Алейна отошла от живых и смотрела на мертвых, но в лице ее не было печали. Напротив, она отряхнула руки и кивнула.
— Спасибо, милостивая госпожа, — неловко подойдя, поклонился ей пожилой. — Не думал, что доживу до такого. А так, может и увижу чего хорошего под конец жизни.
Женщина и клочковатый кивали и бормотали что-то в том же духе. Юноша не знал, что делать. Остроносый и риндан молчали, отводя взгляды. Огнемаг хихикал, пиная тех, кто не проснулся и отскакивая в ожидании удара, но никто не ударял. Он остановился над Лиллой в недоумении.
— Она не проснется? — спросил он с обидой, с непониманием. — И Гидра не проснется?
Анна, стоявшая ближе остальных, отрицательно покачала головой. Она смотрела на мечницу, ее сжатые губы, некрасивое лицо. Она шла с Лиллой за руку и упала рядом. Их головы покоились одна к одной, три грязных, встрепанных косы и торчащие коротким ежиком каштановые волосы. Красивая и уродина, юная и взрослая, болтливая и молчаливая.
Алейна молча завязала платок с кольцами и брошками, с бисерным кошельком и опустила его рядом с Неженкой.
— Жаль девку, — сказал лысый лучник. — Вы не слушайте юродивого. Убою она все ж не родная была, а падчерица. Хотя оно, конечно, и так несладко. В его отсутствие она получше себя вела. Немного.
Женщина, заглядывая у него из-за плеча, колебалась, говорить или не говорить. Она как всегда стояла и боялась, не поднимая глаз, но желание почувствовать себя свободной, впервые за долгое время свободной, победило привычку смотреть в пол.
— Уединяться Убой с ней конечно уединялся, — добавила она, кашлянув. — Но больше не для себя. А чтобы Лилла с Гидрой побыть могли. Да остальные про них не узнали. Прости Милосердная, теперь-то уж все равно. Теперь-то сказать можно… — она посмотрела на мертвых виновато.
— Перенесите всех, кто упал на дороге, сюда, в траву, — сказала Алейна. Она махнула рукой друдам и пошла вперед, к лошадям. Духи протяжно заклекотали, с шумом снялись с веток, роняя листву, и полетели к поваленному дереву, перегородившему путь.
На мощеной дороге лежало лишь три трупа, и пока Лисы оттащили мертвых в лес, повозка уже тронулась. Друды выпили все соки жизни из поваленного дерева, и оно превратилось в труху, а Дмитриус, орудуя молотом, живо расчистил дорогу. Гремлины с интересом бросились копаться в истлевшем стволе, который только что был живым, и вызвали своим появлением целый взрыв любопытства со стороны друд. Но оно оказалось совершенно односторонним. Вот еще, щелкал Ниялвик, цацкаться с вами, фу, крылатые, пошли вон.
— Ты как? — спросил Винсент, подходя к Келу.
Бело-черный глубоко вздохнул и махнул рукой.
— Никто не понял, что она сотворила? — осведомился Винсент. — Это высокая магия. Высокая, друзья. Раньше она ничего подобного не совершала.
— И вряд ли теперь сделает, — кивнула Анна. — Это Хальда откликнулась на молитву, чтобы спасти тех, кого можно было спасти. Дала силы.
— Чтобы отделить зерна от плевел? — спросил Кел.
— А ты не опошляй, — ответила воительница. — Никто и не говорит, что люди это плевлы, даже такие гниды, как люди Убоя. Просто твой способ «дать им шанс» был в сто раз хуже. Чем бы он кончился? Еще одной дракой не на жизнь, а на смерть. И были бы все те же трупы, только, скорее всего, еще и вот эти семеро. И, может, кто-то из нас. А способ Алейны — да, это добро. Это свет. Просто ситуация была темная.
— Это не меняет дела, — стоял на своем маг. — Ее ждет откат, жестокий откат за дар богини. А у нас уже был один откат…
Он задумался, качая головой. Ни Анна, ни Кел, его не услышали.
Воительница глядела, как ковыляют вперед те, кто проснулись, и удивлялась, как же их все-таки много! Даже этот вонючий козлина, они еще поговорят, как появится время.
— Ты ведь был совершенно прав, Кел, — хмыкнув, сказала она. — Если бы Дмитриус с Диком, ну или друды просто казнили всех этих людей, они бы просто прикончили семерых, кто еще способен жить нормально. Ты был полностью прав, и твою правоту доказала Алейна.
Кел молча опустил голову.
— Тут еще одно, — сказал Ричард, поглядывая вперед, в спины пестрой группы идущих пленников. — Рыжая не только дилемму решила. Которую мы бы не решили никогда. Она еще и сделала так, что никто из нас не оказался вынужден убивать беззащитных людей. Мне ведь приходилось так делать, и я знаю… что они потом не уходят. Хотел бы их отогнать, но каждый сидит внутри и иногда сжимает печенку холодной рукой. А ты, Кел? Ты знаешь, каково это?
— Я в жизни никого не убивал, — буркнул Кел, но тут же обернулся. — Правда ведь, никого, подтвердите?
— Правда, — согласилась Анна. — За все наши странствия ты никого даже не ранил.
Он кивнул и снова отвернулся.
— Ясное дело, хороший ты человек, — согласился Дик. — Очень хороший. Но дослужился до серебряной бирки, несешь службу в Ничейных землях, в древних Холмах. И вот засада: то, что ты за время службы никого не убил, это не достижение, светлый. Это значит, что кто-то убил их за тебя.
Сказав это, он двинулся за Алейной, за громыхающим броневагоном вслед.
Кел дождался, пока он уйдет, и спросил у оставшихся:
— Вы все доверяете Хальде. Наверное, и я доверял, пока помнил. Но сейчас не помню, и я вот никак не пойму. Если она все знает лучше людей, и всегда мудрее их на голову… пусть так. Но сколько пройдет времени перед тем, как все на свете станут жить по ее указке и делать все, как она говорит? И что это будет за жизнь?
Алейна шла вперед, и лошади шли с ней вместе. Она смотрела на солнце, деревья, на ветер и листву, слушала пение птиц и странные, пронзительные вскрики рогатых зайцев величиной с кабанов, которые не пугались людей и копались в корнях деревьев в поисках клубней и желудей.
Девушка шла здесь, посреди нависшей громады леса, по дороге из старых темных камней, на которой не отпечатывались следы проезжающих и проходящих. Кто построил эту дорогу, когда и зачем, почему небольшой отрезок земли внутри Холмов был вымощен, как столичный тракт? Лисам уже не узнать ответов на эти вопросы. Но сколько бы столетий она не стояла, по этой дороге туда и обратно тянулись невидимые следы: тех, кто бежал от врагов, и тех, кто стремился к друзьям. Следы тех, кто бредил, и кто мечтал. Кто созидал, и разрушал, любил и ненавидел, прятал и искал.
Алейна шла вперед, и перед ней расстилались тысячи, миллионы следов, которые всю жизнь окружают нас, оставаясь невидимы, а сейчас проступили перед девчонкой, как фантастический, бесконечный переплетающийся узор.
Она видела, как следы Густава Фероги по кличке Чернопес пересекаются со следами двух пареньков из Рынки, везущих заболевшего отца в Мэннивей, видела, как Чернопес смеется, выкидывая мужчину, стонущего в беспамятстве, из повозки, а младшего из сыновей хватает за шею и заставляет ехать с ним. Как он пьет во все горло и избивает мальчишку, а потом, не рассчитав силы, сворачивает ему шею за пустяк. Как он плачет над телом мальчишки, вытирая красное лицо пятерней, а потом снова пьет, и во все горло смеется, и едет дальше. Теперь этих следов не было, они оборвались там, у тернового куста. Чернопес не преградит дорогу сыновьям.
