Каллен осторожно коснулся моего плеча:
— Пожалуйста, дослушай до конца. Я виртуозный лгун, но ты так легко поверила! — Он поморщился. — Для меня это было настоящим… потрясением.
Не в силах сдвинуться с места, я ждала продолжения.
— Помнишь тот день в лесу… Я сказал тебе «прощай».
Нет, не желаю вспоминать!
— Ты не собиралась сдаваться, — прошептал Эдвард. — Я чувствовал и не хотел тебя отталкивать, боялся, что умру, если решусь на нечто подобное! Но при этом знал: если не поверишь, что я больше тебя не люблю, пережить расставание будет куда труднее. Малодушно надеялся: если поймешь, что у меня новая жизнь, тоже начнешь все сначала.
— Полный разрыв, — сорвалось с моих непослушных губ.
— Я и не рассчитывал так легко тебя убедить. Думал, возникнут непреодолимые трудности и ты будешь настолько уверена в правде, что придется часами выжимать из себя ложь, дабы посеять в твоем сознании хоть зерно сомнения. Я врал… прости меня, прости, что причинил боль, прости, что мой план потерпел крах. Прости, что не смог защитить от самого себя. Хотел при помощи лжи спасти, но ничего не вышло… Только как же ты поверила? Я тысячу раз повторял, что люблю тебя, а ты позволила одному-единственному слову подорвать веру в мои чувства?
Я не ответила: потрясение было настолько велико, что в голову не приходило ничего вразумительного.
— Тогда я по глазам понял: ты правда поверила, что больше меня не интересуешь. Это же абсурд и нелепость, разве я смог бы жить без тебя?!
Я так и не решилась пошевелиться. Слова Эдварда непостижимы, потому что это… это просто невозможно!
Каллен снова потрепал меня по плечу, не сильно, но к реальности вернул.
— Белла, — вздохнул он, — о чем ты только думала?!
Тут я разрыдалась: слезы застилали глаза и стремительным потоком катились по щекам.
— Так и знала! Знала, что сплю!
— Нет, это невозможно! — раздраженно хохотнул Каллен. — Как же выразиться, чтобы ты поверила? Ты не спишь и не умерла; я здесь и очень тебя люблю, любил и всегда буду любить. Во время разлуки я ежесекундно думал о тебе, а закрывая глаза, видел твое лицо. Можно сказать, я богохульствовал, когда заявил, что ты мне больше не нужна…
Я качала головой, из глаз продолжали литься слезы.
— Ты не веришь? — прошептал Эдвард, и даже в полумраке я заметила, что его лицо стало бледнее обычного. — Почему лжи веришь, а правде — нет?
— Потому что твоя любовь всегда казалась невероятной. — Мой голос срывался буквально через слово.
Темные глаза сузились, брови нахмурились.
— Я докажу, что ты не спишь, — пообещал Каллен и, не обращая внимания на все попытки вырваться, зажал мое лицо стальными ладонями.
— Пожалуйста, не надо! — лепетала я.
— Почему? — спросил он, лаская дыханием щеку. Перед глазами все поплыло.
— Когда проснусь… — Эдвард открыл рот, чтобы возразить, поэтому пришлось перестраиваться на ходу: — Ладно, забыли! Когда ты исчезнешь, и без этого будет непросто.
Отстранившись буквально на несколько сантиметров, он заглянул мне в глаза:
— Вчера на ласку ты реагировала, как раньше, только чуть осторожнее и сдержаннее. Скажи, почему? Потому что я опоздал? Причинил слишком много боли? Или ты по моему совету начала все сначала? Это было бы… вполне справедливо. Не стану оспаривать твое решение, и, пожалуйста, не жалей меня, просто скажи, можешь ли любить меня после всего, что я сделал?
— Какой идиотский вопрос!
— Ответь на него, пожалуйста!
Целую минуту я буравила его мрачным взглядом.
— Мои чувства не угаснут никогда. Конечно же, я люблю, и тебе этого не изменить!
— Больше мне ничего и не нужно.
Эдвард снова склонился надо мной, и на этот раз отстраниться я не смогла. И не потому, что он в тысячу раз сильнее, а потому, что, когда наши губы встретились, сила воли рассыпалась в прах. Поцелуй получился не таким осторожным, как предыдущие, что подходило мне идеально. Раз уж решила себя губить, взамен нужно получить как можно больше.
Я сама впилась в его губы. Сердце отбивало какой-то рваный, судорожный ритм, дыхание превратилось в свист, а пальцы жадно потянулись к любимому лицу. Прижимаясь к безупречному, как у мраморной статуи, телу, я радовалась, что Каллен не послушал меня и не ушел — никакая боль на свете не оправдывала добровольный отказ от такого… Я ласкала холодные скулы, а Эдвард очерчивал контур моих губ и в перерывах между поцелуями шептал слова любви.
От страсти закружилась голова, и он отстранился — для того лишь, чтобы прильнуть ухом к моей груди.
Погруженная в блаженный ступор, я ждала, когда дыхание и пульс придут в норму.
— Кстати, — совершенно будничным тоном произнес Каллен, — я не собираюсь никуда исчезать.
В моем молчании Эдварду почудилось сомнение. Приподнявшись, он заглянул мне в глаза:
— Я никуда не поеду, разве что только с тобой.
Всегда мечтал, чтобы ты жила нормальной человеческой жизнью, и лишь поэтому решился на разлуку. Я понимал, чем чревато наше общение: ты постоянно в опасности, отдаляешься от своего мира, каждую проведенную со мной секунду рискуешь… Поэтому нужно было попытаться. Нужно было что-то делать, и единственный выход, казалось, — уехать. Без твердой уверенности, что ты от этого выиграешь, я бы ни за что не решился. Я ведь настоящий эгоист, а важнее собственных потребностей… собственных желаний для меня только ты. Хочу я одного — быть с тобой и теперь понимаю, что уже никогда не решусь на отъезд. Тем более, хвала небесам, причин остаться хоть отбавляй! Похоже, куда бы я ни прятался, как далеко бы ни бежал, безопасность тебе не гарантирована. Белла Свон физически несовместима с этим состоянием!
— Пожалуйста, не нужно ничего обещать, — про шептала я. Если начну надеяться, а потом окажется, что напрасно… я просто не переживу. То, с чем не справились беспощадные вампиры, сделает несбывшаяся надежда.
В черных глазах холодно блеснул гнев.
— Думаешь, я и сейчас лгу?
— Нет, не лжешь, — покачала головой я, пытаясь мыслить логически и обдумать все с холодной объективностью, чтобы не стать жертвой пустых надежд. — Может, сейчас ты правда так думаешь, но что будет завтра, когда вспомнишь причины, которые заставили тебя уехать в прошлый раз? Или через месяц, когда на меня бросится Джаспер?
Каллена передернуло.
Я вспоминала последние дни до его отъезда, пыталась переосмыслить те события, соотнося их с только что услышанным. Если Эдвардом двигала любовь и он решился на отъезд ради меня, его мрачная задумчивость и молчание приобретают совершенно иной смысл.
