Однако он все же не избежал мальчишеской любви; это произошло в 1921 году, когда пятнадцатилетний Роберт оказался в гуще ежегодно устраиваемого карнавала. Он хотел посмотреть соревнования по боксу, так как сам занимался этим видом спорта и иногда даже подумывал о карьере профессионального боксера.
Проталкиваясь сквозь толпу любопытных зрителей, он замер от восхищения, увидев девочку в карнавальном костюме, которая вела себя крайне непринужденно. Он видел ее лишь какое-то мгновение, затем она скрылась в палатке. Но у Роберта захватило дух от непонятной боли и сладкого томления, которыми всегда сопровождается первая любовь — страсть, о которой объект любви и не подозревает. В глазах Роберта эта девочка олицетворяла свободу, живость, приключения, переживания — все то, чего так не хватало в его жизни. В течение нескольких лет у него перед глазами стоял образ девочки в ярком карнавальном костюме; он игнорировал более земных и доступных девушек из своего города. Та девочка — или ее сложившийся в мозгу Роберта образ — бесспорно повлияла на его представление о женском идеале.
* * *
Три года, с осени 1919 до конца весеннего семестра 1922 года, Роберт посещал ненавистную ему школу в Кросс Плэйнс. Варвар до мозга костей — каким он себя считал, — Говард с трудом выносил строгую школьную или любую другую рабочую дисциплину и никогда не мог безоговорочно принять правила, установленные кем-то другим. Его редко устраивали даже те стандарты, которые он устанавливал сам для себя.
И все же, если он принимал решение сделать что-то, ничто не могло его остановить, о чем свидетельствует следующий пример. Как многие мальчишки, вступающие в полный противоречий подростковый период, тринадцатилетний Роберт впервые попробовал курить; но к тому времени, как Говарды переехали в Кросс Плэйнс, он бросил это занятие. Годы спустя он предложил Э. Хоффману Прайсу следующее эксцентричное объяснение: «Запах табачного дыма — самый отвратительный из всех». И глубокомысленно добавил: «Боюсь, я непоследователен. Я дышу, и тот сукин сын тоже!»
Одноклассники Роберта помнят его как худого, высокого и симпатичного парня с хорошим телосложением. В школе его считали тихим и скрытным. Вежливый, но необщительный, он не принимал участия в школьных мероприятиях, не доставлял неприятностей учителям и получал оценки выше средних. Больше всего ему нравилось заниматься историей: по этому предмету он был лучшим в классе. Роберт изучал латынь, думая, что это поможет ему лучше усвоить испанский язык в колледже, но в колледж он так и не поступил, поэтому в испанском освоил лишь азы.
Говард сам называл себя лентяем и был уверен, что мог бы учиться гораздо лучше, если бы заставил себя по-настоящему заниматься. Возможно, проблема была вовсе не в лени, а в том, что он направлял свои усилия и энергию отнюдь не на учебу. Люди, работающие в состоянии постоянного эмоционального стресса, независимо от того, осознают они это или нет, расходуют такое огромное количество энергии на то, чтобы справляться с накопившимся гневом, ненавистью или страхом, что на творческую деятельность у них остается мало сил.
В свободное от учебы и выполнения домашних заданий время Роберт жадно читал. Позже он говорил, что его плохое зрение и необходимость носить очки для чтения — следствие того, что как-то во время занятий боксом его ударили в глаз, а также того, что он «часто читал в темноте, сидя на поленнице дров». Роберту нужно было постоянно носить очки, но он боялся, что какой-нибудь недоброжелатель может ударить его по лицу.
Мы попытались выяснить как можно больше об этих «врагах», о которых Роберт продолжал упоминать в течение всей взрослой жизни. Единодушное мнение всех, кто знал Говарда, сводится к тому, что все враги были лишь плодами его воображения. Для него границы между реальностью и воображаемым миром были размыты, поэтому Роберт относился к воображаемым недоброжелателям как к настоящим врагам из плоти и крови. Когда Говарду было уже около тридцати, он спросил Хоффмана Прайса о том, есть ли у того враги. Узнав, что у Прайса их нет, он не поверил ему. Как же может быть так, что у человека нет неприятелей? Если уж на то пошло, у любого героя из приключенческой литературы обязательно было несколько врагов. То, что врагов иметь плохо, а постоянно остерегаться их означает подвергать себя стрессам и отнимать у себя время, Говарду никогда в голову не приходило.
Доктор Говард все еще продолжал лелеять слабую надежду, что его сын станет медиком; однако с каждым годом Роберт все больше хотел стать писателем. Кроме матери, которая гордо рассказывала всем соседям о том, что ее сын — будущий писатель, единственным человеком, поддерживающим его юношеское стремление к литературной карьере была его учительница английского языка, Дорис Пайл.
Ободряемый мисс Пайл, Роберт написал рассказ и отослал его в «Приключенческий журнал». Рассказ, конечно, не приняли. Несмотря на то что почти все первые попытки вхождения в литературу обречены на подобный провал, Роберт воспринял отклонение рукописи как личное оскорбление. Двенадцать лет спустя он жаловался: «Я так и не смог продать ни один рассказ в „Приключения“; наверное, после той первой неудачной попытки я не захотел больше с ними связываться!»
Продать рассказ в «Приключения» было мечтой всей жизни Говарда. Ему удалось опубликовать много своих рассказов, но ни один из них он не сумел продать в «Приключенческий журнал». Хотя они все-таки напечатали два небольших произведения Говарда, но не заплатили ему за них. В журнале была рубрика, называвшаяся «Старые песни», и в 1926–1927 годах в ней появились тексты двух песен, сочиненных Говардом; одна из них называлась «Молодой Джонни», другая — «Ручьи Сэнфорда».
Неудачная попытка Говарда продать рассказ в «Приключения» — никак не была связана с его первым литературным опытом 1921 года: редакторы очень скоро забыли о ней. Дело было в том, что Роберт осмелился соперничать с такими талантливыми и признанными авторами, как Гарольд Лэм и Тэлбот Мэнди. И в то время, и годы спустя рассказы Говарда не соответствовали литературным стандартам, установленным этими выдающимися писателями. Проживи он немного дольше, сформировавшись и как писатель, и как личность, он вполне мог бы достичь своей цели, в то время как писатели старого поколения, публиковавшиеся в «Приключениях», ушли бы со сцены.
Когда Роберту было шестнадцать лет, он создал образ одного из своих главных героев, Соломона Кейна, английского пуританина, который в конце XVI века, во времена правления королевы Елизаветы I, предпринимает кругосветное путешествие. Соломон Кейн отличается от большинства героев Говарда. Он не бесчинствующий хулиган, не вор в законе, не ловкий авантюрист, а человек со строгими нравственными принципами, посвятивший свою жизнь борьбе с несправедливостью. Всегда одетый в черное, угрюмый и неуклонно придерживающийся строгой морали, он мучается из-за душевных метаний, размышлений о бессмысленности бытия и сомнений религиозного характера. Кейн — более сложная натура и, в рамках фантастико-приключенческой литературы, более правдоподобная по сравнению с известными героями Говарда, созданными им позже.
