— Труп моей надежды на будущее!
О, значит все серьезнее, чем казалось. Ситуация хуже, чем та, когда женщина заводит речь о потерянных надеждах, случается, только если мужчина поминает отнятую любовь.
— Ты еще покоришь мир, не беспокойся.
Она кивнула, словно не понимая, что соглашается со словами своего злейшего врага:
— Покорю. Но кому будет нужен покоренный мир, когда я умру?
Чуточку задыхается. От злости? Нет, непохоже. Тогда… Неужели я, метя наугад, попал в самое сердце?
— Твоим наследникам, кому же еще.
— Наследникам?! — Она наклонилась надо мной, забывая об осторожности: будь я немного бодрее, не преминул бы больно дернуть за тонкие пряди полупрозрачных волос. — И ты еще смеешь произносить это слово?!
— Почему бы нет? Твои таланты перейдут только к твоим детям, не так ли? Или хочешь сказать: сможешь научить болтовне с водой любого?
— Детям… — Женщина отшатнулась, словно опомнившись и заметив, что подошла слишком близко к хоть и безоружному, но непостижимо опасному противнику — Моим детям… Ты убил их еще до зачатия!
Красиво звучит, но как соотносится с реальностью? Если отбросить шелуху иносказательности, предъявленная мне претензия может означать лишь одно: я каким-то образом уничтожил вторую обязательную для осуществления деторождения половинку. Будущего отца, то бишь. Если пойти в рассуждениях дальше, можно предположить, что таковым должен был стать доведенный мной до сумасшествия некромант. Но постойте… Разве он умер?
— Говоришь о том парне, как же его звали… А, Лагарт!
Угадал. Говорящая снова сжала кулаки.
— Но насколько знаю, он все еще жив. Так в чем же моя вина?
— Жив? — Женщина расхохоталась, правда, смех больше походил на брезгливые плевки. — В нем не осталось того, что нужно мне!
Я предположил:
— Семени?
— Разума! — прозвучал презрительный ответ. — Семя я могу получить в любой миг от любого мужчины в мире. Но что в нем проку, если мой ребенок будет похож на меня?!
Повышение тона по мере произнесения фразы завершилось визгом, от которого захотелось зажать уши. Странно, что тайное желание всех матерей мира вызывает у моей собеседницы отчаяние, искромсанное ужасом. В чем же дело?
— Он будет таким же, понимаешь? Таким же!
Таким же… Унаследует кровь, плоть, образ и подобие? Впервые взглянет на мир теми же беспросветно-бездонными глазами, улыбнется угольками губ, протянет к выносившей его женщине ладошки, испещренные, как листья дерева, тонкими темными прожилками…
Теперь, кажется, начинаю понимать.
— Ты не желаешь наследнику своей участи.
И хотя за моими словами не стоял знак вопроса, она ответила:
— Не желаю. И у меня был шанс добиться этого. Пока не вмешался ты!
Значит, старина Лагги требовался для того, чтобы повлиять на зародыша в материнской утробе. Что ж, сия задача была некроманту по плечу. Немного теории, чуточку практики, и говорящая баюкала бы на руках девочку или мальчика, внешне ничем не отличающихся от других людей, но внутри не менее опасных, чем мать. Или даже намного опаснее… Фрэлл! Я действительно ее самый страшный враг.
— Прости, не знал.
— А если бы знал? — Черный взгляд задрожал. — Если бы знал?
Прошлое не возвращается, и гадать, перебирая несбывшиеся мгновения, бессмысленно. В моем теперешнем будущем полученные знания уже не успеют пригодиться, но если на минуточку поддаться одному из любимейших человеческих пороков, греху, который не может принадлежать любой другой расе мира, потому что напрямую зависит от узких рамок отпущенного бытия… можно искренне признать:
— Тогда я убил бы Лагарта сразу же, как увидел. Потому что мир заслуживает лучшей участи, чем оказаться во власти твоих детей.
Такого воя из женских уст я не слышал еще ни разу. Возможно, Лэни смогла бы потягаться в искусстве управления голосом с моей тюремщицей, но сомневаюсь, что победу одержала бы волчица. Не здесь и не сейчас.
— Ненавижу!
Согласен. Спорить не буду. Ты имеешь на это право, сестричка.
— Нет, это даже не ненависть… Я хочу уничтожить тебя! Стереть в пыль, но лишь после того, как ты вдоволь накорчишься от боли!
Вдоволь для тебя, разумеется. Так в чем же трудность? Чего ты ждешь?
— Тебе что-то мешает?
— Мешает?! — Она снова чуть не захлебнулась яростью. — Ты! Вернее, то, что сидит внутри тебя!
А я и забыл… Все правильно, серебряный зверек не позволит ничему и никому нарушить покровы моей плоти. Но ведь под неприступные крепостные стены всегда можно сделать подкоп, не так ли?
— Раньше ты не замечала подобные преграды.
— Раньше… Их и не было! Да, я совершила ошибку. Я не могла и подумать, что все обернется именно так… Но я найду способ ее исправить!
Что же получается? Она не может не только причинить мне боль снаружи, но и… Невероятно. Удивительно. Логично.
Зверек растворен в моей крови и способен скорейшим образом добираться до самых отдаленных от сердца уголков тела, об этом мне было известно давно. Однако, сделав один вывод, я почему-то остановился в полушаге от другого. Если тело моего серебряного друга одновременно является и моей кровью, хотя бы частично, а своим телом он владеет хорошо, то приказы извне бессмысленны: тот командир, что ближе, всегда перекричит находящегося вдали.
Впору рассмеяться, хотя злобная гримаса на лице собеседницы и не располагает к беззаботному веселью. Значит, сестричка, ты не в состоянии что-либо со мной сделать? Сочувствую. На твоем месте я бы тоже успешно обугливался на костре ярости.
— Как я хотела бы смотреть на твою кровь, по капле стекающую на пол! А это можно было бы устроить, ведь однажды уже получилось. Но у меня не хватит сил на все сразу… Пока в тебе есть это клятое серебро, ничего нельзя сделать! Пока в тебе…
Если бы ее глаза умели приобретать оттенок, отличный от черного, можно было бы сказать, что взгляд женщины прояснился. Или стал еще пронзительнее.
— Но ведь его может и не быть в тебе…
А теперь почти мурлыкает. Странно. Стоило бы испугаться, но жизнь уходит из меня быстрее, чем мог бы прийти страх. Я уже едва могу шевелить пальцами, а скоро и вовсе перестану их чувствовать.
— Может и не быть…
Она опустилась на колени, придвинулась ближе, но все же на расстояние большее, чем моя вытянутая рука.
— Не быть…
Веки опустились, пряча взгляд, исполненный непонятного предвкушения, наступила тишина, и я снова остался наедине с собой.
Спасибо за этот подарок, сестричка. Я уж думал, что придется уходить за Порог под твои злобные завывания, ан нет, ты избавила меня от них. Не потому, что хотела сделать приятное, конечно же. Было бы любопытно взглянуть на выражение твоего лица, когда ты откроешь глаза и поймешь, что меня больше нет. Ни в твоей власти, ни вообще на свете. Да, пожалуй, это единственное, о чем стоит чуточку пожалеть. Уйти у врага из-под носа, разве это не завидное деяние? Вот только рассказать будет некому: до Серых Пределов моя душа вряд ли доберется, а после нового рождения прошлые приключения никому не будут интересны…
