— Ну, что с тобой делать? — поскрипывая, поинтересовался он.
— Это что-то новенькое. Раньше ты не задавал риторических вопросов.
— Вопрос не риторический, — отозвался высший разум межмирья. — Свою миссию ты выполнила. Все ключевые события остались на местах. Никаких парадоксов и прочих бессмертных наглецов не осталось. Серая Госпожа тобой довольна.
— А уж я-то как собой довольна… — с сарказмом проворчала я.
Несмотря на отсутствие физического тела, я ощущала безмерную усталость. Даже тянущая боль утраты осталась где-то на задворках сознания — все затопило желание наконец-то угомониться и больше не чувствовать ничего.
— Твоя последняя фраза не распознана, но это не важно. Твоя физическая оболочка пришла в негодность в том пространственно-временном континууме. Но, учитывая выполненное предназначение и добровольную смерть, принятую для его выполнения, ты имеешь неиспользованный отрезок физического существования длиной…
— Что? Это ты мне так на очередную попытку намекаешь?! — взвилась я, отчаянно надеясь, что ошибаюсь.
— Я не намекаю. Я говорю прямо, — проскрипел этот ушлепок. — К тебе приписан неиспользованный отрезок физического существования. Ты можешь прожить его…
— Могу прожить?! — снова перебила я, постепенно закипая. — Так просто?! Ты думаешь, я смогу жить после всего того, что сделала ради вашего «выполненного предназначения»?! Да я за последние полгода не свихнулась только благодаря ментальным щитам! А за последние два дня не тронулась лишь потому, что попросту не успела! Я все сожгла в топке вашего сраного «предназначения»! Чтобы угробить ваших чудовищ, я сама превратилась в чудовище! Я разучилась жить, тварь ты межмирная! Я умею только причинять боль и корчиться от боли, убивать и умирать!
— У тебя нет необходимости умирать. К тебе приписан неиспользованный отрезок…
— Приписан?! Приписан?! Ах, ты, жестянка конторская! Верни меня туда, откуда вытащил!
— Твое физическое тело в мире двести пятнадцать дробь семьсот три категории альфа пришло в негодность. В данный момент я могу предоставить тебе выбор из семнадцати физических оболочек. Нет. Шестнадцати. Одна только что тоже пришла в негодность, — равнодушно выдал голос на мою экспрессивную тираду.
— Да что же это такое?! — прошипела я. — Почему я даже умереть по-человечески не могу?!
Фантазия живо нарисовала картинку: я с совершенно непривычной внешностью ругаюсь с какими-то незнакомцами, в один голос утверждающими, что они мои родители, мужья и дети… То эфемерное нечто, которое от меня осталось, натурально передернуло. А потом обдало холодом понимания совсем иного рода. Жить в одном мире с Доном. Знать, что он где-то там… Что моя смерть причинила ему боль… И ничего не делать? Жить новой жизнью, словно ничего не было, и однажды забыть его, как я уже забыла свою самую первую жизнь?! А смогу ли я забыть? Захочу ли? Как жить с такой памятью?
А если я не выдержу и приду к нему? И, не приведи Последняя Гостья, он мне поверит? Смотреть, как он разрывается между мной и друзьями? И ко всему этому постоянно бояться, что мое инкогнито раскроет кто-нибудь еще? Бесы его знают, что в других странах того мира известно о переселении душ.
— Нет, — отрезала я после долгого молчания. — Верни меня туда, откуда взял.
— Твоя последняя оболочка носит повреждения, несовместимые с жизнью, — спокойно отозвался голос.
— Плевать!
— Генетические отклонения, именуемые «очищением» в мире двести пятнадцать дробь семьсот три категории альфа, не способны восстановить поврежд…
— Ага! — рявкнула я. — И наследственный геморрой не способен, я в курсе! Хоть до него и не дожила! Возвращай меня обратно!
— Твоя последняя оболочка носит повреждения, несовместимые с жизнью, — монотонно повторил глючный разум иномирья. — А первая оболочка обладает слишком коротким…
— Стоп! Что там про первую оболочку?! Я думала, она перестала существовать. То есть, тьфу… Я же там взорвалась! Я видела вспышку!
— Потенциальных перерожденцев забирают за несколько временных микроотрезков до момента физической кончины. Разум воспринимает и запоминает все повреждения, произошедшие в момент смерти, и это может нарушить функциональность новой оболочки необратимыми…
— Молча-ать! — взвизгнула я. — Моя первая оболочка… Тьфу! Бесов язык! Мое первое тело пока не пострадало? Ты можешь отправить меня туда?!
— Но изменить амплитуду колебаний тамошних маятников…
— Да, да, — лихорадочно прервала нудные объяснения я. — Выйти из храма до взрыва мне не суждено. Я догадалась. Так ты можешь отправить меня туда?!
— Могу, но оставшийся тому телу временной отрезок полноценного функционирования не может компенсировать приписанный к тебе… — снова занудил чокнутый высший разум.
— Отдай «приписанный» ко мне «неиспользованный отрезок физического существования» первому же бедолаге, который загремит в твое поганое логово! — выплюнула я. — А меня отправляй обратно в мой мир!
— Это око-онча-ательное реше-ение? — заторможенно переспросил снова перегревшийся «высший разум».
— Да, мать твою шестеренку! Да!
— Персона-ал межми-ирья жела-ает ва-ам прия-а-а-а… — услышала я, уже проваливаясь в черную воронку бесконечности.
А может, это мне только почудилось. Так или иначе, но долю секунды спустя, или пару тысячелетий, что для меня значило одно и то же, я осознала, что стою, опираясь спиной о колонну, под пальцами гладкий холодный мрамор, а в уши настойчиво бьется мерное бормотание жреца.
Я медленно скользнула взглядом вокруг. Храм Серой госпожи. Полупустой. Девицы с младших потоков что-то усиленно обсуждают. Напротив стоит неопрятный парень в затасканном плаще и беззвучно бормочет себе под нос, нервно переступая с ноги на ногу. Вот он вскинул голову и сунул руку под полу.
Я прикрыла глаза: «Сейчас… Бам! И мой «слишком короткий отрезок» закончится…»
Но секунды складывались в минуты, а ничего не происходило.
«Чокнутый разум ошибся?! Да быть такого не может!»
— Храм не место для сна, сестра, — раздался тихий голос у меня над ухом.
Жрец в темно-зеленой хламиде протягивал мне ритуальную чащу с острыми иззубренными краями. Я машинально провела пальцем по ободку, оставляя несколько капель крови и, со свистом втянув воздух, рванула к выходу. Еще не смея поверить в происходящее, я, не сбавляя скорости, пронеслась между колоннами. Потом, едва не снеся послушника, горной козой поскакала по ступенькам. Выдохнула я, кажется, только оказавшись на улице.
Оглядевшись и сообразив, что все еще почему-то жива, я зашагала в сторону большого запущенного парка. Память возвращалась урывками, смешиваясь с воспоминаниями Лиры и сбивая с толку. Хотелось забраться в какое-нибудь тихое и уединенное место и разобраться, что делать с новообретенной жизнью. Пока же я не понимала ровным счетом ничего. Ни того, как вдруг осталась в живых, ни того, нужна ли мне эта жизнь вообще. Обитель не пустовала никогда и для размышлений не подходила. Потому выбор пал на ближайший парк.
Минут через десять, уже свернув на пустынную аллею, я обратила внимание на чьи-то торопливые шаги за спиной. Они мешали сосредоточиться, назойливой дробью вбиваясь в уши. Я с раздражением оглянулась и едва не упала, споткнувшись на ровном месте: следом шел тот самый неопрятный парень из храма. И догонял он явно именно меня.
«Опять убийца?» — пробормотала я и ускорила шаг.
Но парень не отставал, упрямо преследуя мою новообретенную тушку.
«Так вот у какой смерти меня перехватил глючный разум иномирья! — сообразила я. — Вовсе не храм собирались взорвать! Меня убил ублюдочный наемник! Опять мое семейство вспомнило о блудной дочери?!»
Я сорвалась на бег и испугалась по-настоящему: он тоже побежал. За мной побежал, если кто не понял!
И тут, в дополнение к накатывающему волнами отвращению пополам с ужасом, меня обжег шок. На пальце ощущалась какая-то тяжесть, хотя перстень остался в той, прошлой жизни.
«Бесово наваждение» — пробормотала я и на пробу прямо на бегу пустила перед собой простейшего светлячка из магии, доставшейся в наследство от Лиры.
