— А я ничего не видела! — возмутилась Талеста. — Неужели ты не мог позвать меня раньше?
— Ты ничего не потеряла, веревочка. Самомнение ничтожества — малоприятное зрелище. Но какой размах! Искра будущего творца уже сейчас рвется повелевать мирами.
— Что ты собираешься делать дальше? С твоей помощью колдун совершил зло. Жрица следит за тобой, она обязательно это заметит.
— Вернусь в плотный мир, к людям. — Маг провел ладонями по снежно-белым волосам, затем сцепил их в затылке и выпрямился. — Год — это мелочь. Когда еще она заметит… а может быть, и прозевает. В конце концов, мало ли в мире соблазненных девушек? Людям нужна помощь высших сил, чтобы творить зло.
Говорят, нужно надеяться на лучшее, а готовиться к худшему, потому что худшее имеет обыкновение исполняться. Прошло совсем немного времени, и Маг убедился, что оно не изменило обыкновению и на этот раз.
Громоподобный рев Посоха Силы вызывал непосредственно его, Мага. Означало ли это, что Жрица и Воин уже на месте или Император решил устроить ему трепку с глазу на глаз, гадал Маг, направляясь в Аалан с немыслимой даже для творцов скоростью. О причине вызова он не гадал — конечно же это Жрица выследила по хроникам его единственный поддающийся обвинению поступок.
Несмотря на то что Маг явился на вызов мгновенно, он оказался в Вильнаррате последним. Все шестеро Властей уже сидели за столом. Едва появившись в портале, он понял по общему выражению их лиц, что его уже обсуждали здесь и пришли к некоторому решению, а вызвали лишь затем, чтобы сообщить ему это решение. Значит, Жрица донесла сразу же — возможно даже, когда он еще не закончил возиться с колдуном.
Как ни в чем не бывало, он приветствовал собравшихся и уселся на свое место. За столом воцарилась напряженная тишина, словно остальные ждали, пока он спросит о причине сбора. Обойдутся, подумал Маг. Нужно будет — сами скажут.
— Итак, — произнес наконец Император. — Мы собрались здесь, потому что один из нас допустил вопиющее нарушение законов Единого, вмешавшись в естественный ход человеческой жизни.
Снова наступила тишина. Маг подумал — уж не надеются ли они, что он сразу же закричит — это я! Или еще глупее — это не я! А ведь были времена — давно, много пробуждений назад, — когда он так и делал, выдавая себя. Когда он был еще мальчишкой.
— Маг! — прозвучал в его ушах грозный голос Императора. — Ты, наверное, уже догадался, что мы собрались здесь из-за тебя!
— Там, в плотном мире, работали еще двое, — напомнил Маг. — Откуда мне знать, кто из нас оказался не безупречным? Я же не шпионю за другими!
Его презрительный взгляд скользнул по лицу Жрицы.
Прикинувшись, что не замечает Мага, она едва заметно поджала губы.
— Выбирай выражения. Маг, — нахмурился Император. — Это в интересах общего дела, когда одни исполнители обращают внимание на ошибки других. И злоупотребления других, — добавил он с нажимом в голосе.
— Я слушаю, — сказал Маг. — В чем меня обвиняют?
— Ты не догадываешься? Или за тобой числится не одно злоупотребление?
— Вряд ли у вас что-нибудь упущено. — Взгляд Мага снова скользнул по лицу Жрицы. — Но я не знаю, что у вас считается ошибкой, а что — злоупотреблением. Возможно, я понимаю свои поступки иначе, чем вы.
— Этот эксперимент с колдуном, — высказался наконец Император, — является прямым вмешательством в естественный ход человеческой жизни. Такое вмешательство запрещено.
— Почему же? — Маг изобразил недоумение. — Все делалось с добровольного согласия колдуна. В прежние времена мы проделывали и не такое.
— Сейчас не прежние времена, — напомнил тот. — С тех пор как Силы были отозваны, мы договорились не допускать не только насильственного, но и прямого вмешательства, поскольку убедились, что содействие одному из людей вызывает насильственное вмешательство в судьбы других людей. Так получилось и в твоем случае — бедная девушка пострадала, мы видели это в хрониках.
— Это еще не значит, что все произошло по моей вине, — возразил Маг. — Точно так же эту девушку мог бы соблазнить и другой мужчина, не мой подопечный. Ну, обеспечил я колдуна деньгами и побрякушками, но они есть не только у него. Девушка выбирала сама, я ей ничего не внушал. Полагаю, вы и это тоже видели в хрониках.
— Все равно — по твоей вине произошло зло! — сверкнула на него глазами Жрица.
— А сколько зла произошло по вине твоей паствы! — огрызнулся Маг. — И все, между прочим, с самыми добрыми намерениями. Давайте не будем говорить о добре и зле — это человеческие мерки. Почему бы вам не высказать честно, за что вы на меня так ополчились? Не за какое-то дурацкое добро и зло: должен заметить, что и то и другое весьма относительно. Почему бы вам, Властям, не быть посмелее?
— Ты обвиняешь нас в трусости?! — возмущенно подскочил Воин.
— А к тебе, рыжий, это особенно относится, — не сдержался Маг, хотя отчетливо сознавал, что наживает себе неприятности. — Легко быть отважным, когда ты крутой парень и у тебя в руках меч. Наверное, поэтому у тебя плохо получается быть храбрецом в других обстоятельствах!
Рука Воина сама потянулась к мечу.
— Вот-вот, тащи его, — съехидничал Маг. — Ну, что ты такое без этой тыкалки?
— Хватит! — рявкнул Император. — Маг, ты вступил на опасный путь! Согласен, добро и зло — относительные понятия. Мы обвиняем тебя не в том, что твой поступок повлек зло, — любой поступок, даже самый добрый, может повлечь за собой что угодно. Мы обвиняем тебя не в том, что ты нарушил закон Единого, — все мы небезупречны, и подобные ошибки и промахи не раз случались в прошлом. Мы обвиняем тебя в том, что ты сознательно противостоишь общему решению Властей. У тебя еще есть возможность одуматься и начать сотрудничество с остальными, вместо того чтобы мешать им. Я очень надеюсь на это.
— Напрасно. — Маг понимал, что этими словами отрезает все, но не мог поступить иначе. — Я никогда не смирюсь с этим решением. Это неправильно — лишать людей возможности стать творцами.
— Стать творцами могут единицы, — попробовал уговорить его Император, — а остальные — это действительно стадо, которое нужно пасти, и очень опасное стадо. Риск слишком велик, мы не можем позволить его себе. Подумай об этом, Маг.
— Даже люди могут идти наперекор опасности, — покачал головой тот. — С каких это пор ее стали бояться мы, творцы?
— Это разумная осторожность, — продолжил убеждения Император, — Люди все равно смертны, они знают, что рано или поздно расстанутся с жизнью. В них есть подсознательное понимание того, что божественная искра в них бессмертна. Мы же, творцы, рискуем бессмертием.
