Ясное дело, его каменные плиты – не ритуальные африканские маски и не драгоценности королевской семьи времен Людовика XIV, Ими не украсишь роскошную виллу и не похвастаешься перед богатыми знакомыми. Тем не менее, часть из них представляет интерес для всякого, кто знает толк в старине. Вот почему в принципе людишки из никчемного мира черного бизнеса рано или поздно должны были заинтересоваться ими. Его даже не раз предупреждали об этом полиция, сотрудники министерства культуры и просто наученные горьким опытом коллеги.
И все же, как бы он ни готовился к конфликту с мафией, как к неизбежности, то, что он услышал сейчас от Оранди, превосходило всякие ожидания. Ведь люди, которых представляет этот проходимец, собираются не коллекционировать плиты, не торговать ими, а уничтожать! Что в корне меняет ситуацию. И вообще, что это за люди, за общество такое, объединяющее, видите ли, тибетских монахов и… боссов нефтяного бизнеса? Что свело их? Что у них общего?
Доктор Микейрос хорошо понял все, что изложил ему непрошенный гость, вник в элементарную сущность намерений его организации, и все же не мог объяснить себе, к чему в конечном итоге стремятся эти масоны или кем они там считают себя; чего добиваются, какая сверхидея толкает их на подобные визиты, угрозы, а затем и преступления.
Прежде чем вернуться в дом, доктор Микейрос поднялся на возвышенность около обрыва и еще несколько минут постоял на ней, задумчиво вглядываясь в едва освещенное пробивающимся лунным светом облачко, зависшее над перевалом. Сколько раз, днем и ночью, он останавливался здесь, между плитами, и изумленно вглядывался в горное небо, стремясь найти хоть какой-либо признак той связи, которая существует – должна существовать! – между небом и горами, космосом и землей, галактическим разумом, функционирующим – он был убежден в этом – где-то в беспредельностях галактики, и разумом, «интеллектом» его родной планеты а следовательно, и его собственным разумом.
Да, простаивая здесь поздними вечерами, он почти подсознательно ожидал чуда, какого-то небесного озарения, которое позволит ему разгадать тайну появления священных плит, судьбы и намерений их создателей, происхождения земных цивилизаций и их связи с цивилизациями трансгалактическими. И кто осмелится упрекать его в том, что он, совершенно искренне веривший в посещение инопланетянами Земли, в особое призвание острова Пасхи и космодромана плато Небраска, столь же искренне верил и в появление около своего «Андского Гнездовья» одного из космических кораблей? Разве он не имел права на подобный визит? Не мог быть удостоенным такой чести?
На кораблях, на планете, с которой эти летающие диски стартовали, – и где, по его убеждению, знают практически все, что делается на Земле, – уже не могли не заметить, что их забытые письмена землянами наконец-то обнаружены. Ими заинтересовались. Там уверены, что плиты еще раз должны утвердить современных землян в мысли: «Своим взлетом мы обязаны еще и взлетам предыдущих цивилизаций», – а значит, приучить их к вере уже не в Бога, а в силу и могущество братьев по разуму освоивших другие планеты.
Многие из коллег считают его чудаком. Да, он чудак. Если только можно считать чудаком человека, основательнее и искреннее всех остальных на Земле подготовившегося к встрече пришельцев из космоса, способного понять их, проникнуться их намерениями. Он так долго и с такой убежденностью ожидает их, что со временем земная суета, земные хлопоты стали казаться ему невыносимыми. Представилась бы возможность, он бы-первым присоединился к экипажу одною из летающих дисков, даже если ему и не гарантировали бы возвращения на Землю.
«Слушай, ты, старый фантазер!… – проворчал Микейрос, с трудом отрывая взгляд от лучезарного облачка, все четче приобретавшего форму лодки, только основательно измятой льдинами- – Сколько можно? Признайся, что ты смертельно устал. Собрать тысячи плит… Кто потрудился на этом поприще больше тебя? И хватит. Продай отшельническую келью; продай или подари такому же мечтателю, как ты сам, коллекцию плит и доживай свой век у домашнего камина»,
«Мир непостижим, – говорил он себе, медленно бредя к жилищу. – И в этом он может сравниться разве что с непостижимостью человеческой души. Но ты устал от всего этого… И от неизъяснимости, всю жизнь довлеющей над тобой, – тоже…
Февраль 4939 года.
Перу. Вилла «Андское Гнездовье»
в окрестностях Анданачи.
После словесного столкновения доктора Микейроса с Оранди прошло ровно сутки. Ранним утром Кодар и сеньора Менц отправились на вызванном ими такси в городок, а вернулся Кодар только под вечер, и уже без журналистки. О том, где осталась сеньора, он ничего не сказал, о желании купить у него виллу не напоминал, персоной Оранди тоже не поинтересовался. Молча, зашел в свою комнату и вел себя настолько бесшумно, словно его вообще не существовало.
Так прошло около трех часов. Почти все это время Микейрос бродил окрестностях виллы, коротая время в созерцаниях и раздумьях. Нет, сейчас он старался не думать ни о беседе с доктором Оранди, ни о промелькнувшей у скалы таинственной тени, ни о не менее таинственном человеке по имени Кодар. Как не хотелось ему вспоминать и безумца самоубийцу, который, прежде чем броситься в пропасть, столкнул туда – из ненависти ко всем, кто существовал на этой земле, до него и будет существовать через тысячу лет после его гибели, – четыре очень важных для познания плиты. Хорошо еще, что не все из тех, которые приготовил к уничтожению, – некоторые этому негодяю просто не под силу было донести до обрыва.
Привыкший к глобальным, всечеловеческим обобщениям и к размышлениям о судьбах человечества, Микейрос и на сей раз предавался им с увлечением, неисправимого романтика.
Проходя мимо дома, Микейрос внимательно присмотрелся к узенькому окошечку-бойнице той комнатки, в которой обосновался Кодар. Свет погашен. Спит? Или, может, стоит у окна и наблюдает за ним?
– Я уже трижды носила кофе сеньору Кодару, – усилила его подозрения Оливейра, как только доктор ступил на порог. – Вернее, пыталась занести. Он не отзывается. А ведь стучала довольно громко.
– Он спит, – как можно увереннее произнес Микейрос.
– Слишком рано для такого гостя, – усомнилась Оливейра, понизив голос. – И вообще, что они за люди? Он и этот доктор Оранди? Что привело их сюда? То, что это не обычные университетские исследователи, я почувствовала сразу.
– Не обычные, это, несомненно, – спокойно подтвердил Микейрос. – Иничего тут не поделаешь.
Он прошел по коридору и постучал в дверь, из-за которой должен был откликнуться один из странных гостей.
