Противоположностью колонистам были «эксплуататоры» — карьеристы, с помощью любых уловок стремящиеся к наживе. Занимаясь всевозможными торговыми махинациями и обманами, они умело использовали различные мошеннические уловки при операциях с недвижимостью и наживали целые состояния. Во многих случаях их жертвами становились горожане и фермеры, которых они попросту грабили, лишая законной прибыли от разворачивающейся нефтедобычи. Несмотря на то что поселенцы пытались отмежеваться от этих мошенников, им часто приходилось поддерживать деловые контакты с теми, к кому они чувствовали лишь презрение и ненависть.
В то же время переселенцы из городов недолюбливали местных старожилов, считая их невежественными, а их взгляды и уклад — устаревшими. Так получалось, что Говарды были вынуждены «служить и нашим, и вашим». Должно быть, юный Роберт сильно разочаровался в этих утонченных, интеллигентных мошенниках. Если те самые люди, от которых он имел полное право ожидать поддержки, понимания и любви к литературе, оказывались проходимцами, то кому же можно было доверять? С чувством глубокой горечи он писал:
«Вы создали целый мир из бумаги и дерева, прелестей цивилизации, традиций и лжи. Изменила ли кобра облик под своим капюшоном, или вспыхнули хищным огнем глаза тигра?»
В то время как днем улицы кишели обозревателями с Уолл-стрит и агентами по продаже недвижимости, ночью поднимался адский шум — это брали свое нефтяники. Шахтеры, экскаваторщики, бурильщики, строители буровых вышек и торговцы контрабандными спиртными напитками важно разгуливали в компании веселых подружек, бросая шумный вызов протестантам-южанам, которые поплотнее задергивали шторы, чтобы даже лунный свет не мог проникнуть в их комнаты.
Раскол между моральными принципами и разгулом контрабандистов выразился в политической борьбе между сторонниками и противниками сухого закона — «сухими» и «мокрыми», а позже, во времена воинствующего сухого закона, — между законопослушными членами общества и контрабандистами, которых осуждали почти все. Даже с отменой сухого закона графство Каллахан, находящееся под сильным влиянием баптистов-южан, запрещало торговлю спиртными напитками. До недавних пор сухой закон сохранял свою силу и в Абилене (соседнее графство Тэйлор), пока там не проголосовали за его отмену. Голосование совпало с незначительным'— около двух с половиной баллов по шкале Рихтера — землетрясением, что в этих краях было большой редкостью. Один из тех, с помощью которых составлялась данная книга, предупредил нас в чисто техасской манере: «Шкала Рихтера тут совершенно ни при чем — это десять тысяч баптистов перевернулись в своих могилах».
* * *
В перерывах между оживленной куплей-продажей и уличными склоками для жителей Кросс Плэйнс жизнь шла своим чередом. Дети рождались, вырастали и шли в школу. Их родители — старожилы и новоприбывшие переселенцы — нашли в конце концов общий язык, учреждая школы, церкви, клубы, библиотеки и прочие институты, необходимые для распространения образования. Многие переселенцы воспользовались случаем, для того чтобы ознакомить своих соседей с нравами и обычаями крупных городов Северо-Запада. Старожилам предоставился удобный повод для борьбы за возвращение нравов и обычаев края. Эта смесь старого и нового внесла еще один конфликт в жизнь Техаса 1920-х годов и, должно быть, привела в полное смятение мысли и чувства юного Роберта.
И все же влияние старой церкви в Кросс Плэйнс было достаточно сильным, таким оно остается и по сей день. Местные жители не стесняются открыто говорить о своих религиозных убеждениях. Северянин, воспитанный в убеждении, что его религиозные взгляды исключительно его личное дело, может быть шокирован, когда техасец, с которым он только что познакомился, спрашивает: «Вы верующий?», или: «В какую церковь вы ходите?», или даже: «Обрели ли вы спасение души?»
После того как нефтяной бум пошел на спад, в Кросс Плэйнс остались четыре церкви различного вероисповедания. Д-р Говард — вечно беспокойная натура — бывал на службах во всех четырех и позже попросил священников из каждой церкви прочесть молитву на похоронах жены и сына. Хотя он сам и миссис Говард ходили в церковь нерегулярно, четырнадцатилетний Роберт посещал воскресную школу. Он ходил в баптистскую церковь до тех пор, пока его приятель Линдсей Тайсон не заставил Роберта сходить с ним на службу в методистскую, находящуюся напротив редакции местной газеты.
Позже, будучи взрослым, Роберт перестал посещать церковь. Он называл себя агностиком, но, как и его отец, проявил заинтересованность индийской теорией переселения душ. Всю жизнь им владела тяга к самоубийству, которая еще больше подкреплялась постулатами этой философии Преданные сторонники христианской доктрины считающие самоубийство грехом, наказание за который — вечное проклятие и горение в аду. Индийская же философия, в которой реинкарнация была основной доктриной, и множество культов было образовано в соответствии с ее догмами, напротив, прекрасно укладывалась в сознание потенциального самоубийцы, верившего, что смерть — это не уход в вечное забвение, а наоборот — вознесение к яркому свету лучшего бытия. Поэма Говарда «Дьявол-искуситель» — прекрасно отражает это трагическое противоречие. Описывая свое разочарование жизнью и надежду на покой после смерти, главный герой, в конце концов, берет пистолет и стреляет в себя со словами: «И душа моя плавно летит из области тени к свету».
* * *
Несмотря на то что Айзек Говард постоянно переезжал с места на место, в попытках реализовать свои бесконечные несбыточные мечты, земных благ ему хватало лишь на оплату счетов и для обеспечения семье более или менее сносного существования. Наличные в доме Говардов были редкостью. Некоторые пациенты «забывали» заплатить нетребовательному доктору или длительное время тянули с оплатой. Другие вместо денег предлагали овощи и фрукты со своего огорода или же мясо только что забитой скотины.
Нехватка денег была причиной постоянных раздоров между Айзеком и Эстер, которая так и не осознала, что наступил кризис, и продолжала отчитывать мужа за то, что он оказывал свои услуги в обмен на продукты. Несмотря на то что доход Говардов мало чем отличался от доходов большинства горожан в Кросс Плэйнс в первые годы после Первой мировой войны, отсутствие денег на такую роскошь, как мороженое и журналы, заставляло Роберта ощущать себя почти что нищим. Он позже упоминал об этом в письме к Лавкрафту: «Я был бедным всю жизнь, так же, как и мои друзья».
Роберту приходилось самому зарабатывать себе на карманные расходы, потому что родители денег ему не давали. Он с отвращением писал о различной мелкой работе, которую ему приходилось выполнять, и вспоминал, как был мальчиком на побегушках. Юный Роберт занимался тем, что вывозил мусор, стоял за прилавком в бакалейном магазине, «перетаскивал багаж» и «рыл канавы». Однажды на каникулах он работал в модном салоне Полищука. Вот как Говард вспоминает об этом:
