Обращался он к Ивэ, которая, развязав свой кошелек, выудила оттуда монету, вручив ее мажордому.
— Почему вы не спросите о ее рекомендациях? - воззвал он мажордому. - Готов спорить на струны моей лютни, что это самая настоящая самозванка, и если ей и взялся кто-то покровительствовать, то уж конечно не из-за ее пения…
И пока Ника открывала и закрывала рот, медленно заливаясь краской стыда от оскорбительного намека Гвидо Утешителя слез, Ивэ сунула ему под нос острие своего меча, который она со сноровкой бывалого воина извлекла из ножен.
— Вот наши рекомендации, дружок. Желаешь ознакомиться с ними подробнее?
— Прошу прекратить свару. Не забывайте где вы находитесь, — не повышая голоса, отчитал обоих мажордом, после чего счел нужным спокойно объяснить, обратившись к Гвидо Утешителю слез. - Имя сей исполнительницы песен гремит по здешним местам с недавних пор, но слух о ней не раз доходил до его светлости и он пожелал послушать госпожу Нику, дабы удостовериться, что ее искусство равно ее славе.
— О, сладкоголосый Грациола! И кто же донес до ушей герцога, так называемую, славу о ней? - раздраженно поинтересовался менестрель. - При каком дворе восхищались пением этой особы?
— Мне известно, что ее имя знают в каждом селении, начиная от Темных гор. Ее песни распевают на городских площадях всего юга.
Тряхнув блестящими от помады кудрями, Гвидо Утешитель слез расхохотался. Ему вторил дружный смех, стоявших за ним менестрелей.
— Вот уж не думал, что к мнению черни, для которой, что кудахтанье курицы, что пение соловья едино, можно прислушиваться.
— Тем не менее, его светлость пожелал послушать пение госпожи Ники, а не ваше Гвидо Утешитель слез, - холодно заметил мажордом, деловито сворачивая свиток и ссыпая деньги в бархатный кошель.
С куста жасмина на опустевшую мраморную поверхность стола упало несколько белых цветов. Ника поспешно прошла мимо расступившихся перед ней менестрелей, не поднимая глаз, тогда как Ивэ проходя минуя Гвидо Утешителя слез, толкнула его плечом.
— Посторонись-ка, певун, - процедила она ему сквозь зубы и тот молча, не найдя, что ответить, вынужден был отступить.
До самого вечера Ивэ таскала, и так уже ошалевшую от всего произошедшего Нику, по шумной, суетливой толкучке городской ярмарки. Ника отстранено соглашалась со всем, что выбрала для нее Ивэ, думая лишь о своем участии в предстоящем турнире менестрелей, которое страшило ее. Одно дело петь ради своего удовольствия перед нетребовательной простой публикой, совсем другое, перед герцогом и его двором, уже пресыщенным всевозможными зрелищами. Ника ясно предчувствовала свой оглушительный провал. Уж Гвидо Утешитель слез об этом позаботится. Разве так необходимо было грубо вести себя с ним? Но раздумывая об этом, проталкиваясь сквозь толпу за Ивэ, Ника вынуждена была признать, что подруга поступила, в общем-то правильно: этот Утешитель слез вел себя вызывающе и Ивэ недвусмысленно дала понять ему, что Ника не беззащитна.
Вернулись они в “Золотой приют” поздним вечером к, уже волновавшимся за них, мужчинам. Ника и Ивэ вошли в обеденный зал гостиницы, как раз тогда, когда Борг подговаривал Харальда и Доргана, который сидел с низко опущенным на лицо капюшоном, поучить своих жен, как следует побив их.
— Ты угомонишься когда нибудь, старый буян? - устало проговорила Ивэ, плюхнувшись рядом с ним на скамью и отсылая мальчишку посыльного с кучей свертков и обрезом ткани в их, с Никой, комнату.
Дорган приподняв голову, взглянул в растерянное утомленное лицо Ники. А Ивэ, набросившись на ужин, начала рассказывать про все их перипетии с заявкой на турнир, не выдержав натиска нетерпеливых расспросов, своего мужа и отца. Нике же кусок не лез в горло, и она лишь кивала, подтверждая слова Ивэ, отмалчиваясь. Кончилось все, как всегда: Харальду пришлось удерживать разгневанного Борга, порывающегося сейчас же пойти и побить “певуна” Утешителя, расквасить ему лицо и выбить как можно больше зубов. Успокоился он после того, как к их столу подошел хозяин гостиницы - хорошо, но не броско одетый дородный мужчина, державшийся с достоинством.
— Я счастлив, принимать у себя даму-менестреля и ее друзей. До нас дошел слух, что его светлостью вам оказана честь в соискании Венка победителя, среди множества прославленных и достойных претендентов на сей приз. Позвольте мне, последующие три дня угощать вас ужином за счет моего заведения. Окажите мне честь услужить вам.
У Борга и Харальда не хватило духа огорчить достойного хозяина гостиницы отказом, и они милостиво приняли его предложение. Дорган не участвуя в озорстве друзей, продолжал отмалчиваться, и лишь после того, как хозяин, удовлетворенный тем, что гости довольны поданным ужином, поклонился и, пожелав им доброй ночи, отошел, поднялся.
- Что ж, своей цели вы достигли. Теперь вы вхожи во дворец герцога, и дело осталось за малым, - встретиться с придворным магом. — сказал он, будто подводил итог.
Он ушел, а Ника так и не поняла, доволен он или нет тем, что она будет участвовать в турнире - об этом он не сказал ни словечка.
Борг и Харальд остались за столом и после того как Ивэ и Ника удалились в свою комнату, еще долго обсуждая услышанное от Ивэ.
— Доргану не нравится все это? - спросила Ника Ивэ, склонившись над материалом, который кроила большими ножницами.
— Не знаю, - дернула та плечом, разбирая постель. - Тебе, его жене, лучше знать об этом.
— Он стал сдержанным, замкнулся и отдалился как-то - прикусив губу, Ника вырезала полукруг проймы.
— Хочешь сказать, что вы давно уже не были вместе? - поинтересовалась Ивэ, сидя на кровати и стягивая сапог.
— И это тоже и он ни разу не говорил со мной о моем пении. Заметила? Я чувствую — он не доволен, но своего недовольства не высказал ни словечком. Может, выступая и играя по деревням, я обнаруживаю его местопребывание для его недругов?
— Ах, не воображай, пожалуйста, что это его может как-то волновать. Уж он-то никогда не боялся встретиться с врагом лицом к лицу. Он тебя, просто, ревнует, - и Ивэ зашвырнула сапоги в угол.
— Ревнует? - Ника подняла от кроя глаза - К кому? К пению, что ли?
— А, хоть бы и так, - сняв камзол, Ивэ растянулась на кровати.
— Он тебе сам сказал об этом?
— Не говори глупости. Дорган ни на кого не станет навешивать то, что его тревожит. Не думай, что только ты одна видишь, что с ним что-то не так. Я тебе помнится, давно об этом говорила. Но ты думаешь только о себе. Ладно, - проговорила она, зевнув и натянув одеяло до подбородка, - как только тебе станет невмоготу, буди меня. Доброй ночи и да хранят нас всех все святые…
