Вода с болотистой поймы лесной речушки уже давно схлынула, но еще стояла в каждой впадинке, любой, даже неглубокой яме. Зато весь лес, куда ни погляди, зарос высоченной крапивой. Жгучие заросли стояли стеной, и редкие тропинки, пробитые зверьми, явно никуда не вели, разве что к потайным дневкам лосей и кабанов.
– Прячется, старая, – довольно сказал Ромар. – Поняла, как мы ее в прошлый раз отыскали. Ну, ничего, по хоженному дойдем, не потеряемся. А вот хотелось бы знать, от кого она так скрывается. Кабы не от папаши своего сынка.
Память не подвела безрукого. Таши по сотне мельчайших признаков видел, что тот идет по собственным прошлогодним следам. Сам Таши, может и сбился бы где, но Ромара сбить с пути казалось невозможным. Уника лишь головой кивала, соглашаясь, что правильно ведет их старик.
Крапива в урочный час сменилась кустами смородины, благоухающими свежей листвой и усыпанными еще незрелыми ягодами, а за ними открылась поляна с избой, вспрыгнувшей на вековые столбы.
Все тут оставалось как в прошлый раз, но Таши теперь смотрел на избушку другими глазами. Теперь он понимал, откуда у немощной старухи такое изобилие – сынок кормит; «до времени», – как сказал Ромар. И страшный череп, насаженный на воткнутое в землю бревно, тоже принес он.
Таши вдруг представил, как добывал мангас этот трофей, бродил вокруг рузарха, тревожил, не давал покоя. Швырял камнями и целыми бревнами, норовя попасть в незажившие раны. Рузарх, небось, был тот самый, что с диатримами сцепился, вряд ли в здешних лесах другой такой зверь найдется.
Зверю бы отлежаться, вываляться в болотной грязи, чтобы раны затянулись, а тут невесть откуда объявляется человечек, надоедливый как июльский слепень: шумит, хохочет и бьет… больно бьет. Измучил мангас зверя, а потом, подкараулив нужный момент, ударом хрупкой с виду ладошки сломал покосившуюся соснину, так что та рухнула на усталого и потому не успевшего отскочить хищника. Представилось, как полз рузарх с перебитой спиной, волоча парализованные задние ноги, и копыта чертили в земле две борозды, а мангас, заливаясь радостным смехом, вскочил на него сверху и голыми руками драл складки кожи на шее, чтобы достать яремную вену и так же, голыми руками, разорвать ее, глядя в меркнущие глаза противника.
Таши затряс головой, поймав себя на мысли, что думает о рузархе с жалостью. Слишком уж сильна его ненависть к самому слову «мангас». Никто не умеет так ненавидеть, разве что Унике столь же ненавистно имя Слипь.
Всю жизнь, сколько помнит он себя, прожил Таши под страшной угрозой оказаться мангасом, и что бы ни говорил сегодня Ромар, Таши не представлял, как сможет пересилить себя и взглянуть в глаза не то что самому мангасу, но и его матери. Хотя сейчас Таши был уверен, что старухи дома не окажется. Улетела старая по своим делам… Не бывает дыма без огня – умеют йоги по воздуху летать, пусть не все, но умеют. И прячутся от людей тоже потому, что с Кюлькасом дело имеют. Потому и на Сварга клевещут, что он, мол, их с Кюлькасовой помощью победил. На воре шапка горит. Но ничего, они ее здесь подождут, а как вернется колдунья, все разом станет ясно.
Таши подошел к черепу, успевшему выбелиться под зимними снегами и весенним солнцем, звонко ударил палкой, заранее зная, что ответа не будет.
Однако, деревянная дверь повернулась на журавелях и Йога, щуря подслеповатые глаза, вышла на приступку.
– А-а!.. – протянула она. – Пожаловали? Ну, заходите…
Таши поспешным движением надвинул шапку и не сумел сдержать вздоха разочарования. Злой колдун по-прежнему обретался где-то вдалеке, а у самой Йоги не было ни единой черной мысли. Обида была, боль, усталость, но настоящей злобы не было.
Внутри изба, почитай что и не изменилась. Вновь, как и в прошлый раз, старуха выставила перед гостями угощение. Таши, чувствуя себя виноватым перед Йогой, старательно нахваливал все, что появлялось перед ним: и жареное, и печеное, и вареное, и квашеное.
– Ну, как сходили? – спросила Йога, когда гости отвалились от съестного.
– Со всячинкой, матушка, – ответствовал Ромар.
– Дурень-то мой вас не обижал? А то как вернулся – все смеется, а дела не говорит.
– Нет, не обижал. Хотя шутки шутить он мастак. Кабы ни был я белый как лунь, то седых волос он бы мне прибавил. Но зато лес стал чище, спокойней ходить будет.
Ромар неторопливо рассказал о путешествии на север: как с ночными карликами схлестнулись, как Слипь видали и Хурака кормили. Рассказал о детях лосося и о том, кто таков северный волшебник. О пещере промолчал и о корявом луке… Таши отметил про себя, что, значит, и ему об этом зря языком трепать не стоит. Пересказал, как род зиму мыкал. Йога вздыхала, терла кулаком под носом.
Потом спросила:
– И куда ж вы теперь?
– А вот и не знаю… – сказал Ромар. – Шли по чародееву душу и думали, уже, что недалеко осталось, а он возьми да и упорхни неведомо куда. Ну а мы к тебе завернули, может присоветуешь что?
Выслушав старика, Йога всплеснула руками, отбежала в дальний угол, порылась там в берестяном коробке, потом повернулась к Таши.
– И вы ради такой мелочи ноги топтали? Эх, мужичье бестолковое!
Привыкли на зверей охотиться, вот иного ничего и не умеете. Хоть бы девчонку спросили, она бы вас бабьей мудрости научила. Не вы должны бегать за ним, а он за вами бегать должен! Ну-ка, поворотись, дылда… – Йога приподнялась и приколола к шапке подвесочку из красноватого сердолика. – И всего-то дел… Теперь, тот о ком думаешь, сам к тебе стремиться станет.
Ох-хо, горе с вами… До такой простоты не додумались: приворотный амулет к шапке подвесить.
– Спасибо, бабушка, – сказал Таши.
Он и впрямь был благодарен, хотя еще месяц назад взревел бы раненым бизоном при одной мысли, что его хотят заставить носить на шапке женскую бирюльку, девичье украшение. А теперь – вроде так и надо, главное, дело сделать, а что для этого нацепить придется, то дело десятое.
– Только смотри, – предупредила старуха, – лиходей теперь на тебя всякую минуту выскочить может. Он, поди, сам не узнает, с чего бы его к тебе потянуло, а ты будь готов: поглядывай зорче. Сами же рассказывали, что он носится быстрей бегучей совы, – Йога почесала любимую бородавку и добавила:
– Ежели он и впрямь такой быстроногий, то как бы он прямо сюда не влетел… Пошли-ка, сердешные на улицу, а то переломаете мне все хозяйство – кто чинить станет?
Ромар с Уникой послушно поднялись и Таши вслед за ними. Выходя из дома, он захватил мешок и проверил, хорошо ли держится за плечами висящая шапка. На улице зорко обвел взглядом светлый небосвод. Нет, все спокойно.
А он уже представлял, как злой чародей, оборотившись грозовой тучей, летит на зов приворотного талисмана…
