- Прими ванну, - проворчал он. - Я не буду спать возле тебя, пока ты покрыта кровью этой ведьмы.
Она осмотрела свои ногти, все еще немного покрытые грязью и синей кровью.
- Ох. Я чистила их уже десять раз.
Она поднялась со своего места сбоку от кровати.
- Почему, - спросил он. - Почему ты спасла ее?
Она запустила руку в свои волосы. Белая повязка вокруг ее плеча проглянула сквозь рубашку вместе с движением. Он даже не знал об этой ране. Он подавил желание потребовать, чтобы она показала ее, чтобы он сам оценил травму — и притянул ее ближе к себе.
- Потому что эта золотоволосая ведьма, Астерина… - сказала Аэлина. - Она прокричала имя Маноны так же, как я твое.
Рован замер. Его королева смотрела в пол, как будто воскрешая в памяти тот момент.
- Как я могу убить кого-то, кто значит целый мир для кого-то другого? Даже если она мой враг.
Небольшое пожатие плеч.
- Я думала, что ты умирал. Казалось кощунством оставить ее умирать на зло. И… - она фыркнула. - Упасть в ущелье казалось довольно дерьмовым способом умереть для кого-то, кто дерется так впечатляюще.
Рован улыбнулся, упиваясь ее видом: бледное, серьезное лицо, грязная одежда, ранения. Тем не менее, ее плечи были расправлены, а подбородок высоко поднят.
- Ты заставляешь меня гордиться тем, что я служу тебе.
Ее губы самодовольно изогнулись, но серебро замерцало на ее глазах.
- Я знаю.
***
- Ты дерьмово выглядишь, - сказала Аэлине Лисандра.
Затем она вспомнила про Эванджелину, которая смотрела на нее широко распахнутыми глазами, и поморщилась.
- Извини.
Эванджелина сложила салфетку на коленях, каждое движение проделано с изяществом маленькой королевы.
- Ты говорила, чтобы я не использовала подобную речь — и тем не менее, ты сама ее используешь.
- Я могу ругаться, - сказала Лисандра, пока Аэлина пыталась сдержать улыбку, - потому что я старше, и я знаю, когда это наиболее эффектно. И прямо сейчас, наша подруга выглядит абсолютно дерьмово.
Эванджелина подняла свои глаза на Аэлину, ее красно-золотистые волосы заблестели в лучах пробившегося в кухонное окно солнечного света.
- По утрам ты выглядишь хуже, Лисандра.
У Аэлины вырвался смешок.
- Осторожнее, Лисандра. У тебя растет озорница.
Лисандра подарила своей юной подопечной пристальный взгляд.
- Если ты доела свой пирог, то очисти наши тарелки, Эванджелина, поднимайся на крышу и устраивай там ад Эдиону и Ровану.
- Будь помягче с Рованом, - прибавила Аэлина. - Он все еще выздоравливает. Но притворись, что это не так. Мужчин бесит, когда над ними трясутся.
С нехорошим блеском в глазах, Эванджелина направилась к передней двери. Аэлина прислушалась, чтобы удостовериться, что девочка действительно поднялась по лестнице, и только после этого обернулась к подруге.
- Она станет большой бедой, когда подрастет.
Лисандра застонала.
- Ты думаешь, я этого не знаю? Одиннадцать лет, а она уже деспот. Это нескончаемый поток "почему?", и я предпочла бы не отвечать, но почему, почему, почему, и нет, я не хочу слушать твоих хороших советов, Лисандра.
Она потерла виски.
- Хоть и деспот, но храбрый деспот, - сказала Аэлина. - Я не думаю, что многие одиннадцатилетние девочки сделали бы то, что сделала она, чтобы спасти тебя.
Опухоль сошла, но синяки все еще омрачали лицо Лисандры, и маленький, заживающий порез возле ее губы оставался воспаленным и красным.
- И я не думаю, что многие девятнадцатилетние девушки боролись бы изо всех сил, чтобы спасти ребенка.
Лисандра смотрела в стол.
- Прости, - сказала Аэлина. - Даже если и Аробинн организовал все это — прости.
- Ты пришла за мной, - Лисандра проговорила это так тихо, едва громче вздоха. - Все вы — вы пришли за мной.
Она в деталях описала Шаолу и Несрин свое ночное пребывание в скрытых подземельях под городскими улицами, мятежники уже прочесывали канализацию в их поисках. Она мало что могла вспомнить об остальных, так как была с завязанными глазами и кляпом. Вопрос, а что было бы, если бы они надели кольцо Вэрда на ее палец, было самым худшим из всего, сказала она. Этот страх будет преследовать ее некоторое время.
- Разве ты думала, что мы не придем за тобой?
- У меня никогда не было друзей, которых заботило бы что со мной происходит, за исключением Саэма и Уэсли. Большинство людей просто позволило бы меня забрать — отвергая меня просто как очередную шлюху.
- Я думала об этом.
- Оу?
Аэлина достала из кармана и протянула через стол сложенный лист бумаги.
- Это для тебя. И для нее.
- Нам не нужно —
Взгляд Лисандры упал на восковую печать. Змея из полуночно-черных чернил: печать Клариссы.
- Что это?
- Открой.
Поглядывая то на нее, то на лист, Лисандра сломала печать и начала читать текст.
- Я, Кларисса ДюВенси, объявляю, что в настоящее время все долги —
Бумага начала трястись.
- Все долги Лисандры и Эванджелины на данный момент полностью уплачены. При первой возможности, они могут получить отметку свободы.
Бумажка упала на стол, когда руки Лисандры обвисли. Она подняла голову и посмотрела на Аэлину.
- Ох, - сказала Аэлина, даже если ее собственные глаза наполнились слезами. - Я ненавижу тебя за то, что ты такая красивая, даже когда плачешь.
- Ты знаешь, как много денег —
- Неужели ты могла подумать, что я оставлю тебя в неволе у нее?
- Я не… Я не знаю, что тебе сказать. Я не знаю, как тебя отблагодарить —
- Ты не должна.
Лисандра закрыла лицо руками и зарыдала.
- Прости меня, если ты хотела делать гордое и благородное дело и придерживаться его на протяжении следующего десятилетия, - начала Аэлина.
Лисандра зарыдала только сильнее.
- Но ты должна понимать, что не было никаких вариантов того, что я собиралась уехать без тебя —
- Заткнись, Аэлина, - проговорила Лисандра сквозь руки. - Просто — заткнись.
Она опустила руки, теперь ее лицо опухло и покрылось пятнами.
Аэлина вздохнула.
- Ох, слава богам. Ты можешь выглядеть ужасно, когда плачешь.
Лисандра расхохоталась.
***
Манона и Астерина остались в горах на весь день и всю ночь, после того, как ее Вторая раскрыла свою скрытую рану. Они словили себе и своим драконам горных коз и зажарили их на огне ночью, пока тщательно продумывали, что они могут сделать.
Когда Манона в конце концов задремала, свернувшись калачиком подле Аброхаса с одеялом звезд над головой, ее голова была яснее, чем за все эти последние месяцы. И тем не менее, что-то не давало ей покоя даже во сне. Она уже знала, что это было, когда проснулась. Выбившаяся из станка Трехликой богини нить.
- Ты готова? - сказала Астерина, оседлав свою небесно-голубую дракониху и улыбнувшись — улыбнувшись настоящей улыбкой.
Манона никогда не видела этой улыбки прежде. Она задалась вопросом, а сколько людей вообще ее видели. Задалась вопросом, а улыбалась ли она сама так хоть раз.
Манона посмотрела на север.
- Есть кое-что, что мне нужно сделать.
Когда она изложила план своей Второй, Астерина не колеблясь заявила, что поедет с ней.
Так что они остановились в Морате на достаточно долгое время, чтобы достать припасы. Они посвятили Соррель и Весту лишь в косвенные подробности и поручили им сообщить герцогу, что ее отозвали.
Они находились в воздухе уже в течении часа, летя упорно и быстро над облаками, чтобы оставаться в их тени. Они пролетали милю за милей. Манона не могла сказать, почему эта нить все еще тянула, почему это казалось таким срочным. Но она упорно продолжала тянуть их, всю дорогу в Рафтхол.
***
Четыре дня. Элида находилась в этой холодной, ужасной камере четыре дня.
Тут было так холодно, что она с трудом могла спать, и еду, которую они забросили внутрь, едва ли можно было назвать съедобной. Страх держал ее настороже, побуждая проверять дверь, оглядывать охранников каждый раз, когда они открывали ее, изучать коридор позади них. Но она не заметила ничего полезного.
Четыре дня — и Манона не пришла за ней. Никто из Черноклювых не пришел.
Она не знала, почему ожидала этого. Манона принудила ее следить за той камерой, в конце концов.
Она старалась не думать о том, что теперь может ждать ее.
Старалась и потерпела неудачу. Она задалась вопросом, а вспомнит ли кто-то ее имя, когда она умрет. Напишут ли его где-то.
Она знала ответ на свой вопрос. И знала, что никто не придет за ней.
Рован устал сильнее, чем он признался Аэлине и Эдиону. И в суматохе планирования, он едва ли мог уловить хотя бы один момент наедине с королевой. Два дня он отдыхал и спал как убитый, прежде чем он смог встать на ноги, и быть в состояние пройти свою тренировку не устав.
