Я говорю с ним как со взрослым. По крайней мере, как с юношей, имеющим хоть какой-то жизненный опыт. Он половины же не понимает из того, что я сейчас сказал, и трех четвертей из того, что я не сказал, хоть и имел в виду.
— Я Вас понимаю, — Элдж задумчиво накручивает белокурую прядь на кончик носа, скашивает глаза, чтобы оценить украшение, негодующе сдувает в сторону. — Вы полагаете, что мои желания идут вразрез с путями моей планеты.
— И-мен-но.
— И что мне остается?
— Ну… — Антон снова откидывается на спину в примятую траву. Солнце уже село, но земля, даже в тени, под дубом, еще не по-весеннему теплая. Хороший был день. И разговаривать о том о сем с этим странноватым мальчишкой гораздо интереснее, чем учить его убивать. И защищаться, Тон, и защищаться! Что-то тебя совсем развезло. И под дуэм его «отправил» десятью минутами раньше: забыл, что он в некотором роде претендент на руку одной весьма своевольной наследной принцессы…
— Два варианта. Первый — ты выкидываешь всю эту дурь из головы. Сжимаешь зубы и учишься фехтовать. Сказочку про отсутствие способностей расскажешь кому-то другому. Все, что ты запомнил и понял про другие планеты, складываешь в мысленную копилочку. Для того чтобы, когда придет твое время подпирать в приемные дни кресло властительницы Хаяроса, ты мог защитить Аккалабат от вторжения нежелательных культурных и цивилизационных элементов.
Докатились. Теперь я говорю как диктор земного телевидения. На программное выступление члена Звездного совета сия проповедь вряд ли потянет. Хотя против наследственности не попрешь.
— А второй вариант?
— Пойти своей дорогой. На то, чтобы стать самому хозяином своей жизни, ты, извини, не тянешь: больно много в башке завиральщины. Найди другого хозяина. Другую планету, которая тебя больше устроит и сможет найти лучшее применение твоим силам. Где ты сможешь, например, заняться медициной или чем там тебе хочется. Чувствовать себя свободным от дуэма и не обязанным подвергать свою жизнь опасности по крайней мере раз в неделю на придворном турнире. Родители твои и братья пусть разбираются сами, пусть крутятся, как умеют, в своем темном средневековом мирке, который ты в десять лет уже перерос. А ты не такой. Женишься на достойной женщине. Изобретешь набор автоматических щёток для альцедо или вообще пилюлю какую-нибудь — глотнул и никакой линьки. Или даже круче — глотнул и крылья отстегиваются по желанию и ставятся до лучших времен в кладовку под лестницей. Лафа, а не жизнь! Я, конечно, утрирую, преувеличиваю то есть.
Меня испортила эта Земля, ох, как испортила! Начал-то я вроде правильно, сразу подпихнул ему идею про другого хозяина. Так и надо было тянуть рыбку, а Маро, моя умничка, подсекла бы и вытащила. Нет, понесло ж меня в другую сторону… утрировать, блин. Стану властелином Вселенной — сразу запрещу смешанные браки. Хотя бы для особ королевского рода.
Элджи слушает внимательно, очень внимательно, отвечает не сразу и тихо, почти не слышно:
— Мне не нравятся люди, которые плюют на свою планету.
— Много ты таких знаешь?
— Ну, эти, например… наши дальние родственники…
Тон слегка напрягает мышцы шеи, чтобы разглядеть в сгустившихся сумерках через высокую траву выражение лица, с которым эти слова произносятся. Препротивное выражение лица, надо вам сказать.
— Родственники?
— С Дилайны.
— Эти-то тебе чем не угодили? Они все померли. Давно уже. За много лет до твоего рождения. Под ситийскими лучевыми бомбами и лазерами моего родного конфедеративного спецназа. Сделали все четыре лапы вверх.
Почему я до сих пор не могу говорить на эту тему, не паясничая?
— Не все. Я слышал, как отец с мамой спорили у него в кабинете. Что их осталось достаточно, чтобы вернуть Дилайну себе, что нужно только найти какие-то браслеты…
— И волшебную палочку на криоэлементах. И чудесный горшочек. И плащ-невидимку. Нужное подчеркнуть.
— Не смейтесь. Отец сказал, что даже видел их короля. И передал ему всю информацию, которую успел собрать: на некоторых планетах их даже, представляете, содержали в рабстве.
«Содержали в рабстве». Что я здесь делаю, с этим детским садом? Но сколько невольного уважения у него в голосе: «даже видел их короля». Не нравятся, значит. Не ври сам себе, малыш. Тебе просто обидно. И хочется хэппи-энда к красивой сказке. Над хэппи-эндом, знаешь ли, надо работать. И «собрать информацию» — мизерная часть этой работы. Хотя король запомнил. Потому с тобой тут и цацкается.
«И совсем не поэтому», — въедливо вякает внутренний голос номер два. Молчите, десантник Антон Брусилов. С Вами король Дилайны разговаривает.
— Продолжай.
Элдж не замечает изменения интонации.
— Папа говорил, что он рассчитывал, что король воспользуется этой информацией, соберет своих, завладеет браслетами и вернет себе власть над Дилайной. А тот выбрал, как вы выражаетесь, нового хозяина…
— А отец твой как выразился?
— Ээээ… очень грубо. Я не знаю, как это на языке Конфедерации. А в трансляторах такие вещи…
— Знаю, заблокированы. Скажи по-аккалабатски, я пойму.
Парень, я все больше склоняюсь к варианту номер два. Ну какой из тебя лорд-канцлер Аккалабата? Сид даже в десять лет уже сложил бы, как два плюс два, всё, что я здесь лепил про «твоя мама не просидела всю жизнь…» и «пойму по-аккалабатски», и обрушил на меня тонну вопросов. А в пятнадцать — никаких бы вопросов не задавал, а просто вытянул у меня в лучших дар-эсильских традициях всю подноготную столь близкого знакомства с его родной планетой и конкретными представителями населяющих ее птероантропов. А в тридцать с лишним наш гениальный лорд-канцлер, значит, знает этакие нехорошие слова и… это что же, он при своей деле так изъяснялся? Мир сошел с ума.
— Хватит, не выражайся.
— Вы же сами просили.
— А ты всё делаешь, что тебя просят?
Ну вот, обиделся. Делаем ставки: будет дрожать ресницами а-ля девчонка-Сид или сжимать кулаки и грозно сопеть, как бывший будущий маршал Дар-Халем. Ура, я выиграл! Дрожит ресницами и грозно сопит!
— А что сказала твоя мама?
— Я не понял. Много всего. Что-то про то, когда они стояли на подоконнике, а отец усомнился, а король не отступил и всех спас. И что браслеты — это дело долгое, и у короля могут быть другие, как это… обязательства. И что отец должен верить.
— А отец?
— А он тогда рассердился, когда услышал про обязательства. И сказал, что у монарха не должно быть других обязательств, кроме как перед своим государством…
