Полоцкий все и сам понимал, но ему было плевать, какие устои и традиции нарушает. Уже в который раз он сам себе обещает заботиться о девчушке, которую впервые встретил в лесу на горе Манарага. Она была такой уставшей, измазанной землей и испуганной…
Сейчас ничего не изменилось, вынырнув, первым делом он увидел ее испуганные пазорьи глаза, которые словно переливались зеленым огнем в темноте зимнего вечера. Парень прекрасно понимал, что такая дружба в их обществе расценивается как нечто большее. Во всяком случае к нему, императорскому сыну, всегда требования будут выше. Но никаких планов на Мирославу он не имел, им было комфортно, она не отказалась от него, узнав его секрет, поэтому просто не находил сил уйти и прервать их общение, хоть и знал, что скоро и ей станет тяжко от их дружбы.
Тем временем босая Мирослава подошла к проруби, чувствуя ступнями холод,
и со страхом посмотрела на черную гладь воды. Ее ноги уже стали замерзать от ледяной корки, покрывшей деревянный помост. Глубоко вздохнув, она прошептала:
— Ярила-солнце, пускай все плохое уйдет! Пускай эта вода очистит меня! Пускай здоровье мое меня не покинет и не подведет!
В следующий миг яриловка оттолкнулась от деревянной ступеньки и, решив «не растягивать удовольствие», сразу прыгнула в воду, зажав предварительно нос рукой. То, что ее тело ощутило в следующие секунды, она не смогла объяснить даже самой себе. Студеная черная вода топила тело, рубаха же отчаянно пыталась всплыть наружу.
Мирослава открыла глаза, но не увидела ровным счетом ничего, кроме слабого света где-то наверху. Холод пробирал до костей, но не обжигал, как она ожидала. Пальцы рук, онемевшие от морозного холода снаружи, вдруг словно ожили. Она крутанулась под водой вокруг себя и, почувствовав деревянное дно защитного помоста под ногами, сильно оттолкнулась и поплыла туда, где видела слабый свет. Пока плыла, по одному выпуская пузырьки воздуха из легких, голова очистилась и крутилась только лишь одна мысль:
— Наконец-то, теперь все хорошо!
Когда ее голова только-только вынырнула на поверхность, девочка сделала глубокий вдох. Тут же юношеская рука крепко схватила ее предплечье и потянула на себя.
— Вылазь, Морозыч, — причитал Вершинин. Он и Яромир стояли на коленях перед прорубью и тянули подругу по лестнице. Астра и Иванна натянули на мокрую Мирославу платок на голову, а Яромир, вырвав у Кузнецовой тулуп, надевал его на подругу, наплевав на то, что возможно его поведение покажется кому-то непристойным. Девичье нагое тело, обтянутое мокрой рубахой совершенно не привлекало его взгляда, он лишь думал о том, как бы ей, только что выписавшейся из медзнахарских палат, не попасть в него снова.
— Не ждите нас, идите грейтесь! — сказала им Астра, когда Ванька уже опускалась в воду. Друзья кивнули и пошли с помоста, освобождая место. Рогнеда Юлиевна внимательно наблюдала за каждым, кто нырял и выныривал, беспрестанно что-то шепча и плетя пальцами замысловатые узоры прям в воздухе. Их одногруппники стояли на том же помосте, ожидая своей очереди. Влас Кочубей, Елисей Войнович и Виталик Пожарский скинули тулупы, подпрыгивая на месте от холода. Остальные раздеваться пока не решились. Матвей Оболенский и вовсе отказался от данного обряда.
— Десять секунд, Морозыч, — голосил Вершинин, почти бегом направляясь по тропинке к палатке.
— Это разве много? — спросила девочка, залетая внутрь. Как ни странно, но холода она не чувствовала.
Наверное, от адреналина. Внутри палатки их старосты Илья и Саша высушивали подопечных с помощью магии, чтобы те, согревшись, скорее возвращались в Подгорье, как говорится, от греха подальше. В палатке было пока немного людей, так как «отстрелялись» только два-три человека от каждой группы.
— Обычно девчонки выныривают тут же, — ответил Вершинин, застегивая тулуп и засовывая в валенки ноги в теплых носках. Его щеки, покрытые бледными веснушками, раскраснелись от мороза, будто их измазали в румянах. — А ты почти десять выдержала в ледяной воде!
— Яромир вообще секунд двадцать под водой был! — натягивая теплые шерстяные носки, вспомнила Мирослава.
— Он каждый год ныряет, что ему будет-то? — не утихал в своем энтузиазме Вершинин, при этом издевательски ухмыляясь.
— Вообще-то, это ты нырял в ледяное море у Буяна в январе во время обряда Инициации!
— Не толпимся, оделись и уходите! — крикнул Илья Ярославцев.
Вершинин, нетерпеливо дождавшись, пока друзья наконец укутаются потеплее в свои вещи, открыл дверку палатки наружу. Она выводила на тропинку сразу к Подгорью, а вот те, кто только что нырнул, заходили в палатку с другой стороны.
— В общем, ясно, подготовка у вас была ого-го! — констатировала Мирослава, потуже натягивая платок на уже высушенную голову.
— Я и на Крещении ныряю, — уточнил Никита. Он был родом из Архангельской области, там, на севере страны, наверное, нырять было еще экстремальнее, чем здесь.
— Мира, давай поторапливайся, задубеешь! — потянул ее за собой Полоцкий, шагая по протоптанной тропинке. Мирослава закатила глаза, изображая недовольство его излишней заботой.
— Княже злится, Морозыч, давай, шевели колготками, — подтолкнул ее сзади улыбающийся во весь рот Никита.
— Вершинин, — предупреждающе произнес Полоцкий, сузив глаза, но тут же резко остановился. Где-то сбоку в кустарниках что-то тихонько зашуршало. — Тихо!
Все остановились, пытаясь увидеть что-то в темном лесу. Когда глаза уже устали вглядываться в непроглядную чащу, сзади раздался девичий визг.
— Ребята-а! — кричали бежавшие, схватившись под руки Иванна и Астра, укутанные в платки и тулупы. Высокие валенки, доходящие до колен, проваливались в снег. Яромир, Мирослава и Никита вздрогнули от громкого крика и разом повернулись.
— Догоняйте! — крикнула Мирослава и махнула им рукой в белой рукавице с вышитым снегирем.
Полоцкий же, отвернувшись от девчонок, снова посмотрел в лес. Раздался тонкий свист, который показался ему знакомым. Он уже собирался отвернуться от чащи, когда Иванна и Астра уже их нагнали и теперь наперебой рассказывали о своем нырянии, пытаясь восстановить дыхание.
Мирослава, слушая девчачьи восторги, глянула на навострившего уши Полоцкого. Она не так давно заметила, что будучи в человеческом обличье, он все же обладал волчьими органами чувств.
Тихий свист раздался снова, и тут уже все повернулись к лесу, откуда, отделившись от дерева, вышел Онисим. Мирослава про себя чертыхнулась. Только что подошедшие девочки тихонько взвизгнули и сделали несколько шагов от тропинки.
— Здравствуй, леший-батюшка, — Яромир вел себя как всегда воспитанно. Он чуть склонил голову в приветствии. Леший довольно фыркнул.
— С Водосветом! — отозвался рогатый и стал ковылять лапами-копытами через сугроб.
— Леший?! — шокировано спросил Никита, поправляя шапку-ушанку, но тут же смекнул, как с тем надо общаться. — Очень рад знакомству с вами, царь леса! Я — Никита Вершинин, община ярилы!
Он снял рукавицу и протянул тому руку, при этом улыбаясь, как дурак. Онисим чуть нахмурил круглые глазки и насторожился, но свою кустистую лапу протянул в ответ, предварительно посмотрев на Полоцкого. Тот одобрительно кивнул. Вершинин схватил двумя руками лапу рогатого лешего и потряс ее.
— Онисимом меня звать.
— Рад знакомству! А это Иванна и Астра! — Никита указал на яриловок, вытаращивших глаза на лешего. — А это Мирослава!
— Привет, Онисим! — улыбнулась та лесовику, махнув рукой, и вдруг поежилась, начиная замерзать.
— И тебе не хворать, — как-то пренебрежительно отозвался леший и поправил найденную в Избушке шапку, сидевшую прям на рожках. — Там это-сь, — он чуть понизил голос и все же подошел ближе. — Там эта, твоя, опять бушуеть в лесу, скучаеть, видимось! Ты бы это, навестила что ли ее, а то гляди, опять начнеть лес мне ломати!
— Ну зайдем как-нибудь, — пожала плечами девочка, переглядываясь с Яромиром, что сложил руки на груди, выглядя при этом как-то скучающе.
