Мы спешились. Оссер Гант вышел из кареты, за ним выбрались Гомст и Катрин, потом Миана с Уильямом, закутанным в меха для защиты от ветра. Мы шагнули в исполинскую пасть Королевских Ворот, с нами был лишь почетный караул из десяти воинов в золотой броне. Их вел капитан Аллан, Деверс остался снаружи охранять папскую тушу — мы подумали и решили, что так будет лучше.
Церемониальные ворота были открыты — чудовищно огромные, из почерневшего дерева, окованного медью. Закрыть их могла, наверное, только сотня человек — и то если петли хорошенько смазать. Мы прошли внутрь и прошагали по залу Императоров, где все они были запечатлены в камне: отцы, сыновья, деды, узурпаторы, узаконенные к своей вящей славе бастарды, убийцы и полководцы, миротворцы, строители Империи, ученые, безумцы и дегенераты — все были представлены героями в доспехах и сжимали регалии. Свет Зодчих, сотня ярких точек на потолке, уводил вдаль, превращая каждую статую в подобие острова посреди освещенного пруда.
— И ты хочешь быть среди них? — спросила Катрии.
Я не слышал, как она подошла.
— Оррин из Арроу хотел. Мои амбиции менее достойны?
Ей не нужно было отвечать на это.
— Возможно, я нужен Империи. Может статься, я единственный, кто не позволит ей погрязнуть в кошмаре или сгореть на костре прошлого. Ты об этом не думала? Вор у вора дубинку украл — так я тебе когда-то ответил. А теперь я говорю — убийца остановит убийства. Клин клином.
— Это не истинная причина.
— Нет.
Мы оказались в конце ряда статуй, минуя императора Адама Третьего, минуя Онороса в кресле управляющего, серьезного, устремившего взгляд в бесконечность. Впереди — аванзал, заполненный гвардейцами и другими путниками.
— Ваше оружие заберут и будут хранить с величайшим почтением. — Взгляд капитана Аллана упал на Гога у меня на боку, затем он нервно покосился на Райка. — Вас подвергнут тщательному обыску, необходимому для допуска в тронный зал во время Конгрессии. Если вы не выйдете из Золотых Ворот до подачи последнего голоса, обыск не придется повторять. Вы, конечно, понимаете, что эти предосторожности обеспечивают вашу безопасность, равно как и безопасность других делегатов.
— Вы можете чувствовать себя в безопасности, будучи безоружным рядом с Райком? — Я показал на того кивком.
— В-ваше оружие будет…
— Да, мы понимаем. — Я смотрел мимо него. — Боже, что это? Что? Тэпрут! Иди-ка сюда, старый мошенник!
И, оторвавшись от компании впереди нас, подошел доктор Тэпрут — его быструю неровную походку невозможно было спутать ни с чем — руки болтались, на узком лице красовалась ухмылка.
— Смотрите — да это же сам король Йорг! Владыка девяти королевств! Мои соболезнования по поводу твоего отца, мальчик мой.
— Ваши собо…
— Я решил, что вы могли и сами хотеть расправиться с ним, но время лечит, и мы горим в его огне. Посмотри на меня. — Руки взметнулись к вискам. — Седеют. Пепел, говорю тебе. Горим на костре времени. Смотри-ка!
— Я смотрю, старина.
— Старина? Я тебе покажу стар…
— А кстати, зачем вы здесь, дорогой доктор?
— Цирк приехал? — Райк навис над нами, огромный, полный надежды.
Мы оба проигнорировали его.
— Конфессия, Йорг. Раз в четыре года человек понимающий оказывается крайне востребован. О да. Смотри-ка! Мне платят за шепот. Шепнуть, что вон тот герцог любит мальчиков, что у того лорда есть замужняя сестра, что этот король возводит свою родословную к Адаму Первому. Золотой шепот для внимательных ушей. Смотри-ка! Если бы так было каждый год, круглый год…
— Ты заскучаешь по своему цирку, Тэпрут. Скучающие люди чахнут и умирают. Огонь не горит просто так.
— Но все же приятно время от времени быть нужным. Хорошо быть в курсе событий.
Его руки выкладывали абстрактные фигуры, словно он пытался начертить в воздухе свои познания.
Я протянул руку, быстро — потому что с ним иначе нельзя, — и схватил его за нлечо.
— А давай посмотрим, много ли ты знаешь, хорошо?
Тэпрут встретился со мной взглядом, даже не дрогнув.
— Будь моим советником. Один из отцовских делегатов попал в беду. Можешь его заменить.
К нам подскочил толстяк в бархате, черном с красной подкладкой, его золотая цепь отчаянно болталась на шее.
— Тэпрут! Что все это значит?
— Этот человек хочет взять меня на службу, герцог Бонне. — Тэпрут не отвел взгляд. У него были быстрые темные глаза, словно не хватало времени на цвет, он едва успевал впитывать окружающий мир.
— Он может хотеть чего угодно. — Герцог Бонне обхватил толстый живот. Коротышка, но ушлый, судя по всему. — Кто он, зачем ему ты? Отрабатывай свой хлеб, малый. Пусть посмотрит, что он упустил.
Макин и Мартен встали у меня за плечом, Райк — чуть поодаль. Остальные люди из моей свиты смотрели, стоя у статуи управляющего.
— Это король Достопочтенный Йорг Ренар, владыка Анкрата, король Геллета, Высокогорья, Арроу, Белпана, Конахта, Нормардии и Орланта. Вам надо бы знать, добротой он не отличается, покладистостью тоже, весь ад может разбиться об эту стену, а король Йорг выстоит, уж не сомневайтесь. Мой вам совет, герцог Бонне, идите к нему на службу, как и я. Если хоть кто-то вообще способен заставить льва Империи снова зарычать, то это человек, стоящий перед вами.
Я усмехнулся при словах «лев Империи». Тэпрут не забыл о своем буром блохастом мешке с костями, которого я выпустил из клетки.
Мы отдали клинки. Кольцо мое тоже забрали, а еще кинжалы, шпильку из моих волос и веревку из рукава. У Мианы пытались отобрать жезл из железного дерева, но я щелкнул пальцами — и отец Гомст, точнее, епископ Гомст вышел вперед с тяжелым томом, который я ему вручил в карете Холланда. Мы с капитаном Хельстромом имеете листали «Записи Эхтелиона касательно придворного этикета Адама II и Артура IV, годы Империи 340–346», и доктор Тэпрут выглядывал у меня из-за плеча. После недолгих, но оживленных дебатов я одержал верх — как владыка Орлап га я мог взять с собой деревянный жезл куда заблагорассудится! По имперскому закону.
Герцог Бонне фыркал и бросал на меня мрачные взгляды, но ждал, и я послал к нему Макина, зная, что немногие смогут устоять перед его обаянием.
И через час мы снова оказались перед Золотыми Воротами — древней деревянной рамой, которая не дала мне занять законное место после прошлой Конгрессии. Разумеется, порча моя была выжжена при снятии осады Логова. Все равно меня не радовала перспектива пройти через них. Обожженная рука побоится коснуться железа, даже если все чувства, кроме памяти, говорят, что оно остыло.
— После тебя, дорогая.
