. Вселенная же ясно сказала, что этому миру ты не принадлежишь, значит, можешь делать с ним все, что вздумается. Инесса тоже пока этому миру не принадлежит, но я сделаю все правильно. Ар научил меня, как сделать.
Тем временем мы ползли наверх по лестнице. Это продолжалось очень долго. Явно, снаружи у этого дома этажей было меньше, чем мы прошли.
Наконец, мы пришли на чердак. Он был убранным, уютным, обжитым. Жилец обнаружился тут же. Большой жирный боров, похожий одновременно на буддийского монаха и на Солнцевского Братка годов девяностых.
Он посмотрел на нас, одел тоненькие очечки и достал блокнот.
— Будете обменивать? — уточнил он.
— Да, — ответил Тау.
— Тогда вы, — боров кивнул на Инессу, — Теперь Святослава.
— Нет!!! — Инесса побледнела, — Я не хочу быть ею. Я есть Я!
Боров снял очечки и сверкнул карими глазами на нас.
— Дорогая вы моя, когда вы были котом, вы что-то не сильно привередничали. Значит так. Делайте, что я вам говорю, а как сохранить Вас я расскажу позже.
Инесса кивнула.
Боров поднялся и взял нас с Инессой за руки. Тау сделал тоже самое. Мы, как будто, собрались водить хоровод.
— Расслабьтесь, девушки, — насмешливо сказал боров, — Сейчас вы узнаете друг о друге все. Вы, Инесса, станете обладательницей всех знаний Святославы и о Святославе, но сохраните ту часть, которая пришла с вами и Тау.
Вы, Святослава, почувствуете себя Инессой, не потеряв всего, что у вас есть. Это будет полезно и для продолжения вашего рода.
— Глаза надо закрывать? — брякнула я.
— Не обязательно, — ухмыльнулся боров.
Я смотрела на Инессу, она смотрела на меня, а потом вдруг зажмурилась. Тау и боров стали методично раскачиваться, вокруг нас вихрями ходили радужные мутные воспоминания. Мой вихрь был самым мощным, он обволакивал Инессу, и скоро ее совсем не стало видно. Ее вихрь был небольшим, но очень ярким. Он пах апельсином и ванилью, был прохладен, как мороженое и свеж, очень свеж. Меня пробила дрожь, зазнобило.
