– Неужели прорвались, Ванечка? – прошептала Надежда Григорьевна, глядя, как в дыму и пламени сквозь боевые порядки южан проносится по рельсам грозное детище ее мужа.
Счастливая мысль поместить орудие на платформу пришла в голову полковнику Турчанинову еще во время марша в Вирджинию. Сказался опыт артиллериста-фортификатора, а заодно и железнодорожника. Уже первое использование такой подвижной батареи привело в шок южан, не ожидавших атаки в собственном глубоком тылу. Следующая модификация и вовсе вызвала у конфедератов суеверный ужас. Но сейчас они побеждали, а победа быстро излечивает от суеверий.
– Прорвались! – не сводя глаз с прорезающей гряду холмов железной дороги, кивнул генерал Турчин. – Но, думаю, это еще цветочки. Какие у нас потери, Надин?
– Один убитый и трое раненых, их я уже перевязала.
– Что ж, результат недурственный. Могло быть много хуже. Цветочки смяли. Но готов биться об заклад, кое-что нам еще предстоит. И ягодки, может статься, будут горькими.
Командира разведчиков ко мне!
Плечистый молодой усач в широкополой войлочной шляпе вместо красноверхого иллинойского кепи предстал перед командиром ровно через минуту.
– Дикий Билл Хиккок, сэр! – отрекомендовался он.
– Дурацкое прозвище! – загоняя патрон за патроном в барабан кольта, усмехнулся Турчин. – Тебя ведь, кажется, зовут Джеймс?
– Да, сэр.
– Так вот, Джеймс, погляди, видишь, слева впереди овраг?
– Да, сэр.
– Он чертовски длинный, порос лесом, а главное, по нему можно скрытно подняться на холм. За ним река. Я буду очень удивлен, если конфедераты не захотят устроить там засаду. У моста поезд должен будет сбросить ход, тут-то они скорее всего и задумали ударить. Возьми разведчиков, возьми стрелков Бердана и как можно тише поднимись с ними на вершину. Сидите, как мыши, никакой бравады! Если все будет спокойно, у моста мы остановимся и подберем вас. А если нет, как только конфедераты пойдут в атаку, ударьте им в спину. Помните, ваши основные цели – офицеры и артиллерийская прислуга, ну эти, конечно, если будут пушки. Встречаемся у моста.
Наземный броненосец мчал на всех парах. К притаившимся на холме южанам доносились звуки банджо, обрывки песен и веселый смех. Самоуверенные федералы явно не подозревали о засаде.
– Вперед! – крикнул командир батальона южан майор Глоссоп, давая приказ к началу атаки.
Стволы подрубленных деревьев упали на рельсы у моста… Оба легких орудия конного отряда изрыгнули пламень, целя в паровоз, и храбрые драгуны Глоссопа ринулись вниз по склону с улюлюканьем и криками, подобно диким индейцам. Оба снаряда недолетом ударили по насыпи, поднимая к небу дым и тучу щебня. Левый борт железнодорожного форта расцвел огнями выстрелов, и на серых мундирах мчащихся к бронепоезду драгун то здесь, то там начали появляться красные отметины.
– Вперед! – горланил во всю мощь луженой глотки старый рубака, майор Глоссоп, стараясь разглядеть сквозь дым, почему больше не стреляют его пушки. Придержав коня, он повернул голову назад, и в тот же миг тяжелая пуля 44-го калибра ударила его точно в висок. Он выпал из седла, не проронив более ни звука. Это был, пожалуй, самый удачный исход последнего часа для бравого наездника из Южной Каролины, покрывшего себя ратной славой еще в Мексиканскую кампанию. Ему не довелось ни увидеть, ни пережить, как за считанные минуты его прославленный отряд превращается в месиво из обуянных ужасом людей и коней, старающихся укрыться от града пуль, сыплющихся без промаха со всех сторон. Драгуны бы с радостью сдались, но всякому было известно, что Джон Турчин не берет пленных.
– Вот теперь прорвались. – Иван Васильевич дружески хлопнул по плечу широко улыбающегося командира разведчиков, поднявшегося в командирскую башенку. – Молодец, Дикий Билл. Мне нечем тебя наградить за твой подвиг. Хотя… – он вытащил из кармана золотые часы с бриллиантовой монограммой, – на вот, отныне они твои! Этот брегет когда-то мне подарил российский император…
Длинноусый верзила с парой, на кавалерийский манер, кольтов у пояса захлопал глазами и даже несколько покраснел.
– Но как я могу, сэр?
– Носи. – Генерал Турчин вложил часы в ладонь сержанта Хиккока. – Быть может, сегодня ты сделал для своей страны то, что я когда-то для своей.
Улисс Грант молча глядел на бригадного генерала Джона Турчина, вспоминая первые дни этой проклятой войны. Тогда ему, совсем еще недавно пехотному капитану, пришлось баллотироваться на выборах командира 19-го Иллинойского полка. На это место были предложены двое: он сам и этот тучный бородач, и впрямь казавшийся взрывоопасным. В тот день иллинойцы выбрали Джона Бэзила Турчина и никогда не пожалели об этом. Он же вскоре встал во главе 21-го полка и нынче уже командовал армией. Впрочем, в военных познаниях и командирских талантах Неистового Казака у генерала Гранта не было ни малейших сомнений. Когда бы все офицеры его армии были таковы, война бы давно уже закончилась победой.
– …Президент велел передать вам, что постарается удержать Вашингтон до подхода ваших войск. Это наш единственный шанс, – с нажимом пробасил Неистовый Казак.
Улисс Грант слыл молчуном, и не без оснований. Не говоря ни слова, он подошел к столу и передал генералу Турчину длинную змею телеграфной ленты.
– Вашингтон пал? – пробежав глазами отпечатанный текст, срывающимся голосом переспросил Джон Турчин.
Генерал Грант кивнул.
– Мы взяли эту станцию, – адъютант командующего армией пустился в объяснения, по обычаю подменяя своего неразговорчивого шефа, – всего 15 минут спустя после того, как ее покинул Упрямец Уолли. Телеграмма предназначалась ему, как и приказ отрезать нам дорогу к восточному побережью.
Ни адъютант, ни Джон Турчин, ни генерал Грант не могли знать, что в эту самую минуту президент с руками лесоруба глядел в толпу южан, с радостными криками вливающуюся по мраморным лестницам в апартаменты Белого дома. Серые мундиры, блеск штыков, злорадные ухмылки, горящие глаза…
Авраам Линкольн шумно выдохнул, парадная сабля главнокомандующего с тихим шелестом вышла из ножен.
– Президент мертв! Но дело наше живо! – надсадно крикнул он, выстрелил из кольта в набегающую толпу и, вскинув клинок, бросился на штыки.
– Идти в Вашингтон бессмысленно, – наконец выдавил из себя Улисс Грант. – Там мы не найдем ничего, кроме пепелища. Мы потерпели поражение. Это надо признать. Но проигранное сражение не означает проигранной войны. Мы уйдем в Калифорнию, и Кордильеры станут нашей крепостью. Там мы соберем новую армию и на этот раз победим. – Генерал Грант закончил неслыханно длинную для него речь и повернулся к распахнутой двери станции, за которой на рельсах, еще хранивших следы крови, отдыхал покрытый, точно оспинами, пулевыми отметинами железнодорожный форт Турчина. Никто не должен был видеть слез в глазах несгибаемого генерала.
