— Слава Сатане!
Стоны боли или наслаждения.
— Да сгинет Назаретская скверна!
Черный факел затрепетал в сантиметрах от лица совокупляющейся девицы.
— Да придет в наш мир Хозяин и воцарится на троне своем вечно!
Цезарь изогнулся, извергая из себя всю ярость Люцифера, и тут же вскинул над головой поднесенный Ржавым кинжал.
— Кровь добровольной жертвы откроет ворота нового мира! Мы ждем вас, боги Бездны! Мы ждем тебя, Люцифер! Пусть Темные Тропы приведут тебя на твою Землю!
И длинное лезвие погрузилось в грудь девушки.
— И сила наша не в проливаемой крови, а в истинной вере. Сила наша в том, чтобы идти указанной Им дорогой. Чтобы идти вместе. — Из глаз митрополита Даниила текли слезы. — Вот о чем должны мы думать. Думать и надеяться на Него! Обращаться к Нему в минуты радости и горя! Черпать любовь Его и не сходить с истинного пути! И пусть молитва поможет нам! На колени!
— Я не понимаю, — прошептал мэр. — Что он хочет? Зачем?
Люди начали опускаться на колени.
— Откройте свои сердца! Откройте свои души! Обратитесь к Нему! И Он поможет!
Толпа молчала. Молчала, склонив головы, и от них, от шепчущих молитвы людей, начала медленно подниматься мощная, яростная, почти физически ощущаемая волна. Их вера и их ненависть, их возмущение и их гнев, их сила и их гордость. Слова Даниила проникли в каждого, кто был на площади, и каждый отдавал пастырю все. Отдавал всю свою силу, ибо верил. Верил в Него и в этого человека. Отдавал добровольно, отдавал, наделяя своего пастыря колоссальной силой.
Митрополит развернулся, отбросил мегафон и, разведя руки в стороны, медленно направился к дверям храма.
— Стой! — Взбешенный Глеб сжал кулаки. — Стой!
Рушилось все, во что он верил. Рушилось с грохотом, с шумом, прямо на его глазах. Переполненные истинной верой души людей были обращены не к нему — к Даниилу. Это Даниил принял их силу и их надежду. Сумел принять, ибо пришло его время. И Сухоруков не понимал, почему это произошло. Отказывался понять сам факт своего поражения.
— Я святой!
Глеб бросился за Даниилом и отпрянул, будто получил болезненный толчок в грудь. Сила, добровольно отданная митрополиту тысячами людей, никому не позволяла приближаться к нему. Глаза Сухорукова расширились.
— Я святой! Это должен быть я!
— Вы не можете быть там, Глеб, — кротко произнес молодой голос.
Сухоруков резко обернулся, рядом с ним стоял отец Алексей, и прорычал:
— Это мое место!
— Нет, — покачал головой монах. — Церковь создана людьми и для людей, Глеб. И истинные чудеса может творить только человек.
— Я человек!
— Тогда попробуйте остановить митрополита, — предложил Сантьяга. Комиссар, оттолкнув Нара, быстро подошел к Глебу.
— Не верь ему! — выкрикнул Hyp. — Сантьяга, еще слово…
— Вы не Инквизитор, Глеб, вы — Тать. Возможно, последний на Земле. Все, что вам рассказывали, — ложь. Ваши чудеса — плод энергии, которой питали вас лорды. Только поэтому вы могли обходиться без Колодца Дождей.
— Это ложь! — Сухоруков отчаянно посмотрел на карлика. — Это ложь?!!
— Ты наша кровь, Глеб, — прошептал Hyp. — Наша надежда, наша гордость. Ты вобрал в себя лучшие качества челов, но… Но древняя кровь Тать в твоих жилах.
— Нет!
— Ты должен был стать величайшим правителем Земли, — тихо прогудел Нар. — Ты поднялся бы над всеми и тогда узнал… — Гигант зло посмотрел на комиссара. — Ты терпелив, Сантьяга, ты дождался хорошего момента, но помешать нам все равно не сумеешь. Hyp!
— Уже! — Карлик щелкнул кнопкой, и маленькая радиостанция отправила в эфир очередное попурри. — Спасай своих соплеменников, Сантьяга, через пару минут в Москве появится три новых вулкана.
— Вы зря так легко отпустили гиперборейскую ведьму, — тонко улыбнулся нав.
Лорды переглянулись.
— Я человек…
Удар, полученный Глебом, мог свести с ума кого угодно… но только не его. Только не Сухорукова, своими руками выстроившего колоссальный замок, оказавшийся нестойким «миражом». Его вера, его надежда, его… Глеб с трудом различал слова Сантьяги, но холодный рассудок Сухорукова среагировал мгновенно и не позволил ему и дальше переживать катастрофу. «Обдумаешь произошедшее потом! Не сейчас. Нет времени на сопли! Спаси любовь — она не мираж!»
— Чио! — Глеб развернулся и совершил гигантский прыжок в сторону, на ходу бормоча заклинание портала. — Чио!!
И рухнул на землю.
Митрополит Даниил прошел в распахнувшиеся двери, и храм окутался ослепительным сиянием.
— Яна, что происходит? Меня трясет! Меня всю трясет!!
— Только трясет? — Гиперборейская ведьма, через силу дотянувшаяся до телефона, едва шептала в трубку. — Тебе повезло, подруга.
Саму Яну рвало на куски. Нервы, мышцы, внутренности — все сошло с ума, обезумевшие клетки яростно пытались выбросить, вышвырнуть, вырвать из себя, хоть как-то избавиться от горящей магической энергии.
Истинная вера творит истинные чудеса. А истинные чудеса не признают ничего, кроме своей силы.
В радиусе двух миль вокруг храма полностью прекратилась подача электроэнергии, заглохли автомобильные двигатели, сели все батарейки и аккумуляторы, погасли все огни. Но электричеству было куда деваться: вспыхнуть мощной искрой, небольшим взрывом, уйти в землю, наконец, а вот у переполнявшей колдунов магической энергии выхода не было, и она рвала своих хозяев на части.
— Яна, тебе тоже плохо? У меня дрожь дикая, еле держусь!
«Конечно, в Инге почти не осталось энергии», — вспомнила девушка. И прошептала:
— Потерпи, подруга, я… я скоро.
Хотелось выть.
— Слушай, а это не могла сделать та девица в красном? — стуча зубами, поинтересовалась рыжая. — На крыше? У нее ритуальный круг начерчен и жертвенный столб… — Инга помолчала. — Нет. Ее тоже колбасит.
Голос рыжей доносился издалека, прерывался волнами дикой судороги, но Яна поняла, услышала и поняла: Инга нашла цель, которую предвидел Сантьяга. Ее цель.
— На… на ка… на какой крыше?
— Комиссар, что происходит? У нас дикие помехи. Поля с ума сходят, все линии сплелись в хоровод… У вас там Инквизитор! Комиссар! Немедленно уходите! В храме работает Инквизитор!!
Рация отчаянно надрывалась, но помочь, увы, не могла.
Четверо мужчин корчились от боли на холодном асфальте площади. Четверо: трое высоких, причем один — настоящий гигант, и малюсенький карлик. Они извивались, не в силах побороть выжигающий внутренности огонь, рычали, царапали рукотворный камень, но, как ни странно, несмотря на спавший морок, мало кто видел эту странную сценку: все внимание людей было приковано к сияющему храму. За агонией наблюдали двое: Кортес, напряженно сжимающий рукоять катаны, и молодой монах.
