Поражённые, оцепеневшие кивки, затем они моргнули и выпрямились. Я скрывала дрожь. Чары, контроль разума — что бы он только что ни сделал, это подействовало. Они кивками позвали меня — но не посмели дотронуться.
Рисанд улыбнулся мне.
— Всегда пожалуйста, — мурлыкнул он, когда я уходила.
Глава 39
С того момента каждое утро и вечер в моей темнице появлялась свежая, горячая пища. Я набрасывалась на неё с жадностью, но всё равно проклинала Рисанда. Сидя в камере мне не оставалось ничего, кроме как ломать голову над загадкой Амаранты — обычно всё заканчивалось дикой головной болью. Я повторяла её снова, и снова, и снова, но безрезультатно.
Шли дни, и я не видела ни Люсьена, ни Тамлина, как и Рисанд больше не приходил насмехаться надо мной. Я была одна — совершенно одна, запертая в тишине — правда, крики в подземельях не смолкали ни днём, ни ночью. Когда вопли становились совсем невыносимыми и я никак не могла от них абстрагироваться, я смотрела на вытатуированный на ладони глаз. Интересно, он сделал это, чтобы невзначай напомнить мне о Юриане? Как жестокая, мелочная пощечина, указывающая на то, что, возможно, я уже почти принадлежу ему так же, как древний воин теперь во власти Амаранты.
Каждый раз в такие моменты я говорила несколько слов, обращённых к татуировке — а затем проклинала себя за глупость. Или кляла Рисанда. Но я могу поклясться, что когда однажды ночью я задремала — глаз моргнул.
Если я правильно подсчитала расписание приёмов пищи, примерно через четыре дня после встречи с Рисандом в его комнате, в мою клетку заглянули две девушки из Высших Фэ.
Они прошли сквозь трещины осколками тьмы точно так же, как Рисанд. Но в отличие от него, принявшего твёрдую материальную форму, эти фэйри остались плотными тенями, их черты едва ли можно было разглядеть, за исключением их воздушных, струящихся, словно паутина, платьев. Приблизившись ко мне, они не проронили ни слова. Я не противилась им — у меня не было ничего, чтобы защититься или напасть, как и не было путей к бегству. Их руки, сомкнувшиеся на моих предплечьях, оказались холодными, но твёрдыми — как если бы укрывающие их тени были второй кожей.
Их наверняка прислал Рисанд — возможно, кто-то из прислуги его Ночного Двора. Должно быть, они немые — они хранили молчание, теснее прижавшись ко мне и шагнув — физически шагнув — сквозь запертую дверь так, будто её не существует. Как если бы я тоже стала тенью. Когда мы двинулись дальше по полным криков подземельям, от мерзкого ощущения ползающих по спине и рукам пауков у меня подгибались колени. Никто из охранников нас не останавливал — они даже не смотрели в нашу сторону. Значит, на нас чары; и для чужих глаз мы мерцающие тени и ничего больше.
Фэйри вели меня пыльными лестницами и давно позабытыми коридорами, пока не завели в неприметную комнату, где раздели догола, тщательно вымыли, а затем — к моему ужасу — начали разрисовывать моё тело.
Кисточки были нестерпимо холодными и щекотными, я попыталась пошевелиться и призрачные фэйри крепче в меня вцепились. Всё стало ещё хуже, когда они приступили к разрисовыванию более интимных частей тела, и было невероятно трудно сдерживаться и не двинуть одну из них по лицу. Они не объясняли, зачем они это делают — ни одной подсказки, по которой можно было бы угадать — не новая ли эта пытка от Амаранты. Даже если я сбегу, бежать мне некуда — так я только усугублю положение Тамлина ещё больше. И потому я прекратила требовать ответов, прекратила сопротивляться и позволила им закончить начатое.
Вверх от шеи я выглядела по-королевски: черты лица подчеркивались косметикой — помада на губах, на веках мазки золотистой пыльцы, подведённые сурьмой глаза — а мои волосы аккуратно уложили вокруг небольшой золотой диадемы, инкрустированной лазуритом. Но вниз от шеи я будто игрушка языческих богов. Фэйри продолжили рисунок от татуировки на моей руке, а едва чёрно-синяя краска подсохла, они одели на меня тонкое, почти прозрачное белое платье.
Если это вообще можно назвать платьем. Лишь две длинных полосы тонкой как паутинка ткани, по ширине ровно прикрывающие грудь и не более, и на плечах прихваченные золотыми брошами. Вниз два отрезка ткани спускались к инкрустированному драгоценностями поясу, низко сидящему на бёдрах, и соединялись в один, между ног ниспадающий до пола. Ткань едва прикрывала меня, а по холодящему кожу воздуху я поняла, что моя спина практически полностью открыта.
Ласковых касаний ледяного ветра к обнажённой коже оказалось достаточно, чтобы разжечь мою ярость. Две Высшие Фэ игнорировали мои требования переодеться во что-то другое, их невыносимые лица-тени были скрыты от меня, но они крепко ухватили меня за руки, когда я попыталась сорвать с себя платье.
— Я бы не советовал, — глубокий, весёлый голос со стороны дверей. Рисанд прислонился к стене, скрестив руки на груди.
Я должна была догадаться, что это его рук дело, должна была догадаться по совпадающим с татуировкой узорам по всему телу.
— Наша сделка ещё не действует, — огрызнулась я.
Инстинкты, говорившие мне вести себя тихо и не нарываться рядом с Тэмом и Люсьеном, катились к чёрту в присутствии Рисанда.
— Ага, но мне нужна спутница на праздник, — в его фиолетовых глазах сверкали звёзды. — И когда я подумал о тебе, свернувшейся в той клетке, в одиночестве…
Он махнул рукой и слуги-фэйри исчезли сквозь дверь за ним. Я вздрогнула, когда они прошли сквозь дерево — несомненно, это общая особенность всех обитателей Ночного Двора — а Рисанд усмехнулся.
— Ты выглядишь именно так как я и ожидал.
Из глубин памяти всплыли похожие слова, которые однажды прошептал мне Тамлин.
— Это так необходимо? — я указала на рисунки и одежду.
— Разумеется, — невозмутимо ответил он. — Как иначе я узнаю, если кто-то тебя коснётся?
Он подошёл, и я напряглась, когда он размазал рисунок, проведя пальцем по моему плечу. Стоило ему только убрать палец с моей кожи, как рисунок восстановился, вернувшись к первоначальному виду.
— Ни платье, ни твои движения рисунка не испортят, — его лицо приблизилось к моему. Его зубы слишком близко к моему горлу. — И я точно запомню, где были мои руки. Но если тебя коснётся кто-то другой — скажем, некий Высший Лорд, неравнодушный к весенней поре — я узнаю, — он щёлкнул меня по носу. — И, Фейра, — добавил он — его голос упал до ласкающего шепота. — Мне не нравится, когда трогают мою собственность.
В животе свернулся колючий лёд. Он потребовал меня на неделю каждый месяц. Похоже, он считает, что владение мной распространяется и на всю мою оставшуюся жизнь тоже.
