Потом я сдался. Я сложил руки на столе, положил на них голову и стал смотреть в огонь. Почему, Шут? Почему после всех лет молчания? Почему ты не пришел сам? Ты в опасности, о которой говорила курьер? Если да, почему не прислал карту или указание, как найти тебя? Ты думал, я не приду на помощь?
Я проснулся под грохот, от которого дрожала голова. Кухарка Натмег бросила на стол огромный кусок теста и разминала его. Время от времени она поднимала один его край, сворачивала и сильно била по нему руками. Я глубоко вздохнул и выпрямился. На мгновение я снова почувствовал себя мальчишкой, наблюдающим предрассветную работу огромной кухни в Баккипе. Но это был только Ивовый лес, а вместо десятков работников здесь было всего шесть кухарок. Тавия прекратила перемешивать утреннюю кашу и, подняв бровь, встретила мой взгляд.
— Эль оказался покрепче, чем вы ожидали?
— Не спалось. Пришел сюда, и вдруг уснул.
Она кивнула, а затем почтительно, но твердо сообщила мне:
— Вы нам мешаете.
Я кивнул.
— Я уйду, — ответил я и встал, сдерживая зевоту. — Здесь так хорошо пахнет, — сказал я ей, и они обе улыбнулись.
Тавия заговорила.
— Пахнуть будет еще лучше за столом. Вчера леди Шан выглядела слегка разочарованной нашими деревенскими блюдами, так что я сказала, что сегодня мы должны показать себя. Если вы не против, сэр.
— Показать себя?
— Чтобы наша леди Молли гордилась. Пора поднять головы и снова всерьез взяться за хозяйство. Рэвел был готов жевать собственные зубы, когда все начало разваливаться. Так что мы все тут рады, что вы занялись домом, сэр. И это хорошо, что здесь станет жить и работать больше людей. Этому месту пора вернуть жизнь.
Жизнь. После смерти Молли. Я кивнул, не уверенный, что согласен с ней, но давая понять, что ценю ее слова. Она серьезно кивнула мне в ответ, уверенная в своей правоте.
— Приличный завтрак будет готов не скоро, сэр, но я могу принести вам чаю, если хотите.
— Хочу, — заверил я ее, и позволил ей выпроводить меня из кухни.
Спина и голова болели, и от меня до сих пор пахло дымом. Я потер лицо и понял, что пора бриться. Еще одна беда — быть чисто выбритым для моей дочки. Теперь мне придется бриться каждое утро.
— Тавия! — крикнул я ей вслед. — Можете не спешить с чаем. Я позвоню, когда буду готов.
Я трусливо поймал одну из самых маленьких кухонных служанок и послал ее передать дворецкому, что нашел паразитов в постели дочери и сжег ее постельное белье этой ночью. Я попросил передать ему, чтобы он сделал все, как сочтет нужным, и закончил с этим делом. Я бежал в парильни.
Одна из вещей, по которым я скучал с детства, были парильни Баккипа. Круглый год они были уютны, прогревая человека в разгар зимы и с потом выгоняя слабость из тела в любое время года. Парильни из нескольких комнат и множеством скамеек остались с тех дней, когда Баккип был крепостью. Были отдельные комнаты для гвардейцев, склонных к шуму и дракам после ночных попоек, для слуг замка, и разные кабинеты для знати.
Мужские парильни в Ивовом лесу бледнели в сравнении. В них была всего одна комната, не больше, чем моя спальня, со скамейками вдоль стен. Ее обогревала огромная кирпичная печь, стоявшая в конце, а в центре был выложен кирпичный бассейн. Здесь никогда не было жарко, как в парильнях Баккипа, но человек, набравшийся решимости хорошенько помыться, вполне мог преуспеть. Здесь мылся весь народ Ивового леса, от мала до велика. Сегодня утром здесь сидел Лин-пастух с двумя подросшими сыновьями.
Я кивнул всем трем, не имея никакого желания разговаривать, но Лин сразу же спросил, разрешал ли я жечь кучу хвороста этой ночью? И мне пришлось рассказать о кусачих насекомых в белье дочери, о том, как я сразу же вынес и сжег его.
Он серьезно кивнул и признал, что он как раз из тех людей, кто быстро расправляется с такими паразитами, но я видел взгляд, которым обменялись его сыновья. Лин помолчал, а потом спросил меня, разрешал ли я кому-нибудь разбивать лагерь на овечьих пастбищах? Когда я сказал ему «нет», он снова покачал головой.
— Ну, может это были просто случайные путешественники, тогда не стоит беспокоиться, особенно если это вы жгли хворост. Сегодня утром я заметил, что сломана ограда на верхнем пастбище. И следы трех лошадей, которые прошли по нему. Нет, никакого вреда, и ничего не пропало. Похоже, они ушли так же, как и пришли. Стада в порядке, да я и не слышал, чтобы Дейзи или какие другие собаки ночью лаяли. Так что, может, кто-то просто останавливался на небольшой отдых.
— Они встали там лагерем? Посреди снежного пастбища?
Он кивнул.
— Я схожу туда позже и взгляну.
Он пожал плечами.
— Ничего не увидите. Просто лошадиные следы. Изгородь я уже починил.
Я кивнул, и задумался. Простые путешественники или те, кто охотился за моим курьером? Я сомневался, что это были охотники. Люди, убившие одного курьера и приговорившие другого к ужасной смерти, не станут после погони просто стоять на пастбище. Я, конечно, посмотрю эти следы, но вряд ли найду больше, чем Лин.
У убийц всегда есть время сделать работу и исчезнуть. Есть время для прилюдного убийства и время для скрытного. В поучительных целях лучше убивать прилюдно и оставлять другим заниматься телом. Иногда лучше убивать тайно, а затем тело оставить так, чтобы потрясти, устрашить или предостеречь остальных. Труднее всего, пожалуй, является убийство, которое должно не только скрыть самое действо, но и тело жертвы. Иногда это делается, чтобы создать путаницу, или сбить со следа, или сделать вид, что жертва бежала или отказалась от своих обязанностей.
Таким образом, становится ясно, что недостаточно просто научить вашего убийцу убивать. Чтобы стать полезным инструментом, он должен уметь рассуждать, соблюдать дисциплину и держаться в тени.
Сингал,
«Наставления в убийстве», перевод с чалсидианского
Я проснулась, когда серый свет заглянул в окна. Укутанная, я лежала на том самом диване, где родилась. На кресле отца, у камина, аккуратно свернулось одеяло. Заметно, что в огонь недавно подбросили дров. Я лежала неподвижно, думая, как все изменилось в моей жизни за один только день. Приехала Шан. И белая девушка. Когда я помогала спасать ее, отец понял, что я полезная и даже способная. Он доверял мне, давал задания. А потом Шан отвлекла его своими глупыми жалобами, и мы потеряли наш шанс с посыльным. Когда мы скрыли ее смерть, я был потрясена. И все же я чувствовала, что он ценит мою помощь. Но в тот момент, когда испугалась Шан, он оставил меня, совсем забыл и убежал, чтобы выяснить, откуда этот припадок истерики.
Я сбросила одеяло на пол, села и недовольно уставилась на пустое кресло отца. Все хотели, чтобы он заботился о них, а не обо мне. Позаботиться о Шан и спасти ее. Бледная девушка хотела, чтобы он ушел искать потерянного сына. Неужели никто не скажет ему, что надо обратить внимание на собственную дочь, потому что больше никто в мире не присмотрит за ней? Нет.
Может быть, за исключением Неттл. А она думает, что я дурочка. Ну, может быть, не дурочка и, возможно, это была моя собственная ошибка, что я не стала делиться с ней своими идеями, но будущее рядом с Неттл по-прежнему не сулит ничего хорошего для меня. А если Риддл вернется в Баккип и скажет ей, что я не слабоумна, как она считала, что тогда? Если Риддл вообще вернется в замок Баккип. Похоже, он всерьез собирался охранять Шан. А той, видимо, очень хотелось, чтобы он оставался рядом. Подумав об этом, я нахмурилась. Не знаю, почему, но я была уверена, что Риддл был собственностью моей старшей сестры. В этот момент Шан стала не только чужой, но и врагом.
И мой отсутствующий отец был немногим лучше.
Я быстро придумала обиду и поверила в нее. Молча кипя от злости на всех них, я вернулась в спальню. Мне совершенно не понравилось, что она полна народу, занятого чисткой стен и полов. Здесь стоял крепкий запах уксуса. С кровати в комнатке для служанки исчезло все постельное белье, и когда я протиснулась через толпу незнакомых слуг, то обнаружила, что мои сундуки с одеждой значительно опустошены. С одной стороны, я обрадовалась, что мои вещи вернут мне чистыми, но сейчас надеть было почти нечего. Еще мне не понравилось, как четыре новых женщины и крепкий мужчина, помогающий им с тяжелыми вещами, остановили работу, чтобы рассмотреть меня. Это они здесь чужаки, не я!
И все же они смотрели, и никто из них не предложил свою помощь, пока я сражалась с тяжелой крышкой сундука. Я довольствовалась тем, что сгребла всю одежду, до которой смогла дотянуться. Я схватила ее и пошла обратно в более спокойную комнату мамы, чтобы сменить ночную рубашку.
Сидя на корточках в углу, за ширмами, я поспешно переоделась. Туника оказалась летней и стала слишком маленькой для меня, короче, чем мама позволила бы носить. Гетры мешками свисали на коленях. Я обратилась к небольшим кусочкам зеркал на декоративном абажуре. Короткие волосы торчали, как солома после жатвы. Я походила на мальчика больше, чем мальчики, прислуживающие нам. Я глубоко вздохнула и решила не думать о богатой одежде Шан, о расческе, колечках и шарфиках.
